Джон Карр - Дом, в котором живёт смерть Страница 22

— Не сомневаюсь, что он неестествен. И, конечно же, нереален. Столько хороших напитков регулярно доставляют на кораблях, что их нехватка никогда не ощущается. Рыбаки из залива перехватывают суда на подходе, прячут ящики с бутылками под грудами креветок или устриц, где они и лежат, пока их доставляют в город. Это то, что мне рассказали друзья; в подробности меня не посвящают. «Туфелька Синдереллы»…

— Это заведение далеко отсюда?

— Довольно близко, почти рядом. Между Дамейн-стрит и Сент-Филипп-стрит, рядом с Лавкой кузнеца Лаффита. Джефф, ну почему они придумывают такие абсурдные названия? Ну вот, например, Дом Старого Абсента, вдруг выясняется, что этот дом — кузнечная мастерская? И без того хватает интересных мест, о которых не надо выдумывать легенды.

Джефф промолчал. По крышам, посвистывая, разгуливал ветерок. Когда они миновали перекресток Сент-Питер-стрит, он понял, что поблизости, должно быть, находится номер 7016 по Ройял-стрит, чей машинописный адрес был надежно спрятан во внутреннем нагрудном кармане и куда он собирался зайти на следующий день.

Когда они все по той же стороне улицы прошли три небольших квартала, Пенни потянула его за собой ближе к стене. Между двумя ветхими домами, с фасадами, соответственно, желтой и серой штукатурки, открывался мощенный кирпичами проход, который вел к парадным дверям третьего дома — в нем не было ни проблеска света, и он был почти неразличим в сгустившемся мраке.

Когда они едва ли не ощупью миновали проход, Джеффу показалось, что он слышит слабые звуки музыки. Пенни нажала кнопку звонка справа от входной двери. Дверь открылась, и можно было бы подумать, что внутри так же темно, если бы не пробивающийся свет из-за тяжелых портьер — они преграждали путь после трех ступенек от входной двери.

Мужчина, который встретил их, первым делом плотно закрыл дверь. Откинув в сторону одну из темно-красных портьер, так, чтобы свет упал на Пенни и на Джеффа, он с поклоном пригласил их внутрь. Он был смуглым, крепко сбитым молодым человеком в вечернем костюме с фалдами и с белым галстуком-бабочкой. Хотя Пенни называла его Марселем, он смахивал скорее на итальянца, чем на креола.

— Добрый вечер, Марсель. Этот джентльмен, мистер Колдуэлл, — мой друг.

— Добрый вечер, мисс Линн. Добрый вечер, сэр. Хороший столик на двоих рядом с оркестром?

— Если вы не против, Марсель, сначала мы хотели бы осмотреться в обоих помещениях. Кстати, мисс Хобарт здесь?

— Мисс Серена Хобарт, мэм? Нет, мисс Линн. Не видел ее, во всяком случае, сегодня вечером. Вы — завсегдатай заведения, мисс Линн. Милости просим любого из ваших друзей посетить нас.

Они вошли в холл, который можно было бы назвать и вестибюлем, очень просторный, но не глубокий. Пол в нем был покрыт плотным ковром багровой, белой и золотой расцветки. За стойкой, перекрывающей нишу в левой стене, восседала молодая особа. Не в пример традиционно сдержанному, даже спортивному облику гардеробщиц в ночных клубах, на ней было платье, скроенное по средневековой моде, в пышных оборках и с низким вырезом на груди, напоминающее наряды красавиц на том балу, с которого пришлось сбежать Синдерелле.

— Они приглашают сюда играть самые разные группы, — сказала Пенни, показывая на объявление в золотистой рамке. Хотя Джефф совершенно не интересовался оркестрами, он прочел, что «Туфелька Синдереллы» теперь принадлежит Томми Какому-То и его Мальчикам. Что тут же стало совершенно очевидно. Из-за открытой арки в задней части холла с фантастической яростью грянули аккорды, в которые вплелся тенор солиста, полный возрожденческого восторга:

Когда заботы преследуют тебя, воспой «Аллилуйя!»,И все беды пройдут!Когда заботы преследуют тебя, воспой «Аллилуйя!»,И ты пройдешь сквозь самый мрачный день!

Пенни снова привлекла его внимание.

— Вон там, — объяснила она, — есть две комнаты, которые открываются навстречу друг другу. Они расположены в линию, справа налево. Оркестр в дальней комнате сидит глубоко слева; поэтому в ней такой широкий вход. Бара там нет, то есть, у них нет барной стойки. Ты садишься за столик, и тебя обслужат. Словом, проходи, Джефф.

В сопровождении заботливого Марселя они осмотрелись.

