Элджернон Блэквуд - Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса Страница 20

Они обошли весь город, и она показала ему то, что считала его главной достопримечательностью: мрачный, полуразрушенный аристократического вида особняк, где в течение многих столетий обитали ее предки по матери, а также древнюю рыночную площадь, на которой семьсот лет назад десятками сжигали ведьм. Ее речь струилась, как плавный живой ручей, но до его сознания доходила едва ли пятидесятая часть всего сказанного; ковыляя рядом с девушкой, он проклинал свои сорок пять лет, находившиеся в таком вопиющем противоречии с его воспрявшими из небытия юношескими стремлениями. И все время, пока она говорила, Англия и Сурбитон казались чем-то бесконечно далеким, представляющим какую-то совершенно иную эпоху мировой истории. Ее голос пробуждал в нем что-то древнее, что-то бесконечно долго спавшее, он убаюкивал верхние слои его сознания, вызывая из глубин что-то давно забытое. То же самое происходило и с городом — его внешняя, претендующая на активную современную жизнь сторона как-то мертвенно оцепенела, а то, что скрывалось под этой обманчивой оболочкой, все настойчивее пыталось пробиться на поверхность. Темный занавес беспокойно покачивался. Впечатление было такое, будто он вот-вот поднимется…

Наконец Везин стал кое-что понимать в происходящем. Ему как бы передавалось общее настроение города. Чем больше приглушалось его обычное внешнее Я, тем явственнее утверждала себя та внутренняя тайная жизнь, которая обладала истинной реальностью и силой. А девушка была верховной жрицей, главный орудием осуществления этого мистического действа. В то время как они брели по извилистым улицам, в уме маленького господина зарождались новые мысли, новые толкования, а озаренный мягким солнечным светом живописный старый город с фронтонами еще никогда не казался ему таким удивительным и манящим.

И только одно, казалось бы, незначительное само по себе и совершенно необъяснимое происшествие встревожило и озадачило его: проходя мимо парка, он показал своей юной спутнице на столб голубоватого дыма, поднимавшийся над горящими осенними листьями, особенно живописный над красными крышами, потом подошел ближе и подозвал ее к себе, чтобы она могла полюбоваться языками огня, вырывающимися из груды сора. Однако Ильзе при виде этого зрелища изменилась в лице, повернулась и помчалась как ветер, выкрикивая на бегу какие-то сумбурные фразы, из которых он понял лишь одно: она сильно напугана огнем и спешит как можно быстрее скрыться, призывая его бежать вместе с ней.

Но минут через пять она вновь была спокойна и счастлива, как будто не произошло ничего такого, что могло бы ее встревожить, и оба вскоре забыли об этом случае.

Сидя на полуразрушенном парапете крепостной стены, они слушали странную музыку оркестра, который он слышал еще в день своего прибытия. Эта музыка, как и в первый раз, глубоко его тронула; под впечатлением дивных звуков он вдруг заговорил на французском языке с необычайной беглостью. Девушка была совсем рядом. И ни души вокруг. Побуждаемый непреодолимым импульсом, он забормотал что-то невнятное о своем восхищении ею. При первых же словах Ильзе легко соскочила с парапета и, улыбаясь, подошла так близко, что почти касалась его колен. Она была, как обычно, без шляпы, и солнце освещаю сбоку ее волосы, щеку и шею.

— О, я так рада! — вскричала девушка и от радости захлопала в ладоши. — Так рада, ведь, если ты любишь меня, ты должен любить и то, что я делаю, и тех, к кому я принадлежу.

Везин горько пожалел о своей несдержанности. Что-то в ее словах сразу остудило его пыл. Он понял, как опасно пускаться в плавание по бурному неизведанному морю.

— Я хочу сказать, что ты примешь участие в нашей реальной жизни, — умоляюще добавила она, видимо заметив его охлаждение. — Ты непременно вернешься к нам.

Эта девочка уже прочно держала его в руках, и он все явственнее ощущал ее власть над собой; от нее исходил какой-то мощный флюид, наводивший на мысль, что при всей своей кажущейся простоте она управляет некими могучими и величественными силами. И он вновь мысленно увидел Ильзе в огне и дыму, среди бушующих стихий, рядом с ее ужасной матерью. Она была как бы воплощением грозной силы. Это смутно ощущалось в ее улыбке и чарующе простодушном виде.

— Я знаю, ты непременно вернешься, — повторила девушка, не отрывая от него взгляда.

Они были совсем одни на крепостной стене, и сознание, что она так дорожит им, пробудило в его крови дикую чувственность. Его неудержимо привлекали и ее свобода, и ее сдержанность; но все, что в нем было истинно мужского, восставало против стремления постепенно подчинить его своей воле, тогда как его неизрасходованная юношеская пылкость страстно приветствовала это стремление. В конце концов, однако, возобладало непреодолимое желание отстоять свою личность, свое Я.

