Агата Кристи - Пять поросят Страница 20

– Очень хотела бы. Всегда интересно видеть, как вырос ребенок, которого ты воспитывала.

– Она была, видимо, совсем малышкой, когда вы видели ее в последний раз?

– Ей было пять с половиной лет. Очень милый ребенок. Возможно, даже слишком спокойный. Ей нравились игры, которые она сама и придумывала. Она любила одиночество, отличалась простотой, неизбалованностью.

Пуаро заметил:

– Это ее счастье, что она была тогда такая маленькая…

– В самом деле… Будь она постарше, ей пришлось бы переживать гораздо больше.

– А вместе с тем мне кажется, – сказал Пуаро, – что без некоторых потрясений не обошлось. Сколь бы мало ни понимал ребенок, сколь бы мало ни было дозволено знать Карле, наверное, то время было для нее атмосферой какой-то таинственности. И потом, этот внезапный отъезд – ее словно вырвали с корнями! Такие вещи не проходят бесследно.

Мисс Уильямс заметила задумчиво:

– И все же так было лучше для всех.

– До того, как мы оставим тему о Карле Лемаршан, то есть о маленькой Кэролайн Крейл, я хотел бы вас кое о чем спросить. Только вы сможете ответить на мой вопрос, я уверен в этом.

– То есть?

Пуаро жестикулировал, чтобы яснее выразить свою мысль:

– Тут есть кое-что такое… такой оттенок, который трудно определить… У меня складывается впечатление, когда я вспоминаю об этом ребенке, что ему не уделялось того внимания, какого он заслуживал. Когда я кому-то рассказываю о ней, собеседник кажется удивленным, словно он совсем забыл, что существовал еще и ребенок. И это, наверное, мадемуазель, не вполне естественно. Ребенок в подобных обстоятельствах, конечно, не самая важная особа сам по себе, но ведь он основная, стержневая причина драмы. Возможно, Эмиас Крейл имел основания оставлять или не оставлять свою жену, но обычно, когда рушится семья, ребенок – весьма важный момент. А вот в нашем случае как будто никто не считался с существованием ребенка. И это кажется мне очень странным.

Мисс Уильямс поспешила согласиться:

– Вы коснулись самого важного места, мсье Пуаро. Вы полностью правы! Это частично и заставило меня сказать раньше, что смена обстановки могла быть в некоторых случаях для Карлы очень полезной. Если бы она была старше, она могла бы страдать от пустоты, которая возникла в быту. – Она наклонилась слегка и сказала, подбирая слова: – Понятное дело, в своей практике на протяжении многих лет я встречала разные отношения между родителями и детьми. Много детей, я бы сказала – большинство, страдают от чрезмерного внимания со стороны родителей. Слишком много любви, слишком много забот и присмотра. Ребенок чувствует эту любовь, она нервирует его, ребенок старается избавиться от нее, избавиться от постоянной опеки. Это особенно часто случается, когда в семье один ребенок. Последствия бывают в большинстве случаев горестные. Мужа раздражает, что он на втором плане, он ищет утешения или скорее заботы, внимания в другом месте. Раньше или позже это приводит к разводу. Лучше всего для ребенка, я в этом уверена, чтобы родители относились к нему со здоровым невниманием. Так и происходит, вполне естественно, в семьях, где много детей и мало денег. Детьми как бы пренебрегают, поскольку мать просто-напросто не имеет времени ими заниматься. Дети в таких случаях хорошо понимают, что она их любит, а с другой стороны, их не раздражает слишком докучливое проявление чувств. Но есть еще один аспект. Бывает, что муж и жена так дополняют друг друга, так заняты один другим, что их ребенок не кажется им чем-то реальным. В подобных обстоятельствах я считаю, что ребенок чувствует себя ущемленным, словно забытым на морозе. Вы меня понимаете, я совсем не имею в виду любовь к ребенку. Миссис Крейл, например, была прекрасной матерью, всегда заботилась о Карле, ее здоровье… Она играла с ней, всячески проявляла свою к ней привязанность. И вместе с тем миссис Крейл была всецело увлечена своим мужем. Она существовала, если можно так сказать, только благодаря ему и для него. – Мисс Уильямс помолчала минуту, потом спокойно сказала: – Это, мне кажется, и есть объяснение тому, что она совершила потом.

– Вы хотите сказать, что они больше были похожи на влюбленных, чем на мужа и жену?

Мисс Уильямс чуть нахмурила брови и с легкой неприязнью к небританскому стилю речи Пуаро ответила:

– Можно, наверное, выразиться и так.

– Любил ли он ее так, как она его?

– Он, естественно, отвечал на ее чувства, но он мужчина…

Мисс Уильямс придала последнему слову самое викторианское значение.

– Мужчины… – начала мисс Уильямс и замолчала. Она произнесла это слово так, как богатый помещик произносит слово «большевики», а убежденный коммунист – слово «капиталисты».

Из глубин ее жизни, жизни старой девы и гувернантки, вырвался вихрь бурной страсти. Никто, услыхав ее, не усомнился бы, что для мисс Уильямс мужчины – это враги!

