Джон Карр - Разбудить смерть Страница 20

– Да, – холодно сказала Франсин, заставляя своим тоном усомниться в своей правдивости. – Может, остальные его не заметили, потому что она все время была в меховом манто. Но я видела его перед театром. Я…

– Мы не сомневаемся, мисс Форбс, что вы говорите правду, – сказал Хэдли таким тоном, словно желал уколоть ее. – Когда вы его видели?

– До театра. Как раз перед тем, как уходили обедать. Я зашла к ней, чтобы спросить, собирается ли она надеть в театр вечернее платье.

– В какое время это было?

– Около семи вечера.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Она сказала, что слишком устала для этого. И еще сказала, что не пошла бы в театр, но не хотела отставать от компании, сказала, что считает это неприличным. – Франсин замолкла. Темно-карие глаза под удлиненными веками, которые придавали такую живость ее белоснежному лицу, сверкнули в сторону Хэдли, словно раздумывая. – Она сказала…

– Минутку. Она сказала, что не хотела отставать от компании. Значит, она была встревожена или напугана?

– Нет, я так не думаю. Ее не так просто напугать. – Опять возникла пауза. Франсин говорила так бесстрастно, что Кент удивился. – Когда я к ней вошла, ее дорожный сундук был открыт, но еще не распакован. Она сказала, что займется этим после театра. Она стояла перед туалетным столиком и рассматривала этот браслет на руке у себя. Я от восхищения сначала слова не могла сказать. Я спросила, не новая ли это покупка. Она сказала «да» и добавила: «Если со мной что-нибудь случится, чего я вовсе не ожидаю, возьми его себе».

Хэдли скользнул по ней быстрым взглядом:

– Она была вашей близкой подругой?

– Нет. Я даже не уверена, что нравилась ей. Но, думаю, она мне доверяла.

Для Франсин это было странным замечанием. Очевидно, так же показалось и Мелитте с Дэном, потому что они начали перешептываться.

– Что-нибудь еще, мисс Форбс?

– Ну, она очень строго на меня посмотрела и спросила, приходилось ли мне видеть что-нибудь в этом роде. «Нет, конечно», – сказала я и стала рассматривать браслет более внимательно. Я спросила у нее, имеет ли надпись на нем какой-то смысл, то есть личный смысл. И она ответила: «Только если человек способен ее прочитать. В этом-то и заключается ее смысл».

И снова Хэдли посмотрел на доктора Фелла. Тот казался заинтригованным и сардонически улыбался.

– «Только если человек способен ее прочитать. В этом-то и заключается ее смысл»… – пробормотал Хэдли. – Постойте! Вы хотите сказать, что эта латинская надпись представляет собой какую-то загадку или шифр? Господи, неужели нам и так недостаточно…

– Осторожнее, Хэдли, – предостерег доктор Фелл. – Я в этом очень сомневаюсь. Еще что-нибудь, мисс Форбс?

– Нет, это все. Не знаю, что она хотела сказать. Я никогда не подозревала ее в хитрости. Поэтому я возвратилась к себе, и больше она об этом не говорила. Могу я теперь взять его?

– Что взять?

– Этот браслет. Она обещала…

Это было настолько не в ее характере, что даже голос звучал фальшиво. Франсин быстро исправилась, слегка закашлявшись, и попыталась вернуть себе прежний невозмутимый вид. Хэдли с не очень приятной улыбкой захлопнул блокнот и откинулся на спинку кресла с видом безграничного терпения.

– Расскажите нам все, мисс Форбс. Что вы скрываете?

– Я вас не понимаю.

– Думаю, не совсем так, – добродушно усмехнулся Хэдли. – Должен предупредить вас о последствиях. Я не намерен сидеть здесь и выжимать из вас правду. Просто предупреждаю, что буду действовать, исходя из предположения, что вы говорите не все. В этой гостинице совершено ужасное преступление. И я намерен докопаться до правды. Пока что я собираюсь расспросить ваших друзей. Затем снова займусь вами. Подумайте, что сказать.

– В самом деле? – насмешливо спросила Франсин. – Подумайте, как вы меня напугали! Но мне все равно нечего вам сказать.

Хэдли пропустил ее заявление мимо ушей.

– Сейчас у меня будет несколько вопросов, обращенных ко всем вам. Я собрал вас вместе на тот случай, что, если кто-нибудь может что-то добавить к общей картине, нам нужно это узнать. Все вы две недели назад клятвенно уверяли меня, что не могло быть причин для убийства мистера Кента. Мистера Родни Кента. Теперь убита его жена. Вы отлично понимаете, что какая-то причина для этого есть. Мистер Рипер!

Дэн сидел в кресле напротив Мелитты, а между ними, как судья, восседал сэр Гайлс Гэй. Когда Дэн достал трубку и пакетик из вощеной бумаги с табаком и начал уверенно набивать трубку табаком, создавалось впечатление, что он заряжает ружье.

