Джон Карр - Смерть и Золотой человек Страница 20

— Рыжик, как приятно снова видеть твою безобразную физиономию! — Она обвила руками его шею. — Но ты не должен выходить из себя из-за каких-то пустяков. Смотри-ка, ты горячий! Вот здесь.

Она вытащила из рукава носовой платок и начала тереть ему лицо. При подобной процедуре, даже проделываемой с самыми лучшими намерениями, любой мужчина почувствует себя не в своей тарелке. Капитан и без того каменел от робости всякий раз, как к нему приближалась Элинор; сейчас же он так резко отпрянул, как будто обжегся. Оживленность мистера Джеймса отнюдь не улучшила его состояние. Внезапно капитан Доусон отодвинул Элинор в сторону — правда, очень бережно, словно она была хрупким хрустальным сосудом.

— Есть у вас специальность? — спросил он.

— Если вам интересно, я подумывал изучать медицину — как Уильям Гилберт Грейс, величайший игрок в крикет в истории Англии. Но мне ни разу не удавалось одолеть первый курс и запомнить что-нибудь, кроме разных смешных обрывков.

— Смешные обрывки, — кивнула Элинор, — вот именно.

— Если бестолковый моряк случайно проявляет интерес к чему-либо, кроме искусства мореплавания или артиллерии, его устремления смешны и нелепы. — Капитан Доусон в недоумении пожал плечами. — Но если штатский человек интересуется картинами или… — Он вдруг замолчал. — Господи! — воскликнул он после паузы, как будто его осенило. — Я же забыл! Подарок!

— Подарок? — удивилась Элинор.

— У меня для тебя подарок. Точнее, я должен был подарить его на Рождество, но никак не успевал переправить вовремя, вот и решил, что сам его привезу… Но… сейчас вряд ли тебе захочется на него смотреть…

— Рыжик! Как мило с твоей стороны! Я с удовольствием! Где он?

Капитан наморщил лоб:

— На улице, в моей сумке — на задке саней.

— А сани где?

— Наверное, у теплицы. Погоди, сейчас принесу.

— Нет, милый, — Элинор опустила одну руку, — не туда. Жаль, что за столько времени ты не успел как следует изучить расположение комнат в нашем доме. Рядом с нами, через стенку, — библиотека. Перед ней — восточный сераль милой старушки Флавии, скопированный с Павильона в Брайтоне. Оттуда можно через теплицу выйти на улицу.

— Точно. Спасибо! Сейчас вернусь.

Когда он ушел, Винсент Джеймс перестал сдерживаться и громко расхохотался. Смеялся он долго. К смуглым щекам Элинор прилила кровь. Сейчас вид у нее был опасный.

— Боже, боже! — сказала она. — Что тебя так развеселило?

— Ничего. Извини. Он ведь неплохой малый — в своем роде. Не хочешь сыграть в бильярд?

— Спасибо, нет.

— Перестань, старушка. Не дуйся! Сыграем партию. — Винс вывинтил сетку для настольного тенниса и свернул ее. Затем сдвинул теннисный стол, а потом внезапно поднял его в воздух.

Элинор внимательно смотрела на него.

— Конечно, — заявила она, — мысль о задумчивости любого рода может показаться тебе странной. Полагаю, вы, мужчины, считаете, будто задумчивость не вяжется с мужественностью. Определенно, так и есть. Все дело в… Тебя что-то встревожило?

— Только воспоминания, старушка, — ответил Винс, прислоняя столешницу к стене. — Только воспоминания.

Он развернулся, подошел к ней легкой, уверенной походкой и протянул руку. Элинор отпрянула, но он ее поймал. Обнял, запрокинул ее голову назад и целовал секунд двадцать.

Элинор высвободилась. Они стояли в тени, вдали от света лампы, и в глазах Элинор плясали язычки каминного пламени.

— Значит, — сказала она, — Рыжик Доусон вернулся.

— Что дальше, тигрица?

— А ты не выносишь, когда кто-то другой чем-то обладает, — продолжала Элинор, — даже когда сам не жаждешь заполучить предмет обладания.

— Перестань, малышка. Хватит болтать глупости. Я поцеловал тебя на прощание — и дал свое благословение. Вот, еще раз… — После паузы он добавил: — Твой Как-его-там Доусон сможет так?

— Черт тебя побери! Пусти!

— Самый последний. Просто на счастье.

На этот раз Элинор закинула руки ему на шею. Ей пришлось стать на цыпочки. Пламя в камине потрескивало, выстреливало искрами; за окнами, украшенными гербами, медленно падал снег. Элинор всхлипнула; на палисандровых панелях плясали тени… Когда Бетти Стэнхоуп открыла дверь бильярдной, они оставались в том же положении.

