Превращения Арсена Люпена - Морис Леблан Страница 2

Он заметил ее бледность и страх и был так ошеломлен, что попятился, готовый немедленно уйти.

– Не сердись, Кларисса… Это сильнее меня… Скажи только слово, и я исчезну…

Если бы Кларисса услышала его слова, увидела его смирение, она бы воспрянула духом. Но сейчас она была не в состоянии ни видеть, ни слышать. Девушка хотела возмутиться, но смогла лишь пролепетать невнятные упреки. Хотела прогнать его, но не смогла поднять ослабевшие руки. Пальцы ее так дрожали, что ей пришлось поставить лампу. Она пошатнулась и упала, потеряв сознание…

Молодые люди любили друг друга уже три месяца, с того самого дня, как встретились на юге, где Кларисса гостила у подруги по пансиону.

Они сразу же ощутили взаимное притяжение, и если для него это чувство было сладостнее всего в мире, то для нее оно стало знаком неволи, которой она с каждым днем дорожила все больше. С первой минуты Рауль казался ей неким непостижимым и таинственным существом, которого она никогда до конца не разгадает. Его приступы легкомыслия, злая ирония, тревожные настроения порой приводили ее в отчаяние. Но до чего же обаятельным он бывал! Как искрился весельем! Как прекрасны были его всплески энтузиазма и юношеского восторга! Все недостатки Рауля казались продолжением его исключительных достоинств, а изъяны – добродетелями, которые просто еще не полностью раскрылись.

Однажды утром, после своего возвращения в Нормандию, Кларисса с изумлением увидела изящного молодого человека, который сидел на крепостной стене, устремив взгляд на ее окна. Рауль поселился на постоялом дворе в нескольких километрах от замка и чуть ли не ежедневно приезжал на велосипеде, чтобы повидаться с ней вблизи Этиговых Плетней. Рано лишившись матери, Кларисса не была счастлива со своим отцом – человеком суровым, мрачным, алчным, чрезмерно набожным, кичившимся своим титулом да вдобавок еще и ненавидимым собственными фермерами. Когда Рауль, не будучи представлен ему по всей форме, осмелился попросить руки его дочери, барон пришел в такое бешенство от дерзости этого желторотого юнца без положения и связей, что немедленно выгнал бы его взашей, если бы только юноша не смотрел на него так, как смотрит укротитель на свирепого зверя.

Именно после этого злосчастного визита, а также надеясь стереть воспоминание о нем из памяти Рауля, Кларисса дважды совершила ошибку, открыв ему дверь своего будуара. Опасное безрассудство, которым и воспользовался влюбленный юноша.

В то утро, пока Рауль прятался в соседней комнате, Кларисса, сославшись на недомогание, попросила принести обед в ее покои. А потом они долго сидели у открытого окна – нежно обнявшись, еще помня сладость недавних поцелуев… и, несмотря на свое грехопадение, безгрешные.

И однако, Кларисса не могла сдержать слез…

Шли часы. Свежий ветер с моря летел над равниной и ласкал их лица. Перед ними, в низине, за большим, обнесенным оградой садом, раскинулись поля, сияющие солнечно-желтым рапсом; справа тянулся до самого Фекана белый контур высоких скал, а слева виднелись залив Этрета, Порт-д’Эваль и острие огромной скалы Игла Бельваль.

Он тихо произнес:

– Не грусти, любимая. В нашем возрасте жизнь так прекрасна, и она станет еще прекраснее, когда мы устраним все препятствия! Не плачь.

Кларисса утерла слезы и, взглянув на него, попыталась улыбнуться. Рауль был так же строен, как она, но широк в плечах – изящный и сильный одновременно. На энергичном лице сияла лукавая улыбка и искрились весельем глаза. Бриджи и куртка, под которой виднелось белое шерстяное трико, подчеркивали необыкновенную гибкость его тела.

– Рауль, Рауль, – сказала Кларисса печально, – даже сейчас, когда вы смотрите на меня, ваши мысли далеко! Вы больше не думаете обо мне после того, что произошло между нами! Как такое возможно? О чем вы размышляете, Рауль?

Смеясь, он ответил:

– О вашем отце.

– О моем отце?

– Да, о бароне д’Этиге и его гостях. Как господа такого почтенного возраста могут тратить время на убийство в скалах бедных невинных птиц?

– Это просто развлечение.

– Вы уверены? А я, признаться, заинтригован. Послушайте, я бы поверил в это, если бы на дворе не стоял славный тысяча восемьсот девяносто четвертый год… Вы не обидитесь?

– Говорите, друг мой.

– Так вот, кажется, они играют в заговорщиков! Да, уверяю вас, Кларисса… Маркиз де Рольвиль, Матье де ла Вопальер, граф Оскар де Беннето, Ру д’Эстье – все эти знатные господа из Ко находятся в сговоре.

Она нахмурилась:

– Вы говорите глупости, друг мой.

– Но вы слушаете меня с таким очаровательным видом, – ответил Рауль, убежденный, что она ничего об этом не знает. – И смо́трите на меня в ожидании, что сейчас я расскажу вам нечто важное!..

– Нечто важное о любви, Рауль.

Он порывисто обхватил ее голову:

– Вся моя жизнь – это любовь к тебе, драгоценная моя. Если передо мной возникла задача и я жажду ее разрешить, то лишь ради того, чтобы добиться твоей руки; Кларисса, представь только: твой отец – заговорщик, он арестован и приговорен к смерти, но вдруг появляюсь я и спасаю его. Разве после этого он может не позволить нам пожениться?

– Он сдастся рано или поздно, друг мой.

– Никогда! Нет ни единого шанса… и неоткуда ждать помощи…

– У вас есть ваше имя… Рауль д’Андрези.

– И даже этого у меня нет!

– Как это – нет?

– Д’Андрези – девичья фамилия моей матери, которую она вернула себе после смерти отца по требованию своей семьи, возмущенной ее браком.

– Почему? – спросила Кларисса, несколько ошеломленная этим признанием.

– Почему? Потому что мой отец не мог похвастаться знатным происхождением и был беден, как Иов… Простой учитель… и учитель чего? Гимнастики, фехтования и бокса!

– Каково же ваше настоящее имя?

– Ах, оно самое заурядное, бедная моя Кларисса.

– Какое именно?

– Арсен Люпен.

– Арсен Люпен?

– Оно совсем не звучное, и его стоило поменять, вы согласны?

Кларисса была потрясена. Какое имя он носил, для нее не имело значения. Но в глазах барона частица «де» перед фамилией была первейшим достоинством будущего зятя…

Однако она тихо сказала:

– Вам не следовало отрекаться от своего отца. Нет ничего постыдного в профессии учителя.

– Ничего постыдного, – согласился Рауль, смеясь, и этот смех причинил боль Клариссе, – и признаюсь, что я нагло воспользовался уроками бокса и гимнастики, которые он давал мне, когда я был еще ребенком! Но моя мать могла иметь и другие причины, чтобы отречься от этого превосходного человека, а они уж точно никого не касаются.

Рауль