Агата Кристи - В 16.50 от Паддингтона Страница 21

— Родословная восходит к королям, — важно сообщил мистер Крэкенторп. — Это фамильное древо моей матери. Не отца! Отец — тот просто выскочка из низов! Никакого образования. Он меня не любил. Знал, что я выше его на голову. Я — в материнскую породу. У меня врожденное чувство прекрасного, я всегда тянулся к искусству, к классической скульптуре. А отец мой в этом ничего не смыслил… Старый дурак! Матери я не помню — мне было два года, когда она умерла. Она была последней в роду. Имущество их пошло с молотка, вот она и вышла замуж за моего отца. Нет, вы только посмотрите на родословную! Эдвард Исповедник… Этельрод Неразумный…[22] — все тут! Это еще до прихода норманнов. Представляете? Ну что — впечатляет?

— Очень. Просто нет слов.

— Погодите, я покажу вам кое-что еще. — Через всю комнату он повел ее к огромному дубовому шкафу. Люси была неприятно удивлена тем, как крепко его пальцы сжимали ее локоть. Сейчас в мистере Крэкенторпе не было и следа старческой слабости. — Этот шкаф из Лашингтона — откуда родом моя мать. Сохранился со времен Елизаветы Первой. Чтобы его сдвинуть, нужно позвать не меньше четырех дюжих молодцов. Ни за что не догадаетесь, что я в нем храню! Ну, охота небось посмотреть?

— Если можно! — вежливо отозвалась Люси.

— Любопытно, да? Все женщины любопытны. — Он вынул из кармана ключи, открыл нижнюю дверцу и извлек наружу металлический сейф. Вполне современный. Сейф он тоже открыл ключом.

— Минутку, моя дорогая, немного терпения! Ну, знаете, что это такое? — Он вынул небольшой, завернутый в бумагу цилиндрик и развернул обертку. На его ладонь посыпались золотые монеты.

— Вот так, юная леди! Можете их потрогать и даже подержать! Знаете, что это? Бьюсь об заклад, не знаете! Добрые старые золотые соверены. Те, что были в ходу, пока не появились теперешние никчемные засаленные бумажонки. Эти монетки я давно собираю. Тут у меня много чего припрятано. Впрок. Эмма ничего об этом не знает… Никто не знает. Это наш с вами секрет. Понимаете? А знаете, почему я все это вам показываю?

— Почему?

— Потому что не желаю, чтобы вы считали меня больным, ни на что не годным стариком. Есть еще порох в пороховницах! Жена моя давно умерла. Вечно во всем мне перечила. Не нравились ей имена, которые я дал детям. Истинно саксонские note 23 имена.., и на родословную ей было наплевать… Я, впрочем, всегда пропускал мимо ушей то, что она говорила, а она — робкая душонка — не умела настоять на своем. Не то что вы — вы девица с норовом, огонь! И к тому же на вас приятно посмотреть. Мой вам совет: не связывайтесь с молокососами. У них ведь одна пустота в голове. А надо и о своем будущем позаботиться. Вот погодите… — Его пальцы сильнее сжали руку Люси, и он нагнулся к ее уху. — Я ничего больше не скажу. А вы погодите… Мои балбесы думают, что я скоро умру. Как же! Еще всех их переживу! И тогда мы еще посмотрим. Да уж, тогда посмотрим! У Харольда детей нет. Седрик и Альфред — холостяки. Эмма… Ну ей теперь уже замуж не выйти. Она, правда, неравнодушна к Куимперу… Но Куимперу и в голову не придет жениться на ней. Конечно, остается Александр… М-да, я, знаете ли.., люблю Александра… Да, вот в чем штука.., люблю я этого сорванца.

Он помолчал, потом, насупившись, спросил:

— Ну, барышня, что скажете? Обо всем этом, а?

— Мисс Айлсбэрроу… — донесся сквозь закрытую дверь голос Эммы.

Люси обрадовалась, что можно наконец сбежать.

— Меня зовет мисс Крэкенторп, — сказала она. — Я должна идти. Большое спасибо, что вы мне оказали доверие…

— Не забывайте.., про наш секрет…

— Не забуду, — пообещала Люси и выскользнула из кабинета, не очень поняв, что это было: стариковское бахвальство или завуалированное предложение.

Дермут Креддок сидел в своем кабинете в Новом Скотленд-Ярде. Опершись локтем о письменный стол и поддерживая телефонную трубку плечом, он беседовал со своим парижским коллегой. Разговор шел на французском, которым Креддок владел очень неплохо.

— Это всего лишь предположение, — сказал он.

