Агата Кристи - Игра зеркал Страница 23

— Не совсем так. Я на все смотрю сейчас с совершенно новой точки зрения. Я смотрю на этот дом как на театр. Пытаюсь перевести жизнь из реального плана в сценический. Подойдите сюда. Представьте себе, что окружающее вас — только декорация: освещение, двери, через которые входят и выходят персонажи, шумы за кулисами — в общем, все. Это исключительно интересно. Идея, кстати, принадлежит не мне, а инспектору. Простое замечание, которое он мне высказал. Сценические эффекты создают иллюзию лишь у зрителя… Думаю, что он несколько жесток, этот человек. Сегодня утром он так старался меня запугать.

— Ему это удалось?

— Не уверен.

Алекс рассказал мисс Марпл про эксперимент Карри, как тот заставил запыхаться Доджетта, хронометрируя его пробежку до дома и обратно.

— А ведь время столь обманчиво! — сказал он. — Считается, что необходимо много времени для того, чтобы что-то совершить, но это совсем не так.

— Да. Это совсем не так, — повторила мисс Марпл.

Она немного переместилась, чтобы удобнее было изображать публику. Стена, украшенная ковром, представляла теперь как бы задник сцены. Слева рояль, справа, совсем рядом с входом в библиотеку, диван в проеме окна. Табурет стоял примерно в двух с половиной метрах от двери в вестибюль, из которого начинался коридор. Два очень удобных выхода. Публика прекрасно видела как один, так и другой.

Но накануне вечером публики не было. Иначе говоря, никто не сидел лицом к декорации, которую сейчас рассматривала мисс Марпл. Накануне вечером публика была повернута к этой декорации спиной.

Мисс Марпл сейчас задалась вопросом, а сколько времени понадобилось бы, чтобы выскользнуть из комнаты, пробежать по коридору, убить Гэлбрандсена и вернуться. Получилось, что намного меньше, чем предполагалось ранее.

И о чем же могла думать Кэрри-Луиза, когда говорила своему мужу: «Значит, по-твоему, причина в этом! Но ты ошибаешься, Льюис.»

Голос Алекса вывел мисс Марпл из раздумья.

— Это замечание инспектора по поводу декорации действительно глубокое. Дерево и картон, соединенные клеем, одинаково реальны как с окрашенной стороны, так и с тыльной. «Иллюзия, — сказал он, — возникает только в глазах зрителей».

— Это как трюки фокусника, — пробормотала мисс Марпл, — где иллюзия достигается «игрой зеркал», их магией. Последнее мне кажется более точным…

Стефан Рестарик вихрем ворвался в холл.

— Скажи, Алекс, ты помнишь этого маленького негодяя Эрни Грегга?

— Который изображал Феста, когда вы играли «Ночь королей»? Мне помнится, он производил впечатление, подавал какие-то надежды.

— Да. Он не лишен сценического обаяния и исключительно ловок. А как рабочий сцены просто незаменим. Он хвастался перед Джиной, что может спокойно выходить ночью для прогулок. И что вчера вечером он был в парке и якобы кое-что видел.

Алекс резко обернулся.

— И что же он видел?

— А вот этого он не говорит. Я, правда, почти уверен, что он пускает пыль в глаза, хочет нас заинтриговать. Это первоклассный лгун. Но все же не стоит ли его допросить?

— Сейчас этого лучше не делать, — живо сказал Алекс, — и не следует ему показывать, что его рассказы нас заинтересовали.

— Возможно, ты прав… Посмотрим вечером.

Стефан прошел в библиотеку. Мисс Марпл, увлеченная идеей представить себя на месте публики, столкнулась с Алексом, не успевшим вовремя отступить.

— Прошу меня извинить, — сказала она.

Алекс нахмурил брови и рассеянно произнес:

— Извините меня… Ах, это вы! — добавил он таким тоном, будто был крайне удивлен присутствием мисс Марпл.

Мисс Марпл это показалось странным.

— Я думал о другом, — сказал Алекс. — Этот малый, Эрни…

Неожиданно он махнул рукой и последовал за Стефаном в библиотеку.

За закрытой дверью слышались голоса, но мисс Марпл едва ли это интересовало. Слова инспектора, о которых сказал ей Алекс, породили и в ее голове смутную мысль, нечто вроде внезапной догадки, которая сейчас занимала ее целиком. Совпадали ли ее мысли с соображениями Алекса? Или были совсем иными?

Мисс Марпл прошла на то место, где недавно стоял Алекс Рестарик. «Это не настоящий холл, — говорила она себе. — Это всего лишь дерево, картон, холст… Это сцена театра…» В памяти всплывали обрывки фраз: «Иллюзия… В глазах публики… Игра зеркал…»

В ее голове уже сформировался некий образ, подсказанный словами Алекса, когда он рассказывал о следственном эксперименте. Запыхавшийся после пробежки агент Доджетт… Теперь она ясно все видела…

— Ну конечно, — сказала она полушепотом. — Это могло быть только так…

— О! Уолли, как ты меня напугал!