– Прошу вас, задавайте. – Он отряхнул с одежды крошки табака.

– Вы сказали, что в Йоханнесбурге мистер и миссис Родни Кент жили в вашем доме?

– Верно. Они занимали верхний этаж.

– Значит, вы и миссис Рипер так же хорошо знали миссис Кент, как и все остальные?

– Да, определенно.

– Вы разделяете общее мнение, что никто по-настоящему не знал миссис Кент?

– Не знаю, право. – Дэн нерешительно помолчал. – Я об этом никогда не задумывался. Что значит – знал ее? Это выражение мне непонятно. Я не наблюдал, как она ложится спать и как просыпается утром.

Вмешался сэр Гайлс Гэй. Его улыбка напоминала улыбку Чеширского Кота.

– Думаю, господин полицейский интересуется, не наблюдал ли за этим кто-то другой. Кажется, семена дают всходы.

– Это вы их посеяли, – заметил Хэдли. – Я же хочу спросить вас, мистер Рипер, вот о чем. Знаете ли вы о какой-нибудь любовной связи, которую миссис Кент могла иметь до или после замужества?

– Господи, нет, конечно! – воскликнул Дэн, очевидно искренне шокированный. – Про Дженни я бы никогда не подумал! Я говорю о любовной связи после ее замужества. Я понимаю, что вы намекаете на что-нибудь подобное после смерти Рода, но вы же это не всерьез. Она была не такой. Она была… вроде сестры. Правда, Мел?

Мелитта серьезно кивнула несколько раз подряд, как китайский болванчик.

– А как она относилась к разводу, мистер Рипер?

– К разводу? – растерянно переспросил Дэн.

– Она считала развод совершенно недопустимым актом, – неожиданно вмешалась Мелитта. – Она говорила мне это много раз. Она говорила, что просто отвратительно, что эти голливудские звезды бесконечно разводятся из-за какой-то ерунды.

– К чему вы клоните? – спросил Дэн.

– Проклятое уважение к приличиям многих убийц, – внезапно подал голос сэр Гайлс Гэй. – Сейчас, когда я загнал полицейского в угол, мне следовало бы узнать его реальное мнение по делу. Это единственное, что меня озадачивает в убийцах. Мне нет дела, что вообще толкает людей на убийство, толщина их гланд, форма мочки уха или еще что-то, о чем так любят спорить врачи. Для моего прямолинейного ума большинство убийств объясняются очень просто. Кому-то что-то нужно, поэтому он просто идет и захватывает это…

Дэн одобрительно хмыкнул. Хэдли не прерывал его речь. Он наблюдал за всеми, пока Гэй с мальчишески довольной улыбкой на морщинистом лице продолжал тараторить:

– Но один тип преступления полностью является бессмысленным. А именно: некто А влюбляется в миссис Б. И вместо того, чтобы разойтись с мистером Б, вместо того, чтобы предпринять какой-то рациональный поступок, миссис Б вступает в связь с А, и они вдвоем убивают мистера Б. Я знаю, что не оригинален. Но позволю себе сделать еще одно замечание. Это единственный тип убийства, который вызывает всплеск нездорового интереса прессы, которую все азартно читают и которая надолго остается в памяти. Когда выстрелом наповал убивают миллионера, какую-нибудь хористку отравляют газом, а почтенную мать семейства расчленяют в сундуке, это не всегда привлекает столь огромный интерес. Но случай мистера А и миссис Б непременно вызывает. Попробуйте навскидку припомнить обо всех услышанных вами преступлениях. И вы увидите, что семь из десяти – убийства именно такого рода. Похоже, подобное происходит потому, что это потрясает семью. Эта тема близка семьям Великобритании. Она поражает нас – тревожная, пугающая мысль: может, А и миссис Б в настоящий момент подкрались ближе к нашему дому, чем мы думаем? Миссис Б не настаивает на том, чтобы расстаться или развестись, она не уходит из дома, чтобы жить с А, она просто убивает своего мужа. Почему?

Франсин не могла удержаться.

– Потому, – сдержанно и назидательно сказала она, – что большинство людей не так богаты и не могут себе позволить эмоциональную роскошь. Дайте им достойный социальный статус, и вы все это измените. А при нашем теперешнем положении единственная эмоциональная роскошь, которую может себе позволить бедняк, – это убийство.

– На самом деле они не думают сделать что-нибудь ужасное вроде убийства, – вновь неожиданно вмешалась Мелитта. – Хотя я думаю, большинство женщин иногда подумывают об этом, как та, например, что писала все эти страшные письма. Вы бы предпочли читать об этом в книгах. Но неожиданно для себя они напиваются в стельку или теряют голову, и, прежде чем успеют что-то понять, все заканчивается. Как адюльтер, понимаете?