— Но, безусловно, стоящее, — донеслось из трубки. — Я уже распорядился навести справки в театральных кругах. Мой агент сообщает, что у него есть две-три обнадеживающие зацепки. Те актрисы, у которых нет какой-никакой семьи или любовника, довольно часто подолгу отсутствуют. Исчезновение какой-нибудь статистки никого не беспокоит: то ли она отправилась в турне, то ли укатила с новым обожателем. Никому нет дела до ее проблем. Очень жаль, что по присланной вами фотографии опознать эту женщину довольно затруднительно. Черты лица сильно искажены. Ну еще бы, такая смерть… Но тут уж ничего не поделаешь… Пойду сейчас проверю последние сообщения моих агентов. Может быть, что-нибудь появилось…

В тот момент, когда Креддок любезно прощался со своим французским коллегой, ему на стол положили записку.

«Мисс Эмма Крэкенторп хотела бы видеть инспектора криминальной полиции Креддока по поводу дела, расследуемого в Резерфорд-Холле».

Креддок положил трубку.

— Пригласите мисс Крэкенторп.

Итак, значит, он не ошибся. Эмма Крэкенторп что-то знала, может быть, что-то совсем незначительное, но знала. И решила рассказать ему.

Когда она вошла, Креддок встал, пожал ей руку и предложил сесть. От сигареты она отказалась. Возникла неловкая пауза. Инспектор решил, что она не знает, как лучше начать, и решил ей помочь.

— Мисс Крэкенторп, — Креддок чуть наклонился вперед, — вы пришли, чтобы мне что-то рассказать? Верно? Вы чем-то обеспокоены, не так ли? Возможно, это пустяк, который, на ваш взгляд, не имеет ничего общего с расследованием, но тем не менее вы в этом не совсем уверены. Или это как-то связано с опознанием убитой? Вам кажется, что вы знаете, кто она?

— Нет-нет, не совсем так! То есть это настолько маловероятно… Но…

— Но все-таки это вас беспокоит. Лучше расскажите все как есть. И я попробую рассеять ваши сомнения.

Немного помолчав, Эмма сказала:

— Вы видели только трех моих братьев. А у меня был еще один, Эдмунд, его убили на войне. Незадолго до этого он написал мне из Франции. — Она открыла сумку и вынула письмо, пожелтевшее от времени и потертое. — «Я надеюсь, — прочла она вслух, — что эта новость не сразит тебя наповал, сестричка. Дело в том, что я женюсь.., на француженке. Все произошло совершенно неожиданно, тем не менее я уверен, ты полюбишь Мартину и позаботишься о ней, если со мной что-нибудь случится. Подробнее напишу обо всем в следующем письме. К тому времени я уже буду женат. Сообщи, пожалуйста, об этом нашему старику, ладно? Только поаккуратнее, он ведь наверняка разбушуется».

Инспектор протянул руку. Мгновение поколебавшись, Эмма отдала письмо.

— А через два дня, — продолжила она, — пришло сообщение, что Эдмунд «пропал без вести, вероятно, убит». Чуть позже мы получили извещение о его смерти. Как раз перед событиями в Дюнкерке…[24] в самый разгар паники и неразберихи. Никаких документов о регистрации брака в армейских архивах, насколько я могла выяснить, не сохранилось. Но, повторяю, в ужасном хаосе того времени свидетельство могло и затеряться. От самой девушки никаких известий тоже не было. После войны я пыталась навести о ней справки, но мне ничего не было известно, кроме ее имени. Эта часть Франции была оккупирована немцами, многие архивы вообще были уничтожены, и выяснить что-нибудь, не имея никаких данных, даже фамилии, было невозможно. В конце концов я решила, что свадьба так и не состоялась и девушка Эдмунда, возможно, вышла замуж за кого-то другого или погибла во время боевых действий.

Инспектор Креддок кивнул.

— Представьте себе мое удивление, — продолжала Эмма, — когда около месяца назад вдруг получаю письмо, а внизу подпись — Мартина Крэкенторп.

— У вас оно с собой?

Вынув письмо из сумки, Эмма протянула его инспектору. Креддок с интересом его прочитал.

Письмо было написано по-французски, уверенным почерком образованного человека.

«Дорогая мадемуазель.

Надеюсь, Вы будете не очень изумлены, получив это письмо. Я даже не знаю, успел ли Ваш брат Эдмунд известить Вас о том, что мы поженились. Мне он говорил, что собирается. Эдмунд был убит буквально через несколько дней после свадьбы, а деревню нашу тогда же оккупировали немцы. Когда война кончилась, я решила, что мне не стоит писать Вам или пытаться встретиться, хотя Эдмунду я обещала это сделать. Потом жизнь у меня как-то наладилась, и я не стала Вас беспокоить. Однако теперь обстоятельства изменились. Пишу это письмо только ради сына. Видите ли, его отец — ваш брат, а я.., я больше не в состоянии обеспечить ему должные условия. В начале следующей недели я буду в Англии. Сообщите, пожалуйста, могу ли я увидеться с Вами. Мой адрес: Элверс Крэсент 126, 10. Смею надеяться, что это письмо не слишком вас огорчит и не станет для Вас неприятным сюрпризом.