Рональд Нокс - Убийство на виадуке. Три вентиля (сборник) Страница 21

– А человек внутри – в положении священника.

– Если бы не одно обстоятельство.

– Какое?

– Вина, – ответил Гордон.

– Итак, что дальше?

– Чуток «голландской отваги»[23], – Гордон щедро плеснул себе в стакан чистого виски. – Будь я Кармайклом, сейчас вы удостоились бы непродолжительной лекции о происхождении выражения «голландская отвага». Видите ли, дорогой мой Ривз, оно восходит к XVII веку, к тем временам, когда мы в последний раз вели ожесточенную войну с голландцами. Между прочим, хотел бы я, чтобы мы по-прежнему воевали с немцами, а перед нами сейчас был немецкий блиндаж. Потому что тогда нам следовало бы просто встать у входа, взять бомбу и приказать врагу выйти. Но опять-таки, полагаю, секретарь был бы недоволен, – право, он превращается в помеху, этот секретарь.

– Вы так и не объяснили, что мы будем делать дальше.

– Дальше мы пойдем: я впереди, вы за мной. Я понесу револьвер, вы – фонарик. Держите его в вытянутой руке, прямо над моим плечом. Это усложнит задачу неизвестному, если он решит стрелять. Переговариваться будем вполголоса. Если мы никого там не найдем, то выйдем в бильярдной и скажем Кармайклу, что он болван.

– Хорошо. В конце концов, я не уверен, что хочу встретиться с этим человеком. Оказывается, и у любопытства есть свои пределы.

– Итак, вы готовы? Посветите фонариком в проход, как только я открою дверь. Потом пропустите меня вперед и следуйте за мной по пятам.

Открывшийся коридор оказался на удивление высоким, таким же, как комната, куда он выводил. И настолько узким, что идти по нему инстинктивно хотелось боком, хотя места вполне хватало, чтобы шагать прямо, не касаясь при этом подернутых паутиной стен.

Почти сразу же коридор начал снижаться, сменившись рядом деревянных ступеней; по приблизительным подсчетам Гордона, они очутились ниже уровня пола в комнате Ривза уже к тому времени, как прошли расстояние до внутренней стены той же комнаты. В этот момент им пришлось пригнуться, что несколько затруднило осуществление планов. Стало ясно, что эту часть тайного убежища выкроили не из толщины стен, а из глубины пола. Затем крутой поворот направо показал, что теперь они движутся параллельно коридору, проходящему мимо двери Ривза. Пол тайного коридора покрывала густая и мелкая пыль, на которой отчетливо виднелись слегка смазанные, но несомненно свежие человеческие следы.

Совершенно неожиданно коридор открылся слева, и в то же время слабый, едва заметный луч света снаружи привлек внимание обоих мужчин. Они оказались в комнате площадью в семь квадратных футов, освещенной тончайшим лучом света через какую-то незаметную трещину в кирпичной кладке наружной стены. Потолок и здесь находился на такой высоте, что взрослый человек не мог стоять выпрямившись, однако свет и воздух создавали приятный контраст с коридором. Кроме того, кто-то явно предпринял попытку подмести здесь пол: вся пыль была сметена в кучу в одном углу. Не оставалось никаких сомнений в том, что это помещение служило убежищем для гонимых священников три века назад; несомненно было также, что здесь последние несколько дней укрывался некий неизвестный и преследуемый человек.

О прежнем назначении комнаты остались кое-какие напоминания. На оштукатуренных стенах были выцарапаны инициалы – привычка туристов, но сделано это было при иных обстоятельствах, – а также христианские символы: несколько крестов и одна аббревиатура IHS[24]. Как раз в том месте, которое особенно хорошо освещал луч, виднелось несколько строк религиозных виршей, неразборчиво нацарапанных буквами XVII века. Подсвечник, прибитый к стене, служил более зримым напоминанием о давно ушедших временах.

Гораздо раньше бросались в глаза свидетельства присутствия недавнего гостя. Грубый соломенный тюфяк в этом месте никого бы не удивил; простое место для отдыха было сооружено из трех подушек, явно похищенных из гостиной клуба. Свечной огарок был воткнут в пустую бутылку из-под кларета, рядом лежали две запасные свечи. Многочисленные окурки были небрежно разбросаны вокруг пыльной кучи в углу; неизвестный курил сигареты самой обычной, ничем не примечательной марки. Порядком помятый пятничный номер «Дейли мейл» был, вероятно, позаимствован из того же источника, что и подушки. Судя по банке ваксы и сапожной щетке, неизвестный следил за своим внешним видом даже там, где находился совсем один. Все эти предметы Ривз осмотрел быстро и сосредоточенно, а потом в отчаянии повернулся к Гордону.

