Сара Дюнан - Ножом по сердцу Страница 23

Дети всегда нервничают, если им не отвечают,

Думают, разъединили.

— Я слушаю, слушаю, Эми! Где ты?

— Ханна!

— Что?

— Когда придешь, захвати с собой цветов. Я ей нарисовала открытку, ей понравилось, но, по-моему, хорошо бы еще цветы.

— Скажи, Эми, мама с папой опять ругались?

— Ну… они… Он рано утром ушел, а мама стала плакать. Говорит, зуб болит. Вот я и решила, цветы лучше, чем шоколад.

— Ладно, ладно. Соображу что-нибудь. А ты руку, пожалуйста, береги, хорошо? И последи, чтоб братик маму не донимал.

— Да ну его! — Мгновенно Эми перешла на свой излюбленный тон. — Он еще маленький.

— Что ж, и ты была когда-то маленькая! Прямо в ухо пикнуло. Кто-то внахлест звонит.

Мягко избавившись от Эми, я нажала пальцем кнопку. Телефон тут же затрезвонил. Оливия Марчант ждала от меня отчета о текущих событиях. Ну и фрукт, дух не даст перевести. Первый день оказался настолько насыщен, что одно перечисление неудач заняло кучу времени. Она слушала внимательно, но, похоже, услышанное ее сильно во мне не разочаровало.

— Я знаю, вы профессионал своего дела. Дадите знать, если что-то появится?

— Да, миссис Марчант, сообщу немедленно! Кстати, удалось ли вам выяснить, куда отправилась Лола Марш?

— По вашему совету я обратилась в контору вызова такси. Там сказали, что она просила подвезти ее на Редингский вокзал. Но куда она уехала, не знают.

Редингский вокзал, около полуночи. Скорее всего, Лола направилась в Лондон. Если только не пересела в другое такси. Хотя вряд ли. Честно говоря, все-таки рейтинг маленькой нескладехи Лолы в моем списке подозреваемых был невысок. Она скорее производила впечатление жертвы, чем агрессора, хотя клиенту всегда милей, если ты обнюхиваешь каждый угол. Им так надежнее.

— Если бы она попыталась найти другую работу, стал бы наниматель связываться с вами, чтоб подтвердить рекомендации?

— Не обязательно. Обычно мы верим бумагам.

А благодаря великодушию Оливии Марчант рекомендации Лолы были безупречны. Я пометила себе: при случае покопаться в ее документах. Просто так, из интереса. Но не теперь. Сейчас надо выпить кофе. Не успела сварить, снова зазвонил телефон. Ну и ну, можно подумать, я стала популярнейшим агентом в городе!

— Тебе Эми сейчас звонила?

Кейт. Вяло, еле цедит, будто ее катком переехало.

— Звонила.

— И что сказала? Я вздохнула:

— Э-э-э… сказала, что хочет в кино, что у тебя зуб болит, что тебе нужно купить цветов. Ах да, и что Колин ушел рано, и что ты плакала.

— О, господи!

— Но я ведь всего-навсего тетка, поэтому ничем не могла ей помочь в смысле происходящего.

На том конце провода надолго затихло. Потом Кейт сказала:

— Знаешь, Ханна, пожалуй, я к тебе подъеду.

Это у нее прозвучало так, что у меня чуть сердце не разорвалось.

— В любое время, Кейт, в любое время!

— Я если прямо сейчас, с утра?

— Куда детей денешь?

— Отведу к Минни, к соседке, на час у нее можно оставить.

Я быстро выпила две чашки кофе, после чего прибралась в квартире. Вы не поверите, но даже при наличии двух детей Кейт живет в гораздо меньшем разгроме, чем я, и мне хотелось, чтоб ей было уютно.

Я оглядела свое жилище. Есть люди (в их числе моя мать), которые обожают повторять: до тридцати разживайся умом, после тридцати — добром. В этом смысле у Кейт все в порядке. Я же тешу себя тем, что проявляю экономическую сознательность: чем меньше приобрету я, тем больше достанется какому-нибудь жителю Владивостока. К тому же, по-моему, если я умру, то никого после смерти не обременю. Вот, например, когда моя бабушка уснула и не проснулась, после нее осталась муниципальная квартира в Хаммерсмите, от пола до потолка забитая накопленным ею за жизнь никому не нужным старым хламом; несчастной матери пришлось целых полтора месяца разгребать. Тогда мне было двенадцать, но помню до сих пор, с каким гнетущим чувством я сидела в комнате для гостей, где все пропахло тленом воспоминаний. По крайней мере потомки — если удастся их заиметь — будут мне благодарны.