Высокий силуэт Уолтера возник из тени так внезапно, что Джина, возвращавшаяся из театра, буквально подскочила. Ночь еще не наступила, и таинственные сумерки, парившие над землей, придавали вполне реальным вещам некие фантастические формы, наподобие тех, что преследуют нас в кошмарах.

— Что ты здесь делаешь? Ты обычно никогда не заходишь в театр.

— Может, я тебя искал, Джина. Театр ведь то место, где тебя наверняка можно найти.

Мягкий монотонный голос Уолли, казалось, не содержал никакого подвоха, и все же Джина ощутила легкое беспокойство.

— Мне очень нравится эта работа, — сказала она. — Я обожаю запах красок, холста, дерева, саму атмосферу кулис.

— Да. Я понял, что ты к этому привязана… Скажи мне, Джина, сколько времени, по-твоему, понадобится, чтобы закончилось следствие?

— Видимо, оно закончится не раньше чем через пятнадцать дней. По крайней мере, мы так поняли из заявления инспектора.

— Пятнадцать дней, — задумчиво повторил Уолтер. — Скажем, три недели. А затем мы будем свободны… Тогда я возвращусь в Америку.

— Но я не могу так быстро собраться. Не могу оставить бабушку… И потом, мы сейчас готовим две новые постановки.

— Я ведь не говорил «мы». Я сказал, что поеду я.

Джина запнулась и посмотрела на мужа. В полумраке он показался ей огромным. И в этом привычном облике тихого великана ей почудилось что-то угрожающее…

— Итак, ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Почему? Я этого не говорил.

— Тебе плевать, поеду я или останусь. Не так ли? — спросила она с внезапным гневом.

— Слушай, Джина, мы уже дошли до того предела, когда необходимо объясниться. Когда мы поженились, мы мало знали друг о друге, еще меньше о наших семьях, тем более об их окружении. Нам казалось, что это не имеет значения, а важно то, что мы вдвоем и начинаем новую прекрасную жизнь. Теперь первый акт завершился. Твоя семья меня не очень-то ценит. Возможно, она и права. Я ведь другой породы. Но если ты думаешь, что я могу оставаться здесь и, закусив губу, смиренно заниматься делами того, что я называю «обществом сумасшедших», ты ошибаешься. Я хочу жить в своей стране и делать работу, ту, которая мне по душе и на которую способен. Ты, как оказалось, ни в чем не соответствуешь тому образу жены, который существует в моем воображении. Мы слишком быстро поженились. И я это понял только теперь. Вина здесь моя. Сейчас ты вправе освободиться и начать новую жизнь — какую захочешь. Решать тебе. Ты можешь предпочесть кого-нибудь из этих театралов. Дело твое, тебе и выбирать. А я возвращаюсь на родину.

— Ты последний идиот! — воскликнула Джина. — Мне здесь просто очень интересно!

— Действительно? Хорошо. Но не мне. Итак, все тебя забавляет? Даже убийца?

Джина подскочила.

— То, что ты говоришь, жестоко и несправедливо. Я очень любила дядю Кристиана. А ты можешь себе представить, каково человеку, когда он знает, что уже в течение нескольких месяцев кто-то хочет отравить его бабушку?

— Я много раз говорил тебе, что не люблю эти места. И уж тем более мне не нравится то, что здесь происходит. Поэтому я уезжаю.

— Если тебе разрешат. Разве ты не понимаешь, что тебя могут арестовать? Ведь считают, что это ты убил дядю. Я была в ужасе от того, как инспектор Карри смотрел на тебя. Он был точно кот, поджидающий мышь: когти выпущены, готов к прыжку. Я уверена, тебе припишут это убийство только потому, что ты выходил из холла, чтобы заменить пробки и потому, что ты не англичанин.

— Прежде всего, необходимы доказательства.

— Я боюсь, Уолли. С самого начала я боюсь за тебя.

— Бояться не нужно. Я тебе говорю, у них нет никаких улик против меня.

Когда они уже молча шли к дому, Джина вновь сказала:

— Мне кажется, ты не хочешь, чтобы я с тобой возвращалась в Америку.

Уолтер не ответил.

Джина повернулась к нему, топнула ногой.

— Я тебя презираю! Ты мерзкая бессердечная скотина! Тебе наплевать на то, что ты больше не увидишь меня. Ну и ладно! Мне тоже наплевать на тебя. Как я сглупила, выйдя за тебя! Я хочу как можно быстрее развестись, а потом выйду за Алекса или за Стефана и буду, без сомнения, более счастлива, чем с тобой.