Эрл Гарднер - Дело испуганной машинистки Страница 21

– Нет, когда вы впервые вошли с ним в контакт.

– До того как мы встретились, мы некоторое время переписывались.

– Когда вы впервые его увидели?

– Когда он приехал в этот город. Я встречала его на вокзале.

– Какого числа?

– Семнадцатого мая.

– Этого года?

– Да, сэр.

– Вы сказали, что до этого переписывались с ним?

– Да.

– Как началась эта переписка?

– Она началась как пустяк… развлечение.

– В каком смысле?

– Я увлекаюсь фотографией и как-то, листая фотожурнал, наткнулась на предложение любителя из Южной Африки обменяться цветными снимками. Меня заинтересовало это объявление, и я написала по указанному адресу. Этим любителем был…

– Одну минуту, – перебил ее Мейсон. – Ваша честь, я возражаю против того, чтобы свидетельница делала свое заключение, так как она не может знать, кто давал объявление в газету, прошу прощения – в журнал. Это можно доказать только по регистрационной книге.

– Мы это докажем, – бодрым голосом заверил Бергер, – но в данный момент, мисс Иордан, мы можем опустить эту подробность. Что было дальше?

– Я стала переписываться с обвиняемым.

Повернувшись к Мейсону, Бергер язвительно сказал:

– Конечно, я понимаю, что защита может возразить против данного вопроса как несущественного, но мне хочется обрисовать общее положение вещей.

Мейсон улыбнулся:

– Я всегда недоверчиво отношусь к тем, кто старается обрисовать общее положение вещей, прибегая к второстепенным доказательствам. Почему не пустить в ход сами письма?

– Я хочу только показать общий характер переписки, – огрызнулся прокурор.

– Выражаю протест, – заявил Мейсон. – Это всего лишь косвенное доказательство, основанное к тому же на субъективном суждении свидетельницы.

– Протест принят, – сказал судья Хартли.

– Вы получали письма из Южной Африки? – спросил прокурор, и впервые в его голосе послышалось раздражение.

– Да.

– Как были подписаны эти письма?

– Ну… по-разному.

– То есть как это? – поразился Бергер. – Я думал…

– Что думал окружной прокурор не имеет значения, – вмешался Перри Мейсон. – Излагайте факты.

– Как были подписаны эти письма? – повторил вопрос Бергер.

– Некоторые из них, главным образом первые, были подписаны полным именем обвиняемого.

– Где сейчас эти письма?

– Их больше нет.

– Как это?

– Я их уничтожила.

– Изложите содержание этих писем, – уверенно произнес прокурор. – Ваша честь, показав, что прямых доказательств больше не существует, я намереваюсь ввести в дело косвенные.

– Возражений нет, – сказал судья.

– Ваша честь, – заговорил Мейсон. – Я хотел бы задать свидетельнице несколько вопросов по поводу содержания писем и того, когда и почему они были уничтожены. В зависимости от полученных ответов я решу, заявлять мне протест или нет.

– Сначала сформулируйте свои возражения, а потом можете задавать вопросы, – решил судья.

– Я возражаю на том основании, ваша честь, что введение содержания данных писем в качестве косвенного доказательства не было должным образом обосновано обвинением и, кроме того, как теперь выяснилось, некоторые из этих писем даже не имели на себе имени подзащитного. В связи с этими возражениями я хотел бы задать свидетельнице несколько вопросов.

– Задавайте, – ехидно усмехнулся Гамильтон Бергер.

Мейсон спросил:

– Вы сказали, что эти письма были подписаны по-разному. Что именно вы имели в виду?

– Ну… – Она заколебалась.

– Отвечайте.

– Некоторые письма были подписаны разными… глупыми именами.

– Например? – настаивал Мейсон.

– Например, Длинноногий Папа.

По залу прокатился веселый смешок, который стих сразу, как только судья нахмурил брови.

– А другие?

– В том же духе. Понимаете, мы обменивались не только фотографиями, но и забавными картинками.

– Что вы называете забавными картинками?

– Я фотолюбитель, обвиняемый – тоже… Сначала нас связывало только общее увлечение, но постепенно наша переписка приобрела личный характер. Я… Он попросил меня прислать ему мое фото, а я… шутки ради…

– Что же вы сделали?

– Я взяла фотографию чопорной дамы не первой молодости, но с лицом интересным выражением недюжинной воли, скомпоновала ее с моим собственным снимком в купальном костюме, увеличила и послала ему. Я подумала, что, если он просто затеял небольшую почтовую интрижку, это его остановит.

– Было ли это простой шуткой или вы хотели обмануть его? – спросил Мейсон.