В обоих помещениях, отделенных друг от друга открытой аркой, было довольно темно, если не считать мерцающего синего огонька и подсветки возвышения, на котором располагался оркестр. В каждом зале было небольшое пространство для танцев, окруженное столиками на два или четыре человека. На белых скатертях каждого из столиков стоял сифон с содовой, чашки с блюдцами, ложками и небольшое серебряное ведерко с кубиками льда. В сыром воздухе висели густые клубы дыма и запах абсента; чувствовалось, что тут собираются только завсегдатаи. В вечерних костюмах были лишь официанты. Многие пары танцевали; остальные просто сидели и с удовольствием слушали музыку.

Пробежав взглядом по каждому из столиков в первом помещении, Пенни перешла во второе. За одним из столиков у танцпола Джефф обратил внимание на рыжеволосую женщину, сидевшую к нему спиной, и на широкоплечего лысого мужчину сорока с небольшим лет. Он изо всех сил старался демонстрировать, насколько он положительный, но у него это плохо получалось. Он поднял руку, приветствуя Пенни, на что она ответила рассеянным кивком.

Серены же нигде не было. Пенни даже открыла самую дальнюю дверь, украшенную пастельным рисунком, изображающим Синдереллу, на несколько секунд скрылась за ней и, вернувшись, помотала головой.

— Что скажете, мадам, месье? — поинтересовался Марсель.

— Пожалуй, слишком громко, — сказала Пенни, и Джефф был с ней полностью согласен. — Если вы не возражаете, Марсель, может, столик в первом зале?..

Когда они расположились за столиком у танцпола, место Марселя занял официант. Задав по-французски вопрос, что мадам или месье хотели бы заказать, он услышал от Пенни ответ на том же языке, что мадам и месье хотели бы ознакомиться с фирменным блюдом заведения. Забрав чашки и блюдца, официант скоро вернул их, полные зеленоватой жидкостью, которую Джефф и ожидал увидеть. Он долил чашки содовой, такой холодной, что лед не потребовался.

— Не выпить ли нам за отсутствующую Серену, — предложила Пенни, — раз уж мы не можем сделать это в ее присутствии? Ее здесь нет, Джефф. Ее нет нигде, и я должна…

— Значит, за Серену! А затем, — сказал Джефф после того, как они оба, не поморщившись, сделали по глотку и поставили чашки обратно на стол, — почему не выпить за нас самих? Или ты предпочитаешь пойти танцевать?

— Давай просто посидим тут минуту-другую, ладно? Серены здесь нет и не было; Марсель никогда не врет о таких вещах. Кроме того, ты тоже никогда бы не стал встречаться со своей тайной возлюбленной в таком кабачке, а уж если бы такое и случилось, то не остался бы в нем надолго. Ну, за нас! — выдохнула Пенни, бросая на Джеффа взгляд, полный нежности. — Но я выпила бы охотнее, будь эта штука честным алкоголем, без полынной горечи! И… и…

— Что случилось, Пенни? В чем дело?

— Как только мы вошли сюда, Джефф, не возникло ли у тебя чувство, что кто-то не спускает с нас глаз?

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. — Джефф испытывал такое же ощущение, которое был не в силах объяснить и тем более понять его происхождение. — Сначала я было подумал, что это старый добрый Марсель, но у меня не было уверенности. У него нет никакой особой причины наблюдать за нами, верно? Но если не он, то кто же?

— Понятия не имею. Вот из-за этого я и нервничаю!

— Кто бы это ни был, Пенни, в любом случае он не тот парень в соседней комнате.

— Что за парень в соседней комнате?

— Сложен, как футболист, крупный, но несколько полноват для быстрого бега. Сидит рядом с рыжей женщиной в зеленом. Весь ее вид говорит о том, что она занята только и исключительно им; отсюда ты можешь увидеть их обоих. Он махнул тебе, а ты кивнула ему в ответ.

— Ах, этот? — с облегчением выдохнула Пенни. — Все в порядке, Джефф. Это всего лишь Билли Вобан, управляющий директор фирмы «Данфорт и K°», которая что-то производит. А эта женщина — Полина, его жена.

— «Данфорт и K°», говоришь? Я недавно слышал это название… в связи с Хобартами. Какое она может иметь к ним отношение, Пенни?

— Никогда не слышала, что оно вообще имеется. Билли обладает большой популярностью и вполне ее заслуживает. Его все любят. В нормальных условиях его можно считать самым добродушным парнем на земле… он что, пьет?

— После нашего появления он пропустил уже как минимум две порции. Когда мы проходили мимо, у него был остекленелый взгляд; похоже, ему что-то очень не по нутру. Да и в самом деле: ты же не можешь глотать эту жуткую зеленую политуру, словно это свежий виноградный сок или содовая с газом.