Джон Харви - Грубая обработка Страница 22

— Нет, я…

— Избегаете меня?

— Нет, Алан, я не знал, что вы… я не видел вас.

— Вы не видели меня?

— Нет.

— Вы пробежали пятьдесят метров, чтобы не столкнуться со мной.

— Откуда вы взяли!

— Вы всегда возвращаетесь к своей машине таким путем?

— Да. Но я…

— Делаете упражнения, Гарольд, бег трусцой. — Он вытянул руку и схватил Роя указательным и большим пальцами за рубашку, прихватив также и кожу. — Не перетрудитесь, Гарольд. Опасно носить на себе лишний вес человеку вашего возраста… — он сильно защемил его своими пальцами, — и с вашим аппетитом.

— Да, я… Я знаю, очень странно, я только что подумал…

— Что, Гарольд?

— То же самое.

— Хм?

— То же, то же самое, о чем вы говорили. Я должен… делать… какие-то… упражнения.

Стаффорд сжал пальцы сильнее и больнее и только после этого отпустил его.

— Как наш секрет? — спросил Стаффорд, улыбаясь и придвинувшись к нему вплотную. Метрах в пяти от них прошли, оживленно беседуя, два человека. Гарольд чуть не окликнул их.

— Все в сохранности?

Гарольд кивнул.

— В сохранности и безопасности?

— Конечно.

— В вашем сейфе?

— Да. Где же еще?..

— Ничего, ничего, Гарольд. Не беспокойтесь. Просто он мне понадобится.

— Скоро?

— Завтра. Послезавтра. Я еще точно не знаю, но скоро. Хорошие новости, а, Гарольд? Вы сможете получить вашу долю вклада. Пять процентов, об этом мы вроде?..

— Десять.

— О да! — Стаффорд засмеялся. — Конечно, десять. Десять процентов прибыли на одно кило, вы можете рассчитывать на тысячу двести фунтов, Гарольд. Это очень много денег, причем за что? Просто за хранение. Солидная прибыль, если даже вы возьмете натурой.

— Я знаю, — пробормотал Гарольд. У него во рту все пересохло. Он просил Бога, чтобы голос не выдал его состояния. С ним бывало такое и раньше, когда ему очень хотелось, чтобы он мог актерствовать с большей убедительностью.

— Достаточно хорошая для вас сделка, если не проявлять жадность.

— Разумеется.

— Хорошо, Гарольд.

Он был настолько близко, что Гарольд почувствовал его дыхание на своем лице, запах сыра, дешевого лосьона и джина. Что-то твердое и металлическое плотно прижалось к ноге Гарольда. Он хотел взглянуть вниз, но одернул себя и стал смотреть в лицо Стаффорда, пытаясь найти в нем причину или значение происходящего.

— Вчера вечером в баре, — спросил Стаффорд, — у вас была встреча? Ну, парень, с которыми вы пили у бара.

— Я ни с кем не пил. Просто поговорил с Маккензи несколько минут, и все.

— Сегодня он здесь снова. Вас видели вместе.

— Тот инспектор?..

— Резник.

— Я до сегодняшнего дня никогда не говорил с ним.

— Так это что, совпадение, что он был в том же баре и сидел через несколько стульев от вас?

— Должно быть. Я не знаю, не помню…

Острие лезвия стало давить еще сильнее, так что Гарольд с трудом сдержал крик. Вокруг них хлопали двери автомобилей, заводились моторы. Несколько раз фары на мгновение освещали их и отворачивали в сторону.

— Если я обнаружу, что вы меня подставляете…

— Какой смысл мне это делать? Алан, послушайте…

— Этого я еще не знаю. Но я не собираюсь рисковать.

— Алан, я уже говорил вам раньше. Это дело с полицией не имеет ничего общего с вами, с… вы знаете…

Мужчина в тяжелом синем суконном пальто остановился у машины слева от Стаффорда и поднял капот. Он насвистывал песню любви Баттерфляй из первого акта. Гарольд предпочел бы быть сейчас на каком-либо холме с видом на Нагасаки или в любом другом месте, только не здесь.

Повернувшись, человек поклонился Гарольду, который узнал его в лицо, но не мог вспомнить, как его зовут.

— Что-нибудь не так? — спросил человек.

— Нет, — отозвался Гарольд. — Все нормально.

— Угу. — Человек косо взглянул на Стаффорда, который попятился от него так, чтобы его не могла достать рука этого человека. — Я думал, что у вас села батарея или что-либо еще в этом роде.

Гарольд провел языком по нижней губе.

— Все в порядке. Машина на ходу.

— Хорошо. — Человек кивнул, повернулся и забрался в машину. Прежде чем он отъехал, в набирающем влагу воздухе разнеслись звуки увертюры к опере Пуччини.

