Артур Дойл - Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе Страница 21

Безусловно, именно в этот момент мужественный старый фермер и его приемная дочь больше всего нуждались в совете и поддержке. За всю историю существования поселения еще ни разу никто не ослушался вынесенного Советом Старейшин решения. Если даже за мельчайшие провинности наказание было столь строгим, то чего мог ожидать бунтарь Ферье? Он прекрасно знал, что деньги и занимаемое положение его не спасут. Люди более богатые и влиятельные, чем он, внезапно бесследно исчезали, а все их имущество переходило к церкви. Ферье был храбрым человеком, но мысль о нависшей над ним незаметной, словно тень, угрозе заставляла его трепетать. Если бы он смог встретиться с опасностью лицом к лицу! Но время, проводимое в тревожном ожидании возмездия, начисто лишало его мужества. Однако, он тщательно скрывал свои чувства от дочери, убеждая ее, что все в порядке. Но Люси очень любила отца и без слов научилась понимать, что у него на душе. Она ясно видела, что все не так хорошо, как он старается показать.

Ферье ожидал, что Янг обязательно должен выразить недовольство его поступком. Он не ошибся, хотя сделано это было в довольно непривычной манере. Проснувшись на следующее утро, он с удивлением обнаружил у себя на покрывале приколотый на уровне груди клочок бумажки. На нем неровными, крупными буквами было написано: «На то, что бы искупить свою вину, у тебя осталось двадцать девять дней. А потом…».

Это многоточие было страшнее любой угрозы. Джон никак не мог догадаться, как же все-таки записка попала в комнату? Прислуга спала в отдельной пристройке, а окна и двери были закрыты. Он смял бумажку, а дочери ничего не сказал. Но отныне в его душе поселился страх. Двадцать девять дней осталось до конца месяца, то есть срока, назначенного Янгом. Какую мощь, какое мужество нужно иметь, чтобы победить врага, вооруженного столь таинственной силой? Ведь пока Джон Ферье спал, рука, что приколола эту записку, могла пронзить его сердце, и он никогда не узнал бы своего убийцу.

Следующее утро напугало его гораздо больше. Они с дочерью только что сели завтракать, когда Люси вдруг, вскрикнув от неожиданности, указала наверх. На потолке коряво, очевидно, головешкой, были написаны цифры «28». Дочь недоумевала, что бы это могло означать, но отец ничего объяснять ей не стал. На этот раз он просидел с винтовкой всю ночь, но так ничего и не заметил. На утро он снова обнаружил теперь уже приколотую к двери бумажку с огромными цифрами «27».

Так проходил день за днем, и каждое утро он убеждался, что незримые враги аккуратно отсчитывают срок, оставляя в самых неожиданных местах напоминание о том, сколько же дней осталось до трагической развязки. Иногда роковые надписи появлялись на стенах, иногда – на полу, а порой маленькие листки бумаги обнаруживались приколотыми к воротам или забору, окружавшему сад. Как не старался Джон Ферье быть бдительным, но так и не смог определить, откуда берутся эти ежедневные предупреждения. И каждый раз, увидя эти зловещие знаки, он испытывал мучительный суеверный страх. Теперь уже Ферье походил на затравленного зверя. Он исхудал, потерял сон, в глазах его поселился постоянный ужас.

Двадцать дней постепенно сократились до пятнадцати, в свою очередь, пятнадцать превратились в десять, но от Джеферсона Хоупа как и прежде не было никаких известий. Количество отпущенных на раздумья дней непоправимо таяло. Едва заслышав стук копыт по дороге или крики всадника, старый фермер бежал к воротам в надежде, что, наконец-то, пришла помощь. И вот, когда от пяти дней осталось четыре, а потом и три, он окончательно пал духом и потерял всякую надежду на избавление. Ферье прекрасно понимал, что один, да еще практически не зная гор, кольцом охватывающих поселение, он совершенно беспомощен. Проезжие дороги сейчас зорко просматривались и охранялись, и никто не мог пройти по ним без специального разрешения Совета Четырех. Куда ни поверни, нет возможности скрыться от нависшей над ним смертельной опасности. Но ничто не могло поколебать его твердого решения скорее расстаться с жизнью, чем обречь свою дочь на унизительную жизнь.

Вечером Джон Ферье, уйдя с головой в размышления, тщетно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Сегодня он обнаружил на стене дома цифру «2». Следующий день должен стать последним. Что будет с ними дальше? Воображение рисовало ему ужасные картины. А дочь – что станет с ней, когда его уже не будет рядом? Неужели нет способа вырваться из наброшенный на них невидимой петли? Положив голову на стол, он рыдал над своим бессилием.