Бетти быстро повернула к выходу. Но Винс, у которого глаза были открыты, заметил ее. Он выпрямился и опустил руки. Впервые за много месяцев он выглядел так, словно что-то сделал неправильно, и он это понимал. Подойдя к столу, он принялся придирчиво выбирать себе кий.

— Извините, — сказала Бетти, успевшая сменить лыжный костюм на темное платье. — Я не знала…

— Зачем извиняться? — Элинор пожала плечами. — Никому никакого вреда, верно? Винс, у тебя есть сигареты?

— Старушка, ты ведь знаешь, что я не курю.

— Да, конечно. Вредно для легких. Сокращает что-то там. Бет, а у тебя сигареты есть?

Несмотря на апатию, Элинор запыхалась и нервничала. На ней по-прежнему были свободные брюки и желтый свитер, подчеркивавший форму груди. По ее знаку Бетти взяла с бокового стола сигаретницу и протянула сводной сестре.

Винс посмотрел на Бетти.

— Надеюсь, — сказал он, — ты не усмотрела здесь ничего личного. — Он удивился, когда обе девушки рассмеялись.

— Что ты, конечно нет, — заверила его Элинор. — В конце концов, Бет не такая глупышка. Вчера ночью она сама обнималась с молодым исследователем в одном из самых романтичных местечек в доме, так что кому и понимать нас, как не ей.

— Что еще за молодой исследователь?

— Твой друг, мистер Вуд.

— Перестань! — Винс положил бильярдный кий.

— Говорю тебе, это правда!

Бетти не стала ничего объяснять. Взяв со стола зажигалку, она поднесла ее к сигарете Элинор. Сводные сестры и в самом деле любили друг друга. Каждая из них, по мнению другой, обладала качествами, которых ей недоставало. Но дела в Доме Масок настолько запутались, что вести себя непринужденно стало вдруг очень трудно. Через секунду все стало еще сложнее, потому что дверь, ведущая в библиотеку, открылась, и в бильярдную вошел капитан Доусон.

— Вот, — заявил он.

Он нисколько не удивился тому, что Элинор вдруг подошла к нему и схватила за руку с пылом, какого никогда не выказывала прежде.

— Рыжик Доусон, иногда мне хочется тебя убить!

— Тогда бей ножом, — бодро посоветовал капитан. — А за что?

— Просто за то, что ты такой!

— Я тебя понимаю. Нет, скорее, я совсем ничего не понимаю, но, раз тебе это доставит удовольствие, действуй. Ты не собираешься открыть подарок?

Подарком оказалось кольцо белого золота с изумрудами, выложенными в виде туго связанного узла. Элинор вынула кольцо из коробочки с атласной подкладкой, завернутой в салфетку с рождественским рисунком.

— Рыжик! Какая прелесть!

— Нравится? Тебе в самом деле нравится? Узел сделан правильно, — уточнил капитан. — Сначала они выложили камешки наподобие бабушкиного узелка. Я заставил переделать.

— Но, милый… кольцо! Почти как обручальное!

— Правда?

— Ну конечно!

— Тогда считай, что так и есть, — громко заявил капитан.

Наступила тишина. Двигаясь бесшумно и ловко, Винс Джеймс раскладывал на зеленом сукне бильярдные шары. Его внимание было всецело поглощено ими.

— Рыжик, ты что, делаешь мне предложение? При всех?

— Они придают мне смелости, — ответил капитан. — «Тот, кто судьбы боится слишком или стесняется заслуг…» — как там дальше, не помню. Да!

Последнее слово он едва ли не проревел.

— Есть другие кандидаты? — поинтересовалась Элинор.

— Элинор! — оборвала сестру Бетти и шагнула вперед.

Винс, по-прежнему поглощенный своим занятием, склонился над бильярдным столом, отставил в сторону левый локоть, пару раз примерился и ударил кием по шару. Мягкий щелчок — и шар полетел в лузу. За ним другой. Некоторое время в тишине слышались только пощелкивания. На лице Элинор застыло странное выражение; внимательный наблюдатель, возможно, решил бы, что она сейчас расплачется.

— Не то чтобы мое предложение было неожиданным… — продолжал капитан.

— Рой Доусон, — воскликнула Элинор, — не желаю, чтобы меня застигали врасплох, — к тому же ты в курсе! — Глаза ее сверкнули. — В такое время…

— Я забыл, — тихо сказал капитан Доусон и после долгой паузы продолжал: — Твой отец. Убийство.

Последнее слово ударило по всем свинцовой тяжестью. Винс обошел вокруг стола, глядя на сукно.

— Извините. — Он вежливо отодвинул капитана с дороги.

Нагнулся над столом, прицелился…

— Все не так плохо! — воскликнула Бетти, тщетно пытаясь быть тактичной. — Мама даже думает, что завтрашнее представление с фокусником и «волшебным фонарем» состоится. Она говорит, что ей весь день названивают приходской священник и миссис Клаттербак; они не простят нас, если мы их разочаруем.