Эллери Квин - Четвёртая сторона треугольника Страница 21

Эштон Маккелл не только не мог застрелить Шейлу Грей, но и не мог даже находиться рядом или поблизости от места ее гибели, когда прозвучал роковой выстрел.

Повторяю: никакой другой аспект этого дела не должен вас касаться. Следовательно, ни один мужчина и ни одна женщина в здравом уме не может вынести иного вердикта, кроме как «невиновен».

Ожидание было мучительным, кровь кипела в жилах, словно грозя вырваться наружу, прежде чем будет вынесено решение. Репортеры заметили Лютецию Маккелл и толпились вокруг нее, покуда Ричард М. Хитон не пришел ей на выручку. Никто не осмеливался покидать зал суда до возвращения присяжных — все разговаривали или сидели молча, поглощенные своими мыслями. Хитон был настроен оптимистически; О'Брайен держал свое мнение при себе («Я никогда не предполагаю заранее, как поступит жюри»), лишь отметив, что окружной прокурор остается в зале и, следовательно, считает, что присяжные надолго не задержатся; де Анджелусу курьер принес какую-то записку, на которую он тут же написал ответ и снова был потревожен посыльным с еще одним конвертом.

— Он выглядит таким занятым, — промолвила Лютеция и начала нервно комкать носовой платок.

Дейн и Джуди отвлекли ее рассказом о первоначальных безуспешных поисках бара и визите к Эллери Квину.

— Его отец, Ричард Квин, сейчас вошел и говорит с окружным прокурором, — указал О'Брайен.

Услышав о продолжении охоты, Лютеция была тронута.

— Маргарет такая преданная. Ты ведь знаешь, Дейн, как она обожает твоего отца. Думаю, все это время она знала куда больше любого из нас и, должно быть, поняла, что что-то не так, когда обнаружила незнакомый коричневый костюм в спальне Эштона. Маргарет всегда опустошает карманы его костюмов.

Они пришли к выводу, что служанка нашла квитанцию в костюме вскоре после первого визита полиции. Для родившейся в Ирландии Мэгги слова «полиция» и «охотники за бунтовщиками» были синонимами. Квитанция пробудила в ней инстинктивную подозрительность, и Маргарет просто спрятала ее подальше от рук закона. После ареста Эштона она потихоньку отправилась на Грэнд-Сентрал, получила подтверждение своих страхов в виде черного саквояжа, выданного ей по квитанции в камере хранения, и быстро завербовала сестру в союзники, спрятав саквояж в ее квартире с единственной целью скрыть его от властей, которые разыскивали все, связанное с Маккеллом.

— Добрая старая Мэгги сама не сможет объяснить свое поведение, — сказал Дейн.

— Что-то происходит у стола окружного прокурора, — внезапно заговорил О'Брайен. — А вот и пристав направляется в кабинет судьи. Вероятно, жюри вынесло вердикт.

Так оно и оказалось. Вердикт был «невиновен».

Казалось, на какой-то момент все пришло в движение — ладони аплодировали, губы шевелились, Эштон обнял Лютецию (публично!), а Дейн — Джуди (обоих удивила естественность, с которой они бросились друг другу в объятия). Потом все внезапно остановилось — руки, глаза, губы… Причину было трудно понять — ведь не произошло ничего, кроме приближения очень крупного мужчины со сложенным листом бумаги. Но в том, как он шел, как его пальцы держали бумагу, в суровом взгляде на суровом лице было нечто подобное потоку ледяной воды.

Это был сержант Вели.

— Мистер Маккелл, — вежливо произнес он.

Эштон все еще обнимал Лютецию.

— Если не возражаете, сэр, — продолжал Вели, — я бы хотел поговорить с миссис Маккелл.

— С моей женой?

Дейну показалось, что мать вздрогнула. Но быстро взяла себя в руки и устремила холодно-вежливый взгляд на сержанта:

— Да? В чем дело?

— Я должен попросить вас, — сказал детектив, — отправиться со мной в полицейское управление.

Лютеция снова вздрогнула. Ее муж быстро заморгал. Дейн сердито шагнул вперед:

— Что это значит, сержант? Почему вы хотите забрать мою мать в управление?

— Потому что, — бесстрастно ответил Вели, — я вынужден задержать ее по подозрению в убийстве Шейлы Грей.

ТРЕТЬЯ СТОРОНА

Лютеция

Воцарилось смятение. Дейн бегал вокруг в поисках адвокатов, которые уже покинули зал суда. Эштон загородил своим массивным телом жену от сержанта, словно ожидая нападения. Джуди нервно озиралась, ища Дейна. Репортеры, почуяв драму, щелкали фотокамерами.

— Я должен попросить вас уйти с дороги, мистер Маккелл, — сказал сержант. — Если вы не позволите мне быстро увести вашу жену, соберется толпа.