Она покраснела:

– Первая фотография должна была его обмануть. Она была сделана настолько удачно, что, как мне показалось, он ни за что не догадается, что это комбинированный снимок.

– Вы попросили его прислать в обмен его фото?

– Да.

– Вы получили его?

– Да.

– Что это было?

– На фото был изображен мускулистый спортсмен с головой жирафа в очках.

– Тогда вы поняли, что он сообразил, что вы хотели его провести?

– Да.

– Что было после этого?

– Мы стали обмениваться подобными забавными картинками, и каждый старался перещеголять другого.

– И как вы при этом подписывали письма? – спросил Мейсон.

– Разными выдуманными именами, которые в какой-то степени подходили к этим картинкам.

– Так вы подписывали свои письма к нему?

– Да, так.

– И он подписывал свои письма к вам?

– Да.

Нарочито безразличным голосом адвокат спросил:

– Нечто вроде «Вашего Принца» или «Сэра Галахада»?

– Да.

– «Принц Мечты» или «Зачарованный Принц»?

Она вздрогнула:

– Да… Все последние письма он как раз подписывал «Зачарованный Принц»… «Принц Шарман».

– Где сейчас эти письма?

– Я их уничтожила.

– А известно ли вам, где те письма, которые вы писали ему?

– Я… я их тоже уничтожила.

Гамильтон Бергер подмигнул Мейсону:

– Продолжайте, мэтр, у вас это здорово получается.

– Каким образом вы их получили? – спросил он.

– Я… я пошла в его квартиру… то есть в контору.

– Так в контору или квартиру?

– В контору.

– Когда он там находился?

– Я… когда я получила письма, он был там.

Мейсон улыбнулся прокурору.

– У меня все, ваша честь, но я оставляю за собой право продолжить перекрестный допрос по поводу этих писем. И я настаиваю на своем возражении. Свидетельница не может присягнуть, что они приходили от моего подзащитного. Она сама показала, что они были подписаны выдуманными прозвищами.

Судья Хартли повернулся к девушке:

– Эти письма вы получали в ответ на те, которые посылали?

– Да, ваша честь.

– Каким образом вы адресовали свои письма?

– Джону Джефферсону в правление компании по добыче, обработке и экспорту алмазов.

– На его южноафриканский адрес?

– Да, ваша честь.

– Вы отправляли письма обычной почтой?

– Да.

– И получали в ответ эти письма?

– Да.

– По их содержанию было совершенно ясно, что они написаны в ответ на посланные вами?

– Да, ваша честь.

– И вы их сожгли?

– Да, ваша честь.

– Возражение защиты не принимается. Обвинение может ввести содержание этих писем в качестве косвенных доказательств, – объявил судья.

Гамильтон Бергер слегка поклонился судье и повернулся к свидетельнице:

– Расскажите нам, что было написано в уничтоженных вами письмах.

– Ну, он жаловался на свое одиночество, на то, что ему чужды люди, которые его окружают, что у него нет друга – девушки и… Господи, все это была ерунда: мне очень трудно все это объяснить.

– Продолжайте. Постарайтесь, и все получится.

– Мы выбрали тон… мы притворялись, будто это «переписка двух одинаково одиноких сердец». Скажем, он мне писал, какой он богатый и хозяйственный по натуре и какой из него получится отличный муж. Ну а я в ответ расписывала, какая я прелестная и домовитая… Нет, такие вещи так просто не объяснишь!

– Необходим контекст, вы хотите сказать?

– Совершенно верно. Нужно знать настроение, предысторию, иначе все выглядит поразительно тривиально и глупо. Именно поэтому я решила, что мне нужно получить эти письма обратно.

– Что же было дальше?

– Ну, наконец Джон Джефферсон прислал одно серьезное письмо. Он написал мне, что его компания решила открыть отделение в США и назначила его своим представителем, что контора будет находиться в нашем городе и что он с нетерпением ждет нашей встречи.

– Что вы сделали?

– Совершенно неожиданно на меня напала самая настоящая паника. Одно дело вести шутливую переписку с человеком, находящимся от тебя за тысячи миль, и совсем другое – встретиться с ним лицом к лицу. Я растерялась и перетрусила.

– Продолжайте.

– Он мне телеграфировал, каким поездом и в каком вагоне приедет, и я, разумеется, поехала на вокзал… И тут все пошло кувырком.

– Что вы имеете в виду?

– Понимаете, из того, что он мне писал, я составила о нем совсем иное представление… Конечно, глупо рисовать себе человека, которого никогда не видела; но я была о нем необычайно высокого мнения. Я считала его другом с большой буквы и при встрече была страшно разочарована.