Морис Леблан - Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна Страница 22

В полдень он появился в ресторане Буффало, в маленьком, низком зале, куда каменщики и биндюжники приходили утолить голод дежурным блюдом. Вскоре к нему кто-то подсел.

— Все сделано, патрон.

— Ах, это ты, Дудвиль. Тем лучше, мне не терпится узнать. Получил сведения? Копию метрики? Рассказывай побыстрее.

— Так вот, отец и мать Альтенгейма умерли за границей.

— Дальше.

— Они оставили троих детей.

— Троих?

— Да, старшему теперь должно быть около тридцати. Его звали Рауль де Мальрейх.

— Это наш Альтенгейм. Затем?

— Меньшим ребенком была девочка, Изильда. В регистре сделана свежая запись: «Скончалась».

— Изильда… Изильда… — повторил Люпэн. — Именно то, что я подозревал. Изильда была сестрой Альтенгейма… Общее выражение ее лица недаром показалось мне знакомым… Вот она, та связь, которая их соединяла… Но третий ребенок, точнее — второй, средний по возрасту?

— Это сын. Ему должно быть теперь двадцать шесть лет.

— Его имя?

— Луи де Мальрейх.

Люпэна как током ударило.

— Вот оно! Луи де Мальрейх… Инициалы: «Л» и «М»… Омерзительная, внушающая ужас подпись… Имя убийцы — Луи де Мальрейх!.. Это был их брат — и Альтенгейма, и Изильды. И он убил обоих, убил, боясь, что они могут его выдать…

Люпэн долго молчал, с мрачным видом, подавленный, вероятно, образом этого таинственного существа.

Дудвиль возразил:

— Чего он мог бояться от сестры, Изильды? Она была умалишенной; так мне, по крайней мере, говорили.

— Все верно, но некоторые воспоминания о детстве у нее сохранились. Она могла узнать брата, с которым ее воспитывали… И это стоило ей жизни.

И добавил:

— Умалишенной! Но все эти люди — сумасшедшие… Безумная мать… Алкоголик-отец… Альтенгейм, этот скот… Изильда, бедная дурочка… И сам убийца — чудовище, кровавый маньяк… Болван…

— Болван? Вы так думаете, патрон?

— Ну да, болван! С проблесками гения, с ухищрениями и догадками, достойными демона, но тоже свихнувшийся, безумный, как вся эта семейка Мальрейхов. Убивают только безумцы, особенно такие, как этот; ибо, в конце концов…

Он замолчал; его лицо так резко напряглось, что Дудвиль был поражен.

— Что случилось, патрон?

— Смотри!

III

Вошел человек, повесивший на вешалку свою шляпу — черную шляпу из мягкого фетра. Он сел за маленький столик, просмотрел меню, которое принес ему кельнер, сделал заказ и стал ждать, в неподвижности, с прямым торсом, скрестив руки на скатерти.

Люпэн хорошо видел его прямо перед собой.

У него было худое, сухое лицо, совершенно лишенное растительности, с глубокими орбитами, в которых были видны серые глаза цвета тусклого железа. Кожа казалась натянутой до предела между костями, словно пергамент, такой жесткий и плотный, что ни один волос не смог бы сквозь нее пробиться. Эта физиономия была по природе сумрачной. Никакое выражение ее не оживляло. Ни одна мысль не могла, верно, пробудиться под этим костяным лбом. Веки, лишенные ресниц, были совершенно неподвижны, что придавало взгляду пристальность, как у статуи.

Люпэн подал знак одному из кельнеров заведения:

— Кто этот господин?

— Который вон там обедает?

— Да.

— Один клиент. Он бывает у нас два или три раза в неделю.

— Вы знаете его имя?

— Конечно. Леон Массье.

«О! — с волнением подумал Люпэн. — „Л.М.“… Обе буквы налицо… Может, он и есть Луи Мальрейх?»

Он жадно в него всмотрелся. Вид этого человека действительно соответствовал его предположениям, всему, что о нем знал, его омерзительному существованию. Единственное, что его смущало, был взгляд мертвеца, — там, где он ожидал увидеть пламя и жизнь. Его смущала невозмутимость там, где заочно ему виделись неустойчивость, переменчивость, завораживающая гримаса великих злодеев.

— А чем занимается этот господин? — спросил он кельнера.

— Ей-богу, не могу сказать. Странный чудак… Всегда один… Не говорит никогда никому ни слова… Мы здесь не знаем даже, как звучит его голос. Названия блюд он пальцем указывает в меню… За двадцать минут он готов. Платит и уходит.

— А возвращается?

— Через три, через четыре дня. Как придется.