Откуда-то материализовавшийся детектив Мэк обошел вокруг Эштона, направляясь к Лютеции.

Они начали пробираться сквозь сборище галдящих репортеров.

— Простите, сержант, — буркнул Эштон, — но мы поедем в управление все вместе.

— Это невозможно, мистер Маккелл.

— Вот как?

— В автомобиле нет места…

— В моей машине места достаточно.

— Слушайте, вы! — рявкнул сержант на журналистов. — Получите ваши сенсации позже! Мэк, отгоните это воронье! Пропустите нас!

— Где Дейн?

— Он здесь, мистер Маккелл! — крикнула Джуди.

— Адвокаты уже ушли, — сообщил Дейн, пробившись к отцу. — Я позвонил в их офисы.

— С дороги, вы!

Они поехали в полицейское управление в «континентале» Маккелла.

— Сожалею, — сказал сержант Вели Маккеллам и Джуди в вестибюле, — но вам придется подождать здесь.

— Либо мы пойдем все, — отозвался Эштон, — либо все будем ждать прибытия моих адвокатов.

— Так дела не делаются, мистер Маккелл. Ваша жена под арестом…

Лютеция неподвижно стояла рядом с мужем, вцепившись окаменевшими пальцами ему в руку. Дейну показалось, что мать сейчас упадет в обморок, и он подбежал к ней, чтобы подхватить ее с другой стороны, но она удержалась на ногах. «Мама притворяется, будто ее здесь нет и все это дурной сон», — подумал он. Его не удивляло, что она закрыла глаза, как ребенок. Джуди отодвинула его плечом и взяла Лютецию за руку, что-то шепча ей. Но Лютеция не отзывалась.

— Вы собираетесь отойти, мистер Маккелл? — угрожающе осведомился сержант.

— Нет, — ответил Эштон. — Я не знаю ни закона на уровне штата, ни муниципального закона, запрещающего семье и адвокатам арестованного присутствовать на предварительном допросе в полиции. Если вы будете настаивать, сержант, я потребую, чтобы моя жена немедленно предстала перед магистратом, — вам не хуже, чем мне, известно, что это ее право, покуда ей не предъявили официальное обвинение. А пока что проводите нас куда-нибудь, где мы могли бы присесть.

— Ладно, пошли, — проворчал Вели.

Они проследовали в кабинет инспектора Квина, где сержант, покраснев до ушей, начал давать инспектору шепотом какие-то объяснения. Тем временем Эштон усадил жену на удобный стул и сказал Дейну:

— Лучше сообщи Рамону, где мы, чтобы он мог передать это О'Брайену и Хитону, когда они появятся.

Дейн поспешил вниз. Вернувшись, он застал инспектора Квина что-то негромко говорившим Лютеции, а сержанта Вели угрюмо стоявшим рядом. В ответ на разрешение присутствовать при предварительном допросе Эштон согласился не дожидаться адвокатов. Очевидно, визит инспектора в зал суда, а также перешептывания у стола окружного прокурора и полученные им сообщения были связаны с новым оборотом дела. Но Дейн не понимал, почему его мать задержали по подозрению в убийстве, в котором его отца только что признали невиновным.

— Миссис Маккелл, для меня все это так же неприятно, как и для вас, — говорил инспектор. — Все, что вы должны сделать, — это дать удовлетворительные ответы на мои вопросы.

— Хорошо, — прошептала Лютеция. Ее маленькие руки стискивали сумочку, как спасательный круг.

— А если вам что-нибудь нужно, скажите, и я вызову сотрудницу.

— Благодарю вас.

Инспектор приступил к допросу.

Ответы Лютеции были беспорядочными, словно ей не удавалось сосредоточиться. Да, она помнит вечер 14 сентября. Она задержалась с обедом, надеясь, что ее муж вернется из Вашингтона, а не заночует там. (При этом щеки Лютеции слегка порозовели.) После обеда она пошла в музыкальную комнату и пыталась читать. Слуг она отпустила — они все ночевали не в доме.

— Но я обнаружила, что не могу сосредоточиться на романе миссис Олифант, — продолжала Лютеция. — Поэтому я решила заняться рукоделием — это напоминало мне детство. Девочкой я не любила работать иглой, но моя бабушка относилась к этому очень строго. «Когда я была девочкой, — говорила она, — мне пришлось учиться прясть и ткать». Когда бабушка лежала умирающей, то, очевидно, спутала меня со своей сестрой, в честь которой меня назвали. «Лютеция, ты прочесала лен?» — спросила она. «Да, дорогая», — ответила я. Бабушка казалась довольной. «Все, что бы ты ни делала своими руками, делай как следует», — сказала она.

«Черт бы побрал твои детские воспоминания, мама! — подумал Дейн. — Ты же загоняешь себя в петлю!»