Морис Леблан - Остров тридцати гробов Страница 20

— Ах, если бы это было правдой!

— Уверяю тебя, так и будет. Нам останется лишь освободить Стефана.

— Твоего учителя? Ты знаешь, где он заперт?

— Более или менее. Дед нам объяснил, что это подземелье состоит из двух этажей, один над другим, а последняя келья каждого этажа переделана в тюремную камеру. Я занимаю одну из них. Значит, Стефан должен занимать другую, подо мной. Беспокоит меня одно…

— Что же тебя беспокоит?

— Видишь ли, по мнению деда, когда-то эти две камеры использовались как застенки для казней, «пыточные клети», по его выражению.

— Да что ты говоришь! Какой ужас!

— Не пугайся, мама. Ты же видишь, никто и не думает меня пытать. Но на всякий случай, не зная, что они собираются делать со Стефаном, я через Дело-в-шляпе послал ему еду. Уж он-то должен был найти туда лазейку.

— Нет, — возразила Вероника, — Дело-в-шляпе тебя не понял.

— Откуда ты знаешь, мама?

— Он решил, что ты посылаешь еду в комнату Стефана Мару, и сложил все у него под кроватью.

— Но как же тогда Стефан? — с тревогой воскликнул мальчик и тут же добавил: — Вот видишь, мама, нужно торопиться, если мы хотим спасти Стефана и спастись сами.

— Чего ты опасаешься?

— Ничего, если мы будем действовать быстро.

— Но все же…

— Ничего, уверяю тебя. Я уверен, мы преодолеем все преграды.

— А вдруг появится что-нибудь еще, опасности, которых мы не можем предвидеть?

— Тогда, — рассмеявшись, ответил Франсуа, — здесь появится тот, кто должен был сюда прийти, и защитит нас.

— Вот видишь, дорогой, ты сам признаешь, что помощь нам необходима.

— Да нет же, мама, просто я хочу тебя уверить, что ничего страшного не случится. Неужели ты считаешь, что сын, который наконец-то нашел свою мать, потеряет ее снова? Разве это возможно? В подлинной жизни такое может случиться, но мы-то с тобой живем сейчас в настоящем романе, а в романах все всегда как-то устраивается. Спроси у Дела-в-шляпе. Не правда ли, дружок, мы одержим победу и снова будем вместе и счастливы? Ты со мной согласен, Дело-в-шляпе? Тогда ступай, старина, проводи маму. А я заделаю пока дыру на случай, если сюда кто-то придет. Главное, не пытайся сюда проникнуть, если дыра будет закрыта, ладно, Дело-в-шляпе? Это опасно. Иди, мама, и, когда пойдешь обратно, постарайся не шуметь.

Путешествие оказалось недолгим. Вероника сразу нашла кирку. Через сорок минут женщина уже была на месте и ухитрилась просунуть инструмент в камеру к сыну.

— Пока никого не было, — сообщил Франсуа, — но они вот-вот могут прийти, так что будет лучше, если ты скроешься. У меня тут работы, по-видимому, на целую ночь; к тому же мне, наверное, придется ее прерывать, если придут с обходом. Короче, жду тебя завтра к семи часам. Да, я тут подумал насчет Стефана. Недавно я слышал внизу шум — это подтверждает мою мысль, что он где-то подо мной. Отверстие, через которое в мою камеру попадает свет, слишком узкое, мне в него не пролезть. Скажи, там, где ты сейчас находишься, есть достаточно широкое окно?

— Нет, но его можно расширить, вынув несколько камней.

— Чудесно. В мастерской Магеннока есть бамбуковая лестница с железными крючьями на конце, завтра утром ты принесешь ее сюда, она легкая. Захвати также какой-нибудь еды и одеяла, их можно оставить в кустах у входа в подземелье.

— Зачем это, родной мой?

— Увидишь. У меня есть план. Прощай, мама, отдохни хорошенько и наберись сил. День нам предстоит тяжелый.

Вероника воспользовалась советом сына. На следующее утро, преисполненная надежды, она снова проделала путь до застенка. Дело-в-шляпе решил на этот раз проявить независимость и ее не сопровождал.

— Тише, мама, — шепнул Франсуа еле-еле, так что Вероника едва его услышала. — За мною наблюдают, мне кажется даже, что кто-то прохаживается по коридору. Впрочем, работу я свою почти закончил, камни скоро можно будет вынуть. Часа через два все будет готово. Ты принесла лестницу?

— Да.

— Тогда попробуй расширить окно, так мы сэкономим время. Я в самом деле боюсь за Стефана… Главное, не шуми.

Вероника отошла от стены.

Окно находилось всего в метре от пола, а камни в проеме, как она и предполагала, держались лишь за счет собственного веса и взаимного расположения. Она расширила отверстие, которое оказалось достаточным для того, чтобы свободно просунуть в него принесенную ею лестницу и зацепить ее крюками за подоконник.