— В восемь часов, Гарольд, я позвоню вам. Скажу, куда принести материал.

— Утра?

— Ясное дело. И, Гарольд… — Стаффорд похлопал по боковому карману своей парки — …если по какой-либо причине вы не появитесь с тем, что принадлежит мне, если что-нибудь будет не так, я надеюсь, мне нет необходимости объяснять, что тогда произойдет.

Когда позднее Гарольд Рой перебирал в памяти эти события, он ни разу не мог ясно вспомнить, как Алан Стаффорд уходил между стоявшими автомобилями. Зато он совершенно отчетливо чувствовал, как острое лезвие поднималось по внутренней стороне ноги и упиралось в пах.

13

Первой мыслью Грабянского было, что женщина на кровати была удивительно знакомой, вторая мысль подсказала ему, что это Мария. Третья мысль заставила его запаниковать так, что он почувствовал желчь на языке, — очевидно, в спальне Роя была скрытая камера.

— Ты посмотри на это! — Грайс развалился в кресле у телевизора с большим пакетом подсоленного арахиса, медовых кукурузных хлопьев и банной диетической пепси-колы.

— Где ты взял это?

— Эй, послушай, что с тобой?!

— Какого черта?..

— Грабянский, спокойнее!

Вскочивший Грайс смотрел, как его партнер перебирает кнопки управления. После третьей или четвертой попытки он нашел нужную кнопку, и три фигуры исчезли с экрана.

Грабянский уставился на него, стоя перед телевизором и видеоплейером. Грайс не часто задумывался над разницей в двадцать или немногим более фунтов, на которые Грабянский был тяжелее, над его более быстрой реакцией или скоростью. В этом не было необходимости.

— Посмотри… — начал Грайс.

— Нет!

— Посмотри…

— Нет. Это ты смотришь. Ты зритель. Ты — этот вонючий… как его?… да… соглядатай… человек, подглядывающий через щелку в чужие спальни. Неудивительно, что это место уже все пропахло дерьмом. Сидеть здесь целый день, набивая себя всей этой дрянью, дергаясь над…

Грабянский подошел ближе, с желанием ухватить Грайса за плечи и швырнуть его через всю комнату. Грайс почувствовал это. Но он знал также, что скоро этот порыв пройдет. Это было видно по тому, насколько быстро гнев исчезал из глаз партнера.

— Где ты достал это?

— Аппаратуру? Взял в аренду. Плату берут вместе за обе вещи. Не дороже, чем сходить в сортир!

— А пленка?

— Ты знаешь, где мы ее достали.

Руки Грабянского повисли.

— Черт! — Он отвернулся и подошел к окну, постоял немного и направился к двери.

— Джерри, — предложил Грайс, следуя за ним, — давай я налью тебе выпить чего-либо. Посмотри сюда: пока ты был занят делом, я сделал некоторые запасы.

Посреди кухни стояли картонная коробка с полдюжиной бутылок спиртного, две упаковки пива, по четыре банки в каждой. На разделочном столике около газовой плиты лежали банки с супом, с сардинами, уже нарезанный хлеб.

Грайс наклонился к коробке.

— Шотландского виски? Водки? Я купил водку двух сортов. Я никак не могу запомнить, какая тебе больше нравится.

— Оставь.

— Я только что купил…

— Оставь.

— Хорошо.

Грайс пожал плечами, покачал головой. Он принес свое диетическое питье, вылил все, что оставалось в бутылке, в стакан и добавил немного виски.

— Эта пленка из сейфа, правильно? — решил уточнить Грабянский.

— Правильно.

— О Иисусе!

— Если это как-то тебя утешит, не видно, чтобы это ей доставляло особое удовольствие.

«И в самом деле, — подумал Грайс, — она выглядела так, будто у нее мигрень». Однако он удержал эту мысль при себе, так как не считал, что в этот момент Грабянский оценит шутку.

— Послушай, Джерри, — спросил Грайс через пару минут, — как все прошло?

Грабянский застыл, уставившись на него.

— Нет. Я имею в виду — когда ты сделал ей наше предложение, как она восприняла его?

— О Ллойде Фоссее, сэр. — Миллингтон встретил Резника на маленькой площадке для парковки полицейских автомашин и пошел рядом с ним к участку. — Когда я его видел в последний раз, он жил в Саттоне в обшарпанном доме и ездил на старом фургоне, на борту которого было написано с ошибками его имя. Теперь он занимает отдельный дом и, по рассказам соседей, ездит на «ауди».

— Вышел в люди, — заметил Резник, поднимаясь по лестнице.

— Переехал девять месяцев назад. И заплатил без малого триста тысяч.

«Хотел бы я, чтобы кто-нибудь предложил столько за мой дом, — подумал Резник. — Да что там. Хотя бы половину этого. Хоть что-нибудь».