– Вы как будто не очень одобрительно относитесь к мужской половине человечества?

– Мужчинам отдано все наилучшее в мире. Я надеюсь, что так будет не всегда.

Эркюль Пуаро внимательно рассматривал ее. Он легко мог представить себе мисс Уильямс прикованной к ограде, объявившей голодовку и готовой страдать до конца за свои убеждения. Переходя от глобальных проблем к житейским мелочам, он спросил:

– Вам не нравился Эмиас Крейл?

– Совсем не нравился. Я не одобряла его поведения. На месте его жены я бы ушла от него. Есть вещи, с которыми не должна мириться ни одна женщина.

– А миссис Крейл их терпела?

– Да.

– И вы считаете, что она неправильно вела себя?

– Да. Жена должна иметь самоуважение, не позволять себя унижать.

– Вы когда-нибудь говорили миссис Крейл об этом?

– Конечно, нет! Не мне было ей говорить. Меня наняли для того, чтобы я воспитывала Анджелу, а не для советов миссис Крейл, она в них не нуждалась. Это было бы с моей стороны большой невоспитанностью.

– Вы любили миссис Крейл?

– Миссис Крейл была очень мила. – Голос достойной гувернантки смягчился, наполнился теплом и волнением. – И мне было ее очень жаль!

– А ваша воспитанница Анджела Уоррен?

– Это была интересная девочка. Привлекательнее всех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело. Очень умная девочка. Правда, крайне недисциплинированная, резкая, во многих случаях с нею трудно было договориться. – Она немного помолчала. – Я всегда верила, что она сделает в жизни что-то значительное. И она сделала! Вы читали ее книгу о Сахаре? Она вела раскопки гробниц Фаюма. Да, я горжусь Анджелой. Я недолго жила в Олдербери – два с половиной года, но мне всегда приятно чувствовать, что и я содействовала развитию ее способностей, одобряя увлечение археологией.

Пуаро сказал:

– Насколько мне известно, было решено отправить ее в школу. Вас, наверное, это огорчило?

– Напротив, мсье Пуаро, я была полностью согласна. – Потом, после некоторой паузы: – Я хочу вам раскрыть истинное положение дел. Анджела была милая, симпатичная девочка, которую можно только любить. Нежная, пылкая, импульсивная. И очень непростая. Она достигла возраста, когда ты уже не ребенок, но еще не женщина. Временами разумная и зрелая, как взрослый человек, она вдруг становилась лукавой, взбалмошной, с нетерпимыми поступками. В этом возрасте, вы знаете, у девочек происходят довольно сложные душевные изменения… Они становятся чрезвычайно уязвимы, все их оскорбляет, они сердятся, когда к ним относятся как к детям, и наоборот – им неловко, если видишь в них женщину. Анджела находилась в подобном душевном состоянии. Она нервничала, обижалась ни с того ни с сего, вспыхивала. Бывало, целыми днями сидела, насупившись, ничего не делая, а потом снова предавалась своим забавам – лазила по деревьям в саду, играла с детьми в разбойников, не признавала никаких авторитетов.

Мисс Уильямс опять помолчала.

– Когда девочки подходят к этой фазе, школа может быть им полезна. У них возникает потребность в авторитете. Здоровая дисциплина коллектива помогает им стать разумным членом общества. Условия, которые были у Анджелы дома, я не решусь назвать идеальными. Во-первых, миссис Крейл баловала ее. Девочка считала, что время и внимание сестры принадлежат ей. Это приводило к конфликтам с мистером Крейлом. Тот, понятно, считал, что он должен быть на первом месте, и домогался этого. Он действительно очень любил девочку, они были хорошими друзьями, а их перебранки были в общем-то беззлобными. Однако порой случалось, что излишнее внимание миссис Крейл к Анджеле сердило его, а если миссис Крейл выступала в защиту мужа, сердилась Анджела. Бывали случаи, когда Анджела, чтоб отомстить, устраивала мистеру Крейлу какую-то гадость. Мистер Крейл имел привычку пить залпом. Анджела однажды насыпала ему в напиток целую горсть соли. Смесь, разумеется, вызвала рвоту, мистер Крейл просто онемел от злости. Но вершиной ее проделок были улитки, которые она подсунула ему в постель. Мистер Крейл особенно их не терпел… Он тогда окончательно вышел из себя и сказал, что девочку пора отправить в интернат. Анджелу это страшно огорчило. Хотя она сама раз или два высказывала желание пойти в интернат, она устроила чуть ли не истерику. Миссис Крейл не хотела, чтобы Анджела уезжала, однако дала себя убедить – главным образом благодаря моим уговорам. Я ей объяснила, что это – для блага Анджелы, что, по-моему, школа пойдет ей на пользу. Было решено осенью отправить Анджелу в Холстон, в довольно хороший интернат на южном берегу. Но миссис Крейл тем не менее была этим удручена, а Анджела обижалась на мистера Крейла. Это не было чем-то слишком серьезным, вы меня понимаете, мсье Пуаро, но усиливало нервозность в доме при всем том, что там уже было.