Энтони Гилберт - Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! (сборник) Страница 23

Банальные размышления Грэма не интересовали меня, и я спросил у него адрес миссис Хэммонд. Он предупредил меня, что она могла переехать, он не поддерживал с ней отношений, но раньше миссис Хэммонд снимала квартиру в Хэмпстеде. Я навел его на разговор о том вечере, когда исчез Рубинштейн, но Грэм оказался несловоохотливым. Сказал только, что писал письма.

– Как ты помнишь, – добавил он.

– Я тоже писал письма, – заметил я. – Ручаться ни за кого из вас не могу.

Приехав в Хэмпстед по указанному адресу, я узнал, что миссис Хэммонд там больше не живет. Остаток дня я потратил на поиски ее нового адреса и когда наконец нашел нужный дом, она оказалась на собрании и должна была вернуться поздно. Я оставил ей записку с сообщением, что позвоню на следующее утро. Миссис Хэммонд сказала, что сможет уделить мне несколько минут. Я должен быть в доме ровно в одиннадцать тридцать. Приехал я в одиннадцать двадцать пять, и когда часы пробили полчаса, дверь открылась, и вошла миссис Хэммонд. Шляпка, украшенная птичьим пером, и волосы с проседью придавали ей очень официальный вид. Рукопожатие у нее было крепким, голос звонким. Она носила очки без оправы, глаза ее были карими. Миссис Хэммонд сразу же сказала, что ее время очень ограничено и она не может брать на себя какие-то новые обязательства или пожертвования. Подробно описала свою работу, требования, налагаемые на нее этой работой, и, истратив на это большую часть отведенного мне времени, стала ждать моих объяснений. Я назвал имя Фэнни, и она сразу же бросила на меня подозрительный взгляд.

– Я не видела мисс Прайс после смерти своего мужа, – произнесла она. – И в любом случае о ее личных делах ничего не знаю.

Годы общения с шантажистами, негодяями, беглыми мужьями и отцами внебрачных детей сделали ее замкнутой и недоверчивой.

– Мистер Грэм, живущий в «Рейвенсвуд меншнс», назвал мне вашу фамилию. Сказал, что, вероятно, вы мне поможете.

– Я понятия не имею, где она, – заявила миссис Хэммонд.

Я удивился. Подумал, не имею ли дело с сумасшедшей. Когда вопрос для тебя чрезвычайно важен, кажется невероятным, чтобы кто-то даже не подозревал об этом.

– Мисс Прайс в тюрьме, ожидает суда за убийство.

– Вот как? – Не могу передать холодный тон, каким это было сказано. – Ничего удивительного.

Для большинства людей весть о том, что твой знакомый обвиняется в преступлении, караемом смертной казнью, – потрясение, но миссис Хэммонд, очевидно, встречалась с женщинами-убийцами или подозреваемыми в убийстве постоянно.

– Я никогда не считала ее заслуживающей доверия, и, само собой, если ведешь себя вольно с мужчинами, рано или поздно попадешь в беду.

– С какими мужчинами? – спросил я.

– Она вечно встречалась со всякими мужчинами. Казалось, для нее не существовало никакого различия. То отправлялась в «Баркли» с человеком во фраке, то в дешевый танцзал с кем-то в повседневном костюме от дешевого портного. Была просто помешана на удовольствиях.

– Она долго работала у вашего мужа?

– Около двух с половиной лет.

– А почему ушла от него?

– Он умер.

– Иначе могла бы работать до сих пор?

– Наверное. Муж был высокого мнения о ее работе.

– В таком случае не думаете ли, что опасно называть ее не заслуживающей доверия?

– Я не имела в виду работу. Свое дело Фэнни знала. Но… я всегда замечала у нее склонность к авантюрам. Какое-то время такие особы живут блестяще, однако кончают жизнь плохо.

– Дело в том, – вежливо объяснил я, – что мы, ее друзья, не считаем, что она виновна.

– В таком случае зачем было приезжать ко мне? Помочь вам я не могу. Меня там не было. Об этом деле я ничего не знаю. Неужели вы ожидаете, что я приду в суд и скажу: «Я уверена в ее невиновности, потому что она два с половиной года была секретаршей моего мужа и она не из тех молодых женщин, что прибегают к насилию?» Если на то пошло, я уверена, что как раз из тех.

– Мы не хотим, чтобы вы приходили в суд и говорили это, – сухо заметил я. – Я прошу сообщить, где ваш муж встретил ее.

– Я не знаю фамилии этого человека. У нас с мужем были разные интересы, и мы их разграничивали. Ни он, ни я не заводили разговоры на профессиональные темы. У него были свои дела, а у меня свои. Я много работаю в социальной сфере и в комиссиях, а исследования мужа – накануне смерти он писал книгу о восточном искусстве – зачастую не давали ему спать до утра. Однажды он сказал мне, что в доме у одного друга познакомился с девушкой, из которой, казалось ему, получится хорошая секретарша. Она ничего не знала о его специфической теме, но он думал, что она изучит ее. Девушка владела стенографией, а он как будто был поражен ее умом. Да, бесспорно, она была умной. Если бы у меня попросили отзыв о ней, я бы сказала, что она хорошо справлялась со своей работой.