Внизу, метрах в тридцати-сорока, шумело море — белое от пены, охраняемое сотнями сарекских рифов. Однако подножия утеса Вероника не увидела: прямо под окном был небольшой гранитный выступ, на котором, как оказалось, стояла лестница — вместо того чтобы висеть вертикально.

«Это поможет Франсуа», — подумала Вероника.

Тем не менее предприятие казалось ей весьма опасным, и она заколебалась: может, будет лучше, если на риск пойдет она, а не сын. К тому же Франсуа мог и ошибиться, и камера Стефана была вовсе не здесь, а если и здесь, то проникнуть в нее снаружи не представлялось возможным. В таком случае они лишь потеряют много времени, а мальчик без нужды будет подвергать себя опасности.

В этот миг Вероника почувствовала такую потребность в самопожертвовании, такое желание выразить свою нежность к сыну в немедленном действии, что не раздумывая приняла решение: так люди без колебаний принимают на себя долг, который нельзя не выполнить. Ничто не могло ее остановить: ни лестница, слишком сильно загнутые крюки которой не прилегали всей плоскостью к подоконнику, ни вид бездны, от которой у нее сразу закружилась голова. Нужно было действовать. И Вероника принялась за дело.

Подколов юбку, она влезла на подоконник, встала на колени и нащупала ногою ступеньку. Дрожь сотрясала все ее тело. Сердце в груди стучало вовсю, словно колокол. Тем не менее она с безрассудной отвагой вцепилась в боковины лестницы и начала спускаться.

Спуск оказался недолгим. В лестнице было двадцать ступенек, Вероника это знала. Она принялась их считать. На двадцатой она взглянула налево и с несказанной радостью прошептала:

— О, Франсуа! Милый мой мальчик!

Примерно в метре от себя Вероника увидела впадину, углубление, напоминавшее вход в пещеру, выдолбленную в скале.

Она позвала:

— Стефан! Стефан!

Однако голос ее прозвучал столь тихо, что, даже если Стефан Мару и был там, услышать ее он не мог.

Вероника помедлила, но ноги под ней уже начали подгибаться, у нее не осталось больше сил ни подняться наверх, ни продолжать висеть на лестнице. Пользуясь неровностями скалы, она, рискуя сорваться, переставила немного лестницу и, каким-то чудом — она это понимала — ухватившись за выступающий из скалы кусок кремня, поставила ногу в пещеру. Затем, собрав все силы, она сделала отчаянный рывок, позволивший ей сохранить равновесие, и оказалась в пещере.

Обретя под ногами твердую почву, Вероника сразу увидела лежавшего на соломе связанного человека.

Пещера была тесной, неглубокой, особенно в верхней своей части, пол ее имел небольшой наклон, отчего издали вход в нее должен был походить на простую неровность в скале. Край пещеры никак не был огражден. Свет беспрепятственно проникал внутрь.

Вероника подошла к лежащему. Человек не шевелился. Он спал.

Женщина наклонилась над ним, и, хотя и не узнала его, все же ей показалось, будто из покрытого туманом прошлого, в котором постепенно растворяются образы детства, выплывает какое-то воспоминание. Этого человека она не знала, но его мягкие, правильные, несколько женственные черты лица, широкий бледный лоб напомнили Веронике прелестное личико одной ее подруги по монастырю, умершей еще перед войной.

Ловкими движениями она развязала веревку, которой были обмотаны кисти спящего.

Не просыпаясь, мужчина потянулся, словно был уже готов к этой привычной операции, отнюдь не обязательно вырывавшей его из объятий сна. Видимо, его время от времени развязывали, чтобы он мог поесть, причем делали это ночью, так как он вдруг пробормотал:

— Уже?.. Но я не голоден. Еще светло.

Судя по всему, последнее наблюдение его удивило. Он приоткрыл глаза и тут же сел, разглядывая — явно впервые при свете дня — стоявшую перед ним женщину.

Особого удивления узник не выказывал, находясь, по-видимому, еще во власти сна. Решив, скорее всего, что он жертва галлюцинаций, он вполголоса пробормотал:

— Вероника… Вероника…

Немного смущаясь под взглядом Стефана, Вероника продолжала освобождать его от пут, и, ощутив на своих руках и ногах прикосновения пальцев молодой женщины, он вдруг осознал, насколько невероятно ее появление, и вскричал изменившимся голосом:

— Вы? Вы? Неужто это возможно? Ну скажите хоть слово, одно слово… Неужто это и в самом деле вы?

Затем, словно про себя, повторил:

— Это она… Она самая… Здесь…

Внезапно придя в волнение, Стефан продолжал:

— Вы! А ночью… в те ночи… это не вы сюда приходили? Это была другая, да? Враг? Ах, простите, что я спрашиваю вас об этом. Я не могу понять… Как вы сюда попали?