Рекс Стаут - Ниро Вульф и Лига перепуганных мужчин (сборник) Страница 21

Я снова вытащил свой нож и посмотрел на Вульфа. Он кивнул, и я перерезал шнурок. Сняв несколько слоев оберточной бумаги, я увидел, что это вовсе не чемоданчик. Это была продолговатая коробка из светлой рыжевато-коричневой телячьей кожи, индивидуальной работы, очень красивая, с изящным вытесненным узором по краям вокруг крышки. Щегольская вещь!

Орри ахнул:

– Господи, я могу влипнуть в историю!

Вульф распорядился:

– Продолжай.

Но сам не встал, чтобы посмотреть.

– Я не могу. Она заперта.

– Ну и что?

Я пошел к сейфу, достал пару связок ключей, вернулся назад и стал открывать коробку. Замок не был чем-то примечательным, и в несколько минут я справился с ним. Отложил в сторону ключи и поднял крышку. Орри встал и смотрел вместе со мной. Мы молчали около секунды, затем посмотрели друг на друга. Никогда я не видел Орри столь возмущенным.

Вульф спросил:

– Что, пусто?

– Нет, сэр, но мы должны дать Орри выпить. Это не его, это ее. И не думаю, что Доры Чапин. Перчатки и чулки, а может, и еще что-нибудь изящное.

– Вот как?

К моему удивлению, Вульф проявил к этому интерес. Его губы вытянулись, втянулись, и он даже начал вставать. Он поднялся, и я подтолкнул коробку к нему.

– Конечно… Я предполагал. Да, так и должно было быть! Арчи, вынь их осторожно из коробки и разложи на столе. Сюда, я помогу. Нет, Орри, нет, пока вы не вымоете руки… Ха, вот и еще более интимное! Но больше всего чулок и перчаток… Не так грубо, Арчи, хотя бы из уважения к человеческим чувствам. То, что мы раскладываем на столе, – душа человека. Ее особенности могут быть разгаданы… например, заметили ли вы, что все перчатки, различные по цвету и по материалу, одного размера? Среди двадцати или более пар нет ни одного исключения. Разве можно требовать большей преданности? «О, быть бы на ее руке перчаткой…» Но для Ромео это была лишь риторика, а для Поля Чапина эта перчатка – истинное сокровище. У него нет надежды ни на ласку, ни на жестокость… Ну, не станем отвлекаться. Большая ошибка – рассматривать тот или иной аспект явления, отрывая его от остального. В данном случае мы не должны забывать, что эти предметы, искусно сделанные из очень дорогого материала, стоили доктору Бартону около трех сотен долларов. А посему он имел право ожидать, что их будут носить дольше. Некоторые вещи – практически новые. Подведите баланс…

Орри снова сел, но не сводил глаз с Вульфа. Его оборвал я:

– При чем здесь Бартон? Я спрашиваю вас по-английски.

Вульф потрогал еще несколько перчаток, а потом поднял чулок и поглядел через него на свет. Вид Вульфа, держащего женский трикотаж так, как если бы он в нем разбирался, позволил мне по-новому оценить меру его притворства. Он поднял другой чулок и мягко уронил его на стол, затем вынул из кармана платок, обтер руки и сел в кресло.

– Читай англосаксонских поэтов, Арчи. Сам Ромео был англичанином, несмотря на географию. Я не пытаюсь тебя дурачить, я придерживаюсь традиций.

– А при чем здесь Бартон?

– Я уже сказал: он оплачивает счета. Он оплатил все эти вещи, его жена их носила, Дора Риттер, позднее Чапин, их экспроприировала, а Чапин превратил их в сокровища.

– Откуда вы все это знаете?

– А как я могу этого не знать? Все эти ношеные вещи Поль Чапин держит в дорогой, элегантной шкатулке и в момент опасности прячет их от недружелюбного любопытства. Вы видели, каков размер рук Доры Чапин, и теперь видите эти перчатки. Конечно, они ей не принадлежат. Вы слышали в понедельник вечером историю любви к женщине, которая ныне является женой доктора Бартона. Вы знаете, что несколько лет Дора Чапин, тогда – Риттер, была личной горничной миссис Бартон, что она и сейчас помогает ей по крайней мере раз в неделю делать что-то с волосами. Зная эти факты, я считаю, что только отчаянный глупец…

– Да, сэр. Благодарю за «глупца». Но почему их должна была взять Дора? Может, Чапин взял сам?

– Может быть, конечно, но маловероятно. Вне всякого сомнения, он не сдирал чулки с ее ног, и я сомневаюсь, чтобы он был знаком с ее будуаром. Верная Дора…

– Верная кому? Миссис Бартон, у которой она таскает вещички?