– Вашему мужу легко было угодить?

– Нет. Он сильно страдал от боли после несчастного случая в юности, был из-за этого раздражительным, требовательным.

– Но на Фэнни не жаловался?

– Нет, он всегда очень высоко отзывался о ней. Но я, разумеется, хорошо знаю по опыту, что женщина может быть очень хорошей работницей и очень скверным человеком.

– Вы руководствуетесь только интуицией, – возразил я.

– И знанием человеческой натуры, – самодовольно заявила миссис Хэммонд. – Имейте в виду, большую часть жизни я работала с людьми, в частности с молодыми женщинами.

Этот разговор не приносил никаких результатов. Я спросил, не может ли она сказать мне, где жила Фэнни, когда работала у ее мужа, и она назвала мне дом на Фосетт-стрит.

– Разумеется, женщина, получавшая такие деньги, какие платил ей мой муж, не могла позволить себе квартиру в той части Лондона, если у нее не имелось других доходов. А я знаю, сколько времени Фэнни проводила с ним. Она не могла работать где-то еще.

Намек миссис Хэммонд был понятен.

– Вы не принимаете во внимание частные средства? – поинтересовался я.

– Пожалуй, мне следует сообщить вам еще кое-что, – продолжила она. – Пока мисс Прайс была здесь, произошел очень неприятный случай. У меня пропала драгоценность, застрахованная, разумеется. Мисс Прайс старательно помогала советами и наведением справок, однако драгоценность так и не нашлась.

– И вы хотите сказать, что Фэнни была причастна к ее… пропаже?

– Это было бы клеветой в устной форме. Но полицейские заявили, что похитил ее явно кто-то из находившихся в доме. А слуги работали у меня много лет. – Она взглянула на часы. – Прошу прощения, больше я ничем не могу вам помочь.

И миссис Хэммонд нажала кнопку звонка.

Глава двенадцатая

И сердце буду я носить на рукаве,

Чтоб расклевали его галки.

На этом мы расстались, и я отправился на Фосетт-стрит. Снова подумал, что у Фэнни хватает ума выбирать хороший адрес и мириться с посредственными удобствами. Фасад дома выглядел впечатляющим, даже красивым, но интерьер был убогим. Свисающие занавеси скрывали выпуклости стен, квартиры были дешевыми. Швейцара там не было, и когда я приехал, домоправительницы на месте не оказалось. Я поднялся к квартире номер восемь, где некогда жила Фэнни. Дверь открыла приветливая молодая женщина.

– Если вам нужен Билл, – сказала она, – то он пошел забрать из ремонта ботинки. Неожиданно получил утром несколько гиней и наконец может заплатить за новые подметки. Можете зайти, подождать его. Я как раз жарю рыбу.

Я объяснил, что Билл мне не нужен.

– Мне дали этот адрес, сказали, что года два назад здесь жила мисс Прайс.

– Эта красавица? Вы знали ее? Наверное, теперь не общаетесь?

Неосведомленность этой женщины изумила меня больше, чем незнание миссис Хэммонд.

– Она в тюрьме, – сообщил я.

– Неужели это она? Господи! Какие скверные в газетах фотографии. Плохо, что Билл не написал ее портрет. Знаете, Билл помешанный, – доверительно добавила она. – Мечтает о ней с тех пор, как увидел ее. Хотел написать портрет. Мы видели ее всего два раза. Эта квартира была передана в субаренду, а у нее имелись подсвечники, которые мы думали приобрести. Когда заговорили о цене, разумной из нас троих оставалась только я. Фэнни Прайс готова была согласиться на любую цену – сказала, что все равно терпеть их не может, – а Билл готов был дать ей, не торгуясь, сколько она запросит. Отдал бы ради этого в заклад все, кроме своего мольберта. Он был от нее без ума. Забросил все, пытался сделать ее зарисовки пастелью. Заходил разговор о портрете маслом, но ничего не вышло. Будь у него этот портрет, он мог бы теперь запросить за него любую цену.

– Вы не поддерживали отношений с ней?

– Мы были беднее ее. После того как она съехала, я делала уборку и нашла закладную. Бриллиантовая брошь – двадцать пять фунтов. Сами знаете, что за народ эти владельцы ломбардов. Если не можешь предъявить закладную, они присваивают твои вещи. Однажды я чуть не по-ставила одному такому фонарь под глазом, потому что он не хотел отдать мне из заклада единственный приличный костюм Билла. А Биллу нужно было идти на встречу с предполагаемым клиентом. Ну, я подумала о несчастной Фэнни Прайс, ищущей эту закладную и теряющей два-дцать пять фунтов. Потому что если владелец ломбарда дает тебе за брошь такие деньги, она наверняка стоит раза в четыре дороже.