Раздался звонок. Я прожужжала кнопкой домофона. На Кейт буквально не было лица. Но, может, все-таки от недосыпа, не от жизненных треволнений? Ох, а ведь раньше была просто загляденье! Наверное, одно из самых ранних моих воспоминаний: сидит на папиных коленях, громадные темно-голубые глазищи, густые черные волосы каскадом по спине, нарядные белоснежные носочки с оборчатой каемочкой. Сколько ей было тогда — четыре, четыре с половиной? Значит, мне в районе трех. Помню, она казалась мне там, наверху, такой гордячкой и собственницей, что я все порывалась спихнуть ее с отцовских колен. Она вопила, но под конец все-таки подвинулась, уступила мне место. Что, признаться, она постоянно и делала. Я столько кругом слышу рассказов о сестринском соперничестве, что понимаю: как же мне повезло. Может, ее миловидность делала ее щедрей. Бесспорно, у Оливии Марчант нашлось бы что сказать на сей счет. Как бы то ни было, мы с Кейт всегда дружили. Даже разница в возрасте не играла роли. Всего полтора года. Довольно долго я считала, что смогу ее догнать. Думала, что это лишь вопрос времени, что просто дорасту годами, и все. Теперь я понимаю, что, скорей всего, никогда до нее не дорасту. Хотя иногда мне кажется, что у нее те же мысли в отношении меня. Сегодня определенно один из тех случаев.

Она попросила кофе, потом нескончаемо долго сидела и мешала ложкой в чашке, при том что сахар туда не клала.

— Спасибо за талоны, — наконец произнесла она. — Давно собиралась позвонить, но… все не получалось. Для тебя ведь это бесплатно, да?

Я кивнула:

— Надбавка к зарплате!

— Выглядит потрясающе заманчиво.

— Съезди, тогда увидишь, как это выглядит, — парировала я.

— А куда я детей дену?

Неделю назад я сказала бы ей, чтоб оставила на Колина, пусть он хоть раз отпросится с работы. Но сегодня промолчала. Кейт снова принялась мешать кофе. Мы молча сидели, ложка выскабливала круги по донышку кружки. Я знала, что Кейт понукать нельзя.

— У нас плохо, — наконец сказала она. — У меня с Колином. С некоторых пор. — Снова долгая пауза. — А сейчас, по-моему, у него завелся роман.

Несмотря на силу толчка, полученного моим воображением, приземлилось оно за миллион миль от нужного ответа.

— У Колина?!

Непосредственность моего изумления даже заставила Кейт усмехнуться:

— Ах, Ханна, я знаю, ты его недолюбливаешь, но… — Она закусила губу. — Я даже не хотела тебе говорить. По крайней мере об этом.

— Но я чувствую, тебе необходимо кому-то излить душу. Уж лучше мне, чем постороннему, — сказала я, слегка обидевшись. — Так вы по этому поводу тогда сцепились?

Она тряхнула головой:

— Нет! Он не подозревает, что я догадалась.

— Догадалась о чем?

Но снова Кейт принялась водить своей ложкой. Я решила, что будет лучше, если на короткое время вступлю я:

— Я ведь… я не предполагала, что все настолько плохо. Считала, что… — Что считала? Думай, думай! — Считала, что вы, ребята, так… так капитально в этом завязаны, дети, дом, семья. Ну, взвалили на себя бремя, но по обоюдному согласию, но обоюдному желанию.

— Ну да, и я так думала. — Кейт подняла руку к лицу, потерла висок. — Даже не знаю, как все тебе объяснить. У тебя ведь нет детей…

— Это вовсе не значит, что у меня атрофированы чувства, — сказала я строго. — И не настолько я настроена против Колина, чтоб не воспринимать его всерьез.

Что, пожалуй, не вполне соответствовало истине.

Сестра кивнула, на мгновение прикрыла глаза.

— И не знаю, с чего начать. Даже толком не помню, когда все началось… Может, когда родился Бен. Так было с ним трудно, он постоянно плакал, требовал внимания. А Эми ревновала. У меня просто не оставалось сил ни на что, кроме детей. То один ребенок, то другой. А Колин был постоянно занят, их фирма стала расширяться. Они с Джоном взяли ссуду в банке, а потом проценты подскочили до небес, и надо было решать, справятся они или нет. Я его почти не видела. Мне тогда, наверное, казалось проще все пустить на самотек. Подождем, будет время, с детьми станет полегче, тогда и мы с Колином станем ближе, все по полочкам разберем…

Кейт осеклась.

— И не получилось?

— Нет. — Она протяжно вздохнула. — Нет, не получилось.

— Все же, Кейт, насколько все непоправимо? — спросила я, отчаянно силясь уверовать в свою способность помочь.

Она покачала головой:

— Мы просто перестали общаться. Если говорим, то только о детях. Мы не… Ох, прямо не знаю!

И она в полном отчаянии махнула рукой; видно, все это причиняло ей нестерпимую боль.

— Ты секс имеешь в виду? — рискнула выступить я, но только когда поняла, что у нее самой не хватит пороха.