Но что это? Неожиданно раздался слабый стук – негромкий, но вполне отчетливый в окружающей ночной тишине. Звук этот шел от двери. Ферье вышел в прихожую и внимательно прислушался. Несколько мгновений ничего не было слышно, а затем тихий, ясно различимый стук повторился. Очевидно, кто-то негромко постукивал по дощатой двери. Неужели это таинственный убийца пришел исполнить приговор секретного трибунала? Или это напоминание о том, что наступает последний день отсрочки исполнения уже вынесенного приговора? Ферье подумал, что обычная смерть гораздо лучше подобной мучительной неизвестности, заставляющей сердце сжиматься в тревоге при каждом шорохе. Шагнув вперед, Ферье поднял щеколду и открыл дверь.

Снаружи все было спокойно и тихо. Стояла прекрасная ночь, над головой ярко светили звезды. Фермер оглядел маленький, огороженный решеткой садик перед домом – но ни там, ни на улице не было ни души. Разочарованно вздохнув, Ферье посмотрел направо, затем налево, и вдруг случайно глянул вниз – прямо у его ног ничком на земле, раскинув в стороны руки и ноги, лежал человек.

Ферье, прижав руки ко рту, в ужасе отпрянул к стене. Первой его мыслью было то, что этот человек ранен или мертв. Но тот быстро и бесшумно, словно змея, пополз прямо в дом. Оказавшись в прихожей, человек вскочил на ноги и закрыл дверь – удивленный фермер узнал твердое, решительное лицо Джеферсона Хоупа.

– Господи! – воскликнул Джон Ферье. – Как ты меня напугал! Но почему ты добирался ползком?

– Дайте мне поесть, – прохрипел Хоуп. – У меня не было ни крошки во рту двое суток.

С этими словами он жадно набросился на оставшееся после ужина холодное мясо.

– Как Люси? – спросил он, наевшись.

– Хорошо. Она не осознает всю опасность, которой мы подвергаемся, – ответил отец.

– Это даже к лучшему. Дом просматривается со всех сторон – вот почему мне пришлось ползти. Они, конечно, хитры, но охотника из Ушо им не поймать.

Почувствовав, что теперь у него есть преданный союзник, Ферье словно переродился. Он схватил жесткую ладонь парня и крепко стиснул.

– Такими, как ты, можно только гордиться, – произнес он. – Не многие бы отважились разделить с нами такую беду.

– Что верно, то верно, – ответил молодой охотник. – Я вас очень уважаю, но будь вы один замешаны в этом деле, я бы дважды подумал, прежде чем сунуться в это осиное гнездо. Я приехал только ради Люси, и пока Джеферсон Хоуп ходит по земле, ни один волосок не упадет с ее головы.

– Что мы будем делать?

– Завтра – последний день назначенной отсрочки, и если сегодня не покинуть ферму – вы погибли. В Орлином ущелье, нас ждут две лошади и мул. Сколько у вас денег?

– Две тысячи золотом и пять тысяч банкнотами.

– Отлично. У меня почти столько же. Нам необходимо пробраться через горы в Карсон-сити. А теперь разбудите Люси. Хорошо, что слуги спят не в доме.

Ферье пошел помочь дочери собраться в дорогу, а тем временем Джеферон Хоуп сложил в узелок всю провизию, какая нашлась в доме, и налил воды в глиняные кувшины. Он знал, что в горах источников мало, да и находятся они далеко один от другого. Он едва успел закончить все необходимые приготовления, кок вошли фермер с дочерью. Она уже оделась и была готова немедленно отправиться в путь. Влюбленные впопыхах обменялись красноречивыми взглядами – сейчас была дорога каждая минута, а впереди их ждало еще много дел.

– Нам пора отправляться, – произнес Джеферсон негромко. Решительность его тона говорила о том, что молодой охотник прекрасно осознает, сколь опасно их путешествие. И Джеферсон Хоуп сдаваться не собирается.

– Передний и задний выходы просматриваются, но если действовать осторожно, мы может уйти через боковое окно, и дальше по полю. Выйдем на дорогу, а оттуда всего две мили до Орлиного ущелья, где нас и ожидают лошади. К рассвету мы уже будем на половине пути через горы.

– А если нас остановят? – спросил Ферье.

Хоуп похлопал по рукоятке револьвера, торчащей из-под куртки.

– Если их окажется очень много, то пару-тройку мы заберем с собой, – ответил он, мрачно усмехнувшись.

Весь свет в доме погасили. Ферье высунулся из темного окна и посмотрел на свои поля, которые он сейчас покидал навсегда. Старый фермер очень долго переживал, но понял, что потеря фермы неизбежна. Честь и счастье его дочери были дороже утраченного состояния. Весь мир вокруг дышал спокойствием и счастьем. Вслушиваясь в убаюкивающий шелест деревьев, всматриваясь в широко раскинувшиеся пшеничные поля, Джону Ферье с трудом верилось, что где-то там притаилась смерть. Но побледневшее, напряженное лицо молодого охотника красноречиво говорило о том, что около дома кроется достаточно опасностей, и излишняя осторожность не помешает.