– Но, Арчи, ты же видел Дору. Неужели ты не понял, что она уникальное создание? Увидев Дору, я заподозрил, что ее замужество – это рыцарское служение роману, которому она себя посвятила. Вот это и есть верность. Этим можно объяснить и то, что она продолжает посещать миссис Бартон, когда замужество практически освободило ее от этой необходимости. Какая удача для Чапина! Запах любимой, ткань, нежно прилегающая к коже обожаемой им женщины, – все это доставлялось Чапину по его требованию. Больше того, пальцы, которые час назад расчесывали волосы его леди, подают теперь ему кофе. И он все сильнее восторгался тонкими нитями, связывающими его с обожаемой особой. Такова эмоциональная жажда этого человека. Конечно, род человеческий не может продолжаться путем хранения перчаток и чулок в кожаной коробке. Но проблемы биологические – тема другая. – Вульф на несколько секунд закрыл глаза, открыл их вновь и сказал: – В этой коллекции нет традиционных носовых платков… Арчи, уложи все осторожно обратно, запакуй коробку и найди ей место в шкафу. Орри, вы можете продолжать вашу работу. Вы не нашли решения этого дела. Но вы подняли завесу над входом в другое помещение здания, которое мы обследуем. Звоните после шести.

Орри вышел, насвистывая.

Глава 12

Я имел свое собственное изделие из кожи, не такое большое, как коробка с сокровищами Поля Чапина, но более изящное. Сидя за столом в ту же среду и убивая время в ожидании посетителя, я вытащил футляр из кармана и любовался им. Я получил его всего две недели назад. Футляр был коричневый, из страусовой кожи, и его поверхность с обеих сторон была покрыта тиснением. С одной стороны поверхность была украшена изящными линиями с выходящими из них стеблями орхидей. На обратной стороне были изображены кольты: пятьдесят два чудесных маленьких пистолетика, и все целились в центр. В центре было вытеснено золотом: «А. Г. от Н. В.».

Вульф сделал мне этот подарок 23 октября, когда мы сидели за обеденным столом. А я и не подозревал, что он знает, когда мой день рождения. Я хранил в этом футлярчике документы: полицейское удостоверение, разрешение на огнестрельное оружие и лицензию оперативника. Если бы мне предложили обменять его, я мог бы согласиться, но не меньше чем на город Нью-Йорк с парой хороших предместий.

Когда заглянул Фриц и сказал, что пришел инспектор Кремер, я спрятал футлярчик в карман.

Я сказал Кремеру:

– Мистер Вульф не может спуститься вниз, он слишком немощен.

Инспектор засмеялся:

– А я и не думал, что он придет. Я ведь знаю Ниро Вульфа дольше, чем его знаешь ты, сынок. Не думай, что я пришел вырывать у него секреты. Могу я зажечь трубку?

– Конечно, Вульф ненавидит это, но черт с ним!

– Вульф есть Вульф.

Кремер набил трубку и закурил.

– Что происходило здесь вчера вечером?

Я усмехнулся:

– Вульф заключил небольшой контракт.

– А это правда, что он подрезал Бретта на четыре тысячи долларов?

– Вульф никого не подрезал. Он предложил кое-что для продажи, и ему сделали заказ.

– М-да…

Он пустил струйку дыма.

– Вы знаете Бретта? Бретт считает смехотворным то, что он должен раскошеливаться на частного дика. Ведь город имеет столь внушительные силы, множество смелых и умных людей, чтобы справиться с подобными проблемами!

Кремер откинулся на спинку кресла и, попыхивая трубкой, посмотрел на вазу с орхидеями. Вскоре он заговорил:

– Сегодня после полудня у меня было забавное происшествие… Приехала женщина и заявила, что она требует ареста Ниро Вульфа, потому что он собирался перерезать ей горло. Ее привели ко мне, так как знали, что я занимаюсь делом, в котором участвует Вульф. Я сказал ей, что пошлю человека выяснить подробности. Она дала мне свой адрес и назвала свое имя, от которого меня как обухом по голове стукнуло.

– Интересно, кто же это был?

– Конечно, тебе интересно. Пари – ты озадачен! Затем часа через два пришел один субъект увидеться со мной. Без приглашения. Он – таксист. Он заявил, что не станет брать деньги за лжесвидетельство и что он видел на ней кровь, когда она садилась на Перри-стрит в такси. Это одно из тех событий, о которых я хотел рассказать Вульфу. Но картина, стоящая перед моим мысленным взором, – Вульф перерезает горло этой даме – так чертовски замечательна, что мне хочется рассказать ему лично.

Он затянулся из трубки, потом продолжил, но более резко:

– Послушай, Гудвин. Черт побери, какова же была ее мысль? Я трижды пробовал добиться от жены Чапина рассказа о сути происходящего, но она говорила только о том, какое она занимает положение. Все остальное она держала под замком. Вульф вступил в дело в понедельник поздно вечером, а в среду утром она уже здесь, в конторе, показывает ему свое представление. Что, черт побери, есть в нем такого, что принуждает их вести себя подобным образом?