Агата Кристи - Икс или игрек? Страница 23

Присяжные вынесли вердикт в полном согласии с речью коронера.

2

Назавтра после дознания миссис Бленкенсоп и мистер Медоуз встретились, чтобы обменяться впечатлениями.

– Ванда Полонская уходит, и концы, как всегда, в воду, – мрачно сказал Томми.

Таппенс кивнула.

– Да. Глухая стена. Никаких документов, неизвестно, откуда к ней и ее брату поступали деньги, с кем они имели контакты.

– Ловкачи, черт их дери, – вздохнул Томми и потом сказал: – Знаешь, Таппенс, не нравится мне создавшееся положение.

Таппенс оно тоже не нравилось. Известия с войны поступали довольно мрачные. Французская армия отступала, и что-то не похоже было, что военная удача еще может перевернуться. Шла эвакуация из Дюнкерка[55]. Еще день-другой, и Париж падет, в этом не приходилось сомневаться. Выяснилось, ко всеобщему ужасу, что не хватает снаряжения, чтобы противостоять напору механизированных немецких колонн.

Томми сказал:

– Что это, наши обычные головотяпство и нерасторопность? Или за всем этим еще стоит чья-то работа?

– Думаю, что второе. Но доказательств никаких нет и не будет.

– О да, черт подери. Наши противники слишком хитры.

– В последнее время мы выловили немало предателей.

– Верно. Но все мелкая сошка. Самоочевидная публика. До центра, который всем руководит, нам, похоже, не добраться. Там – мозг, организация, тщательно продуманный план, в котором учтены и наша нерасторопность, и наши внутренние распри, и наша привычка долго раскачиваться.

Таппенс сказала:

– Это – наша задача. А мы не получили никаких результатов.

– Кое-что получили, – возразил Томми.

– Карл фон Дейним и Ванда Полонская. Незначительные люди.

– Думаешь, они работали вместе?

– Скорее всего, – нахмурив брови, ответила Таппенс. – Не забудь, я видела, как они совещались.

– Тогда, выходит, Карл фон Дейним организовал похищение девочки?

– По-видимому.

– Но для чего?

– Вот именно, – кивнула Таппенс. – Я все время об этом думаю. Не видно смысла.

– Зачем было похищать именно этого ребенка? Кто такие Спроты? Люди скромного достатка – значит, не ради выкупа. И ни он, ни она не состоят на службе в правительстве.

– Верно, верно, Томми. Бессмыслица какая-то.

– А самой миссис Спрот ничего не приходит в голову?

– У этой женщины в голове мозгов меньше, чем у курицы, – презрительно отозвалась Таппенс. – Она вообще не способна думать. Считает, что именно таких злодейств и следует ожидать от гадких немцев.

– Вот дура, – рассердился Томми. – Немцы – прежде всего прагматики. Если они шлют своего агента выкрасть ребенка, значит, им это зачем-то надо.

– Знаешь, у меня такое чувство, что миссис Спрот могла бы сообразить зачем, – проговорила Таппенс, – если бы хорошенько подумала. Что-то должно быть, какая-то информация, которой она завладела случайно, возможно, сама не понимая ей цену.

– «Ничего не говорите. Ждите указаний», – процитировал Томми записку, найденную на полу у миссис Спрот. – Да, черт побери, это ведь что-то означает!

– Наверняка. Не может не означать. Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, это что миссис Спрот или ее мужу доверено на хранение что-то ценное, доверено именно потому, что они такие ничтожные, заурядные люди и никому в голову не придет, что это может храниться у них.

– А что, это мысль.

– Мысль-то мысль. Но слишком уж похоже на шпионский роман. Неубедительно как-то.

– А ты просила миссис Спрот порыться в памяти?

– Да. Но трудность в том, что ее это не особенно интересует. Бетти с ней, а до остального ей дела нет. И еще закатывает истерики, из-за того что, видите ли, застрелила человека.

– Удивительные существа – женщины, – сказал Томми. – Взять, например, эту. Рвалась в бой, как настоящая фурия, перестреляла бы, не моргнув глазом, хоть целый полк, лишь бы вернуть свое дитятко. А потом, всадив поразительным образом пулю прямо в лоб похитительнице, теряет самообладание и проливает ручьи слез.

– Коронер с нее вину, во всяком случае, снял, – заметила Таппенс.

– Еще бы. Я бы, ей-богу, не решился бы выстрелить на ее месте.

– Она и сама бы, наверно, не решилась, если бы соображала, что делает. Она выстрелила просто потому, что не представляла себе, чем рискует.

Томми кивнул.

– Прямо как в Библии: Давид и Голиаф[56].

– Постой, постой… – проговорила Таппенс.

– Ты о чем, старушка?

– Сама не знаю. Сейчас, когда ты сказал про Библию, у меня мелькнула какая-то мысль. Мелькнула – и забылась.

– Ничего не скажешь, ценное подспорье.