Девушка снова притихла, опираясь локтями о широкий парапет, — недвижимая, словно каменное изваяние, она смотрела на темнеющую равнину. Везин постарался взять себя в руки.

— Скажи мне, Ильзе, — произнес он, бессознательно подражая ее мурлыкающему голосу, но в то же время сознавая, что говорит совершенно всерьез. — Что скрывается под наружным видом этого города и что это за реальная жизнь, о которой ты только что упомянула? Почему здешние жители наблюдают за мной с утра до вечера? Что все это означает? И еще скажи мне, кто ты такая?

Она повернулась к нему и, полуприкрыв глаза, стала смотреть на него из-под густых ресниц; на ее лице появился слабый надет румянца, выдавая растущее внутреннее волнение.

— Мне кажется… — запинаясь, пробормотал он, странно оробев под ее взглядом, — что я имею некоторое право знать…

Внезапно глаза девушки широко открылись.

— Стало быть, ты любишь меня? — ласково спросила она.

— Да, клянусь! — вскричал он в приливе нахлынувших чувств. — Я никогда не чувствовал ничего подобного… Никогда не знал другой девушки, которая…

— Тогда у тебя есть право знать, — спокойно перебила она его путаное признание, — любящие делятся всеми тайнами.

Ильзе замолчала, и в его жилах словно заполыхал огонь. Ее слова вознесли его высоко над землей, озарили лучами счастья, и почти в тот же миг, по странному контрасту, он подумал о смерти. Глядя ему прямо в глаза, она снова прошептала:

— Реальная жизнь, о которой я говорю, это старая-старая жизнь внутри нас, жизнь давно минувших времен, жизнь, к которой ты некогда принадлежал и все еще принадлежишь.

В глубине его души колыхнулась слабая волна воспоминаний, ее тихий голос проникал в самую душу. Он инстинктивно чувствовал, что она говорит чистую правду, хотя и не мог осознать всего ее значения. Теперешняя жизнь, казалось, ускользала от него, а его личность сливалась с другой, гораздо более древней и великой. Именно утрата его теперешнего Я и вызвала у него мысль о смерти.

— Ты приехал сюда, — продолжала девушка, — чтобы вернуться в свою прежнюю жизнь; люди чувствуют твое присутствие и хотят знать о твоем решении: оставишь ты их или… — Она не сводила с него глаз, и он вдруг заметил, что ее лицо стало увеличиваться и темнеть, на него как будто лег отпечаток возраста. — Их мысли постоянно витают вокруг твоей души, поэтому тебе и кажется, что они наблюдают за тобой. На самом же деле их глаза не смотрят на тебя, к тебе взывает их внутренняя жизнь. Когда-то, давным-давно, ты жил среди них, и они хотят, чтобы ты возвратился к ним вновь.

В робком сердце Везина шевельнулся испуг, но глаза девушки по-прежнему держали его в сетях радости, и у него не было желания бежать. Под воздействием ее чар он утрачивал свое привычное Я.

— Без посторонней помощи эти люди никогда не смогли бы пленить и удержать тебя, для этого их магнетической силы недостаточно, она сильно ослабла за эти долгие годы. Но я, — Ильзе посмотрела на него, и в ее великолепных глазах светилась бесстрашная уверенность, — но я обладаю такими чарами, которые могут покорить и удержать тебя, — это чары древней любви. Я могу вновь покорить тебя и вернуть в твою прежнюю жизнь, ибо нас соединяют древние узы, и мне ничего не стоит ими воспользоваться, ибо они неразрывны. Ведь я все еще хочу тебя. Ты любимый дух моего смутного прошлого. — Она прижалась к нему теснее, глядя прямо ему в глаза, и пропела: — Я хочу, чтобы ты принадлежал мне, ибо ты любишь меня и поэтому всецело в моей власти.

В той странной экзальтации, в которой пребывал Везин, он и слышат и не слышат ее, понимал и не понимал. Этот дольний мир лежат у его ног, сотканный из музыки и цветов, а он парил высоко над ним, в ярком сиянии безмерного восторга. От изумительных слов девушки у него замираю дыхание, кружилась голова — они опьяняли его. И все же за каждой ее фразой таилась ужасная мысль о смерти, и исходившие от нее языки огня и клубы черного дыма уже лизали его душу.

Очевидно, они общались друг с другом на языке чувств, ибо Везин никогда бы не смог выразить по-французски всего, что он ей сказал. Но девушка прекрасно понимала его, а то, что говорила она сама, звучало, как давно знакомые стихи. Его маленькая душа с трудом выдерживала переполнявшую ее сладостную боль.