– Столько следов, – прошептал он, – и ни единого, который можно было бы назвать уликой. Если неизвестный сбежал от нас, то он, убегая, не оставил ни единого намека на то, кто он такой.

– Меня это не удивляет, – отозвался Гордон. – Конечно, этот человек в некотором смысле был вашим гостем, но едва ли вы могли ожидать, что он сядет и напишет вам признание.

– Мог бы издать хоть один торжествующий возглас.

– Возможно, он и был – в бильярдной.

– В бильярдной?

– Да, где кто-то оставил вам шар после промаха.

– Неужели вы считаете?..

– О, не знаю. Давайте продолжим.

Все это время в тайном коридоре не слышалось никаких звуков, кроме их шепота. Но через щель доносились звуки издалека, редкие, как обычно, когда они просачиваются сквозь узкое отверстие. Несколько раз завелся мотоцикл, на линксе кто-то крикнул «впереди!», где-то далеко внизу (по крайней мере, так казалось) наполняли ведро. Гордон и Ривз пригнулись и снова двинулись в путь, не забыв включить фонарик; шагов двадцать они прошли по ровному полу, потом начался спуск, и почти сразу потолки стали выше – опять они очутились не под полом, а в толще стены. У подножия ступеней непредвиденное обстоятельство нарушило все их планы: коридор делился надвое, одна ветвь шла прямо, а другая резко поворачивала направо.

– Что теперь? – прошептал Ривз, посветив фонариком сначала в один, потом в другой коридор. – По-моему, куда бы мы ни повернули, на нас могут напасть сзади.

– Согласен, придется рискнуть. Разделиться мы не можем, потому что у нас только один фонарь. Попробуем тот коридор, что ведет прямо, но будем готовы повернуть обратно в любую минуту.

Этот коридор оказался коротким и закончился глухой стеной. Но в ней обнаружилась щель, и Гордон, наклонившись к ней, разглядел бильярдную, которую они покинули четверть часа назад. Шары лежали в прежнем положении, а за закрытой дверью стояли на часах Кармайкл и Мерриэтт.

– Поднимите фонарик повыше, – шепнул Гордон.

Неужели фонарик Ривза вдруг стал светить ярче, чем прежде? Казалось, его яркость вдруг усилилась вдвое. И только когда Гордон вдруг понял, что за их спинами включили еще один фонарик, незнакомый голос из темноты произнес:

– Итак, вы здесь, я загнал вас в тупик. Эй вы, в сторону, бросьте фонарь… Вот так. А теперь вы, тот, что у стены, – положите оружие… Обернитесь и идите туда, откуда пришли.

Происходящее выглядело унизительно, но делать было нечего. Их застал врасплох некто, затаившийся в другом коридоре, и разглядеть этого человека было невозможно: его фонарик слепил глаза. На развилке коридоров он посторонился, пропуская пленников и по-прежнему оставаясь невидимым; возвращаясь по своим следам, Гордон соображал, не попробовать ли прорваться в комнату священника, но понял, что это безнадежное предприятие. Он окажется безоружным, в ловушке, лицом к лицу с вооруженным человеком, который наверняка и есть убийца. С позором и под конвоем они вернулись к двери в комнату Ривза, которую оставили приоткрытой.

– Выходите, – произнес голос, – и не двигайтесь, пока я не разрешу.

Оба послушно выбрались в комнату Ривза, ожидая, что незнакомец захлопнет за ними дверь и запрет ее неизвестным им способом. Но, к изумлению обоих, тайную дверь вновь заслонила человеческая фигура, и на свет выбрался человек, в котором любой узнал бы полицейского.

Глава 14. Погоня, завершившаяся сюрпризом

– Итак, – заговорил полицейский, прибегнув к стандартной процедуре действий в неожиданной ситуации, – что все это значит?

Не может быть никаких сомнений в том, что в большинстве житейских ситуаций чувство юмора оказывается недостатком. Оно подразумевает самоанализ, а тот, кто занимается самоанализом, обычно проигрывает. Однако смех – чаще всего дитя невинности, и вряд ли что-нибудь помогло бы снять с двух доморощенных детективов все обвинения так же стремительно, как полная потеря Гордоном всякой серьезности, едва он выслушал обращенный к ним вопрос.

– Что вы делаете в этих комнатах? – спросил полицейский уже с меньшей подозрительностью, но отнюдь не с большим дружелюбием.

– Видите ли, – ответил Ривз, – это мои комнаты.

– Должен предупредить, – заметил полицейский, – что вам могут грозить серьезные обвинения. У нас есть основания полагать, что в том коридоре скрывался убийца. Не говорите того, что может быть использовано как свидетельство против вас. – И он достал блокнот, заменяющий полицейским гром и молнии.