– А ты не язви. Так бывает.

– Что-нибудь в связи со стрельбой не целясь?

– Нет, скорее с… Погоди, погоди… По-моему, это было как-то связано с царем Соломоном[57].

– Кедры, храмы, сотни жен и наложниц?

– Замолчи, – попросила Таппенс. – Ты только мешаешь.

– Евреи? – продолжал гадать Томми. – Колена Израилевы?

Но Таппенс качала головой. Немного спустя она сдалась.

– Не могу вспомнить, кого же она мне напоминала?

– Кто? Убитая Ванда Полонская?

– Да. Когда я ее первый раз увидела, ее лицо показалось мне немного знакомым.

– Думаешь, ты ее где-то встречала?

– Нет. Определенно нет.

– У миссис Переньи и Шейлы наружность совсем в другом роде.

– Да, конечно. На них она не похожа. А знаешь, Томми, я много думала об этих двух женщинах.

– И что-нибудь надумала?

– Сама не знаю. Насчет той записки, которую миссис Спрот нашла у себя на полу, когда хватились Бетти.

– И что же?

– Будто бы ее забросили в окно, и в ней был завернут камень, – все это вздор. Ее просто кто-то положил на пол у порога, чтобы миссис Спрот сразу увидела. Я думаю, это миссис Перенья положила.

– Тогда, выходит, миссис Перенья, Карл, Ванда Полонская работали втроем?

– Да. Ты обратил внимание, как миссис Перенья вошла в самый ответственный момент и сразу решила все по-своему: в полицию не звонить! Она взяла дело в свои руки.

– Значит, ты по-прежнему думаешь, что она – Игрек?

– Да. А по-твоему, нет?

– Наверно, да, – с сомнением ответил Томми.

– Томми! У тебя что, есть другая гипотеза?

– Глупость, вернее всего.

– Расскажи!

– Нет. Лучше не буду. У меня нет никаких фактов. Абсолютно никаких. Но если я прав, то мы имеем дело не с Игреком, а с Иксом.

Томми принялся размышлять вслух:

– Блетчли. Он вроде бы вне подозрений. Против него ничего нет. Типичный отставной моряк, даже, может быть, чересчур типичный. И в конце концов, это ведь он хотел непременно звонить в полицию. С другой стороны, он знал, что мать девочки ни за что не согласится. Угроза, содержащаяся в записке, это гарантировала. Так что он мог без опасений настаивать на своем…

И они снова вернулись к вопросу, который вертелся в голове и не давал покоя.

Зачем кому-то понадобилось похищать Бетти Спрот?

3

У ворот «Сан-Суси» стояла автомашина с надписью «Полиция».

Таппенс, занятая своими мыслями, не обратила на нее внимания, а поспешила в дом и по ступеням – наверх к себе в комнату. Отворив дверь, она оторопело остановилась на пороге: у окна темнела высокая женская фигура.

– Господи, – недоуменно проговорила Таппенс. – Шейла?

Девушка шагнула ей навстречу. Вблизи Таппенс разглядела ее яснее, увидела, как горят ее глубоко посаженные глаза на трагическом, белом как мел лице.

Шейла произнесла:

– Я рада, что вы пришли. Я ждала вас.

– Что случилось?

Голос Шейлы прозвучал ровно, без выражения:

– Арестовали Карла.

– Кто? Полиция?

– Да.

– О господи!

Таппенс с горечью ощутила собственную беспомощность. Как ни тих был голос Шейлы, Таппенс отчетливо понимала, что делается у той в душе. Заговорщики они или нет, но эта девушка любит Карла фон Дейнима, и от сострадания к этому юному существу у Таппенс больно сжалось сердце.

Шейла спросила у нее:

– Что мне делать?

Вопрос прозвучал так простодушно и безнадежно! Что могла Таппенс ей ответить?

– Дорогая моя, – вздохнула она.

Шейла проговорила медленно, врастяжку, будто запела погребальную кельтскую песнь:

– Его увезли. Я больше никогда его не увижу. – И тут же перешла на верхний регистр: – Что мне делать? Что мне делать?

Она упала на колени у кровати и горько зарыдала.

Таппенс погладила ее по темным волосам, потом сглотнула и слабым голосом произнесла:

– Может быть… может быть, это не так. Возможно, его просто решено интернировать. Ведь он же все-таки иностранец, приехал из вражеской страны.

– Они этого не говорили. Сейчас они обыскивают его комнату.

Таппенс неуверенно сказала:

– Ну что ж. Если там ничего не найдут…

– Конечно не найдут! Что они могут там найти?

– Откуда мне знать. Я думала, может быть, вы знаете?

– Я?

В этом единственном слове прозвучало такое искреннее, неподдельное, высокомерное недоумение, что Таппенс сразу отбросила мысль о том, что Шейла Перенья может быть его соучастницей. Эта девушка ничего не знает. И никогда не знала.