«Это он, это может быть только он, — повторял про себя Люпэн, — Мальрейх; вот он, передо мной!.. Вот он дышит в четырех шагах от меня. Вот они, те руки, которые убивают. Вот мозг, опьяняющийся запахом крови. Вон оно, чудовище, вампир…»

И все-таки, возможно ли такое? В глазах Люпэна в конце концов убийца превратился в такое фантастическое существо, что он растерялся, увидев его в живом обличье, расхаживающим, поглощающим банальные, простые действия. Трудно было осознать, что он ест, подобно прочим, мясо и хлеб, что пьет, как первый встречный, обычный, обычное пиво, тогда как в его представлении должен был насыщаться сырым мясом и упиваться кровью своих жертв.

— Идем отсюда, Дудвиль.

— Что с вами, патрон? Вы совсем бледны?

— Мне надо побыть на воздухе. Выйдем.

На улице он глубоко вздохнул, вытер лоб, покрывшийся потом, и прошептал:

— Теперь мне лучше. Я задыхался.

Наконец, овладев собой, Люпэн продолжал:

— Развязка приближается, Дудвиль. Несколько недель я наощупь веду борьбу против невидимого противника. И случай выводит его вдруг на мою дорогу. Теперь игра пойдет на равных.

— Может, разделимся, патрон? Этот тип видел нас вместе. Ему будет труднее заметить нас порознь.

— Но видел ли он нас на самом деле? — задумчиво проронил Люпэн. — Он, кажется, вообще не видит ничего и не слышит, ни на что, к тому же, не смотрит. Какая престранная личность!

Десять минут спустя, действительно, Леон Массье появился и ушел, не заметив даже, что за ним следят. Он закурил сигарету и стал дымить, держа вторую руку за спиной, шагая, как гуляющий, наслаждающийся солнцем и свежим воздухом человек, не подозревающий даже, что кто-нибудь может наблюдать за его прогулкой.

Он пересек старую городскую черту, проследовал вдоль фортификаций, снова вышел через ворота Шампере и вернулся назад по улице Восстания. Войдет ли он в здание под номером 3? Люпэну этого очень хотелось, так как это послужило бы верным доказательством его сообщничества с бандой Альтенгейма. Но тот свернул и вышел на улицу Делезман, по которой следовал, пока не миновал велодром Буффало.

Слева, перед велодромом, среди сдаваемых в аренду теннисных кортов и бараков, которые окаймляют улицу Делезман, стоит небольшой отдельный флигель, окруженный крохотным садиком. Леон Массье остановился, вынул связку ключей, отпер вначале калитку в решетке сада, затем — дверь особнячка и исчез. Люпэн осторожно приблизился. Он сразу заметил, что все здания с улицы Восстания с другой стороны подходят вплотную к задней стене сада. Подойдя еще ближе, он убедился, что эта стена довольно высока и что к ней примыкает сарай, построенный в глубине сада. Расположение построек убедило его также в том, что этот сарай находился прямо перед тем, который существовал во дворе дома номер 3 и служил складом Старьевщику.

Таким образом, Леон Массье жил в доме, совсем близком к месту, где собирались семеро сообщников из банды Альтенгейма. И, следовательно, вполне мог быть верховным вожаком, командовавшим этой бандой, сообщаясь с нею по проходу, существовавшему, очевидно, между обоими сараями.

— Да, я не ошибся, — сказал Люпэн. — Леон Массье и Луи Мальрейх — одно и то же лицо. Дело здорово упрощается.

— Здорово, — подтвердил Дудвиль. — И за несколько дней все будет решено.

— То есть я буду награжден ударом стилетом в глотку.

— Что вы так говорите, патрон! Что за мысли!

— Ба! Кто может знать! У меня всегда было предчувствие, что это чудовище принесет мне несчастье.

Теперь задача была в том, чтобы присутствовать, так сказать, при всех делах Леона Массье, да так, чтобы ни один его жест не оставался неизвестным.

А жизнь его, если верить людям того квартала, опрашиваемым Дудвилем, отличалась немалыми странностями. Тип из флигеля, как его называли здесь, поселился там лишь несколько месяцев тому назад. Ни с кем не встречался, никого не принимал. У него не было слуг. И в окнах дома, широко открытых даже по ночам, никогда не появлялся свет — ни лампы, ни даже свечи. Впрочем, по вечерам Массье обычно уходил и возвращался лишь очень поздно, на заре; так утверждали соседи, встречавшие его при восходе солнца.

— Знают ли там, что он делает? — спросил Люпэн помощника, когда тот опять с ним встретился.

Нет. Его существование совершенно беспорядочно; он исчезает порой на несколько дней… если не проводит их у себя, запершись. В общем, никто о нем ничего не знает.

— Хорошо, все это должны узнать мы. Причем — скоро.

Он ошибся. После восьми дней упорных поисков ничего нового они так и не узнали. И если что-нибудь необычное и происходило, то только то, что, когда Люпэн его выслеживал, Массье, двигавшийся мелкими шажками вдоль улиц, никогда не останавливаясь, внезапно, словно чудом, исчезал. Несколько раз он использовал для этого здания с двойными выходами. Но в других случаях, казалось, испарялся в самой гуще толпы, словно призрак. И Люпэн оставался на месте, окаменев, в растерянности и ярости.