Ипполит Рапгоф - Тайны японского двора. Том 2 Страница 23

Появление Хризанты заставило Дзук-Чея встать. Он по-европейски поцеловал ей руку.

Встала и Мароу и вопросительно взглянула на Хризанту.

— Посиди тут! Мы с Дзук-Чеем пройдемся к фонтану, — сказала Хризанта, направляясь в глубь парка.

Несколько минут они шли молча.

Закаленный в боях и разных перипетиях судьбы, глава гродзуков чувствовал в присутствии любимой женщины необычайную робость.

— Я желала видеть вас, — начала Хризанта, — так как меня очень беспокоит судьба барона. Я никак не могу примириться с мыслью, что магараджа стремится погубить его.

— Успокойтесь, принцесса! Вчера ночью мною приняты меры для предотвращения рокового события.

— И вы уверены, что без вашего присутствия гродзуки справятся с чейтами? — спросила Хризанта.

— Я в этом убежден. Но если, принцесса, вы желаете, я сам поеду в Нагасаки.

— Вы так добры! Кажется, нет услуги, в которой вы бы мне отказали.

— Принцесса, вы хорошо знаете, что я вас люблю и ради вас, конечно, готов пожертвовать собственной жизнью! Но могу ли я надеяться заслужить со временем вашу благосклонность?

Хризанта задумалась.

— О, нет, не думайте, — продолжал он, — чтобы я ставил это условием спасения барона, по я невольно высказал свою заветную мечту, на минуту забыв, что предо мною принцесса крови и потомок микадо.

— Что вы, дорогой виконт! Какую роль тут играет моя царская кровь? Если бы я не любила барона, то легко могла бы увлечься столь отважным и храбрым рыцарем, как вы, и мое высокое происхождение не остановило бы меня. Но сейчас я люблю барона. Вы меня понимаете. За жизнь барона я готова пожертвовать всем, даже собственной жизнью. На что мне жизнь, когда не будет около меня того, для которого бьется мое сердце и без которого лучи солнца мне кажутся мрачными, холодными? На что мне жизнь, когда я не вижу его — моего возлюбленного. Требуйте что хотите, только спасите барона!

Дзук-Чей, опустился на колени перед принцессой и страстно целовал ее руки. Принцесса стояла как вкопанная перед ним и грустно смотрела на него. Дзук-Чей понял, что его ласки так мало соответствуют данному моменту, так мало согласуются с настроением принцессы. Он встал.

— Еще одно слово, — остановила Хризанта Дзук-Чея, который, видимо, стремился уйти.

Дзук-Чей остановился и вопросительно взглянул на нес.

— Завершите вашу готовность сослужить мне, и верьте, что после барона вы единственный человек, которого не забуду никогда, никогда в жизни.

Хризанта достала из своего домашнего кимоно то письмо, которое приготовила для барона.

— Вот это передайте ему при удобном случае, — сказала она, подавая письмо Джук-Чею.

Тот молча схватил письмо и спрятал его в бумажник-портфель.

Хризанта хотела еще что-то сказать, но Дзук-Чей, круто повернув, исчез в боковой аллее.

— Он будет спасен… о, боги!… какое счастье, — говорила она, возвращаясь к матери.

— Ну что? — спросила Мароу. — Вы переговорили?

— Не спрашивай и забудь о том, что я видела Дзук-Чея, — ответила Хризанта.

LXIII. Искушение

Проснувшись в своем номере, барон долгое время не мог прийти в себя. Мысли уносили его то в «Цветочный садик», то в ресторан, то в какую-то маленькую уютную комнатку, отгороженную японскими ширмами.

Он себе не отдавал ясного отчета о происшествиях вчерашней ночи. Была ли это Хризанта или Фиалка, или это был чудный волшебный сон… Но что-то приятное и полное неги разливалось по всему его телу.

Мало-помалу он стал припоминать, как Фиалка обвила шею нежными ручонками, как она пела, обожгла его своим взглядом…

Потом им овладело раскаяние. Как он мог изменить Хризанте! Голова его кружилась. Он негодовал на фон-Лауница, который ввел его в искушение.

Барон позвонил.

Лакей на серебряном подносе подал ему письмо.

— Какой незнакомый почерк. Какие-то странные духи и к чему эта тоненькая фиолетовая ленточка?

Он машинально дернул за ленточку и письмо открылось. На нем виднелись латинскими буквами написанные слова, которых он не понимал.

— Ко мне ли это письмо? — спросил он лакея, ожидавшего ответа.

— Так точно, мосье. Мусме, приносившая это письмо, назвала вашу фамилию.

Барон удивился. Письмо было на японском языке. Он обратился к лакею.

— Вы понимаете по-японски?

— Как же, мосье. Я тут живу двенадцать лет.

— Так переведите мне эти строки.

Лакей подошел к окну и начал читать.

«Дорогой барон! Я жажду вас видеть. Приходите погулять в Оссувском парке в час после обеда. Я буду одна. Меня отпустили на весь день. Целую вас, как вчера. Ваша Фиалка».

— Передайте, что буду, — сказал барон.

Лакей поспешно удалился.

Бароном овладело неприятное чувство. Он в душе сознавал, что поступает скверно, что подобного поступка с его стороны не заслуживала Хризанта, так беззаветно и бескорыстно полюбившая его.

— Но это больше не повторится, — успокаивал он себя, — я ей при свидании во всем сознаюсь.

Внутренний голос убеждал его отказаться от свидания. Но соблазн был слишком силен. Он жаждал встречи с гейшей.

— Погуляю с нею полчаса в Оссувском парке и немедленно вернусь, — успокаивал он себя. — Мне некогда, да и к чему возобновлять то, что во мне вызывает раскаяние.

Тем не менее он, принялся одеваться, видимо торопясь. В номер внесли черный кофе, еще накануне заказанный. Барон подсел к окну и закурил сигару. Его глазам открывался чудный вид на длинный бульвар, ведущий к морю. Солнце ярко освещало левую сторону Нагасакского рейда. Вид моря и чудный ландшафт на минуту приковали к себе его внимание. Он даже забыл о кофе. Вдали раздавался монотонный звук гудка. Он взглянул на часы. Была уже половина первого. Сделав глоток, он отыскал шляпу, трость и быстро направился к выходу.

LXIV. Ямато

Честолюбивый Ямато не забыл воспользоваться влиянием могущественного магараджи. Он поспешил напомнить ему о себе и добился производства в следующий чин.

Оп вспоминал те приятные минуты, когда Хризанта на пароходе «Виктория» позволила ему целовать свои руки и даже не разубеждала его в самых смелых мечтах. Он теперь лишь понял, что Хризанта над ним смеялась, что он для нее не представляет никакого интереса, но вместе с тем для него была совершенно непонятна сокровенная цель шаловливой принцессы.

Это его мучило и угнетало. Самолюбие его страдало. Быть игрушкой в руках такой молоденькой и неопытной девочки ему казалось унизительным, и он готов был отомстить за это.

Стороной он узнал, что Чэй-И торопился изловить в Нагасаки барона. Он знал, что из Иошивара для этой цели послана Фиалка, но этого ему казалось недостаточным. Ему хотелось отличиться во второй раз, чтобы снова иметь право на великие милости магараджи.

Чэй-И прекрасно знал Ямато и последний надеялся, что им воспользуются для этой цели.

Недолго размышляя, Ямато добился аудиенции главы чейтов, который охотно согласился на его предложение. Ямато не откладывал своего путешествия в долгий ящик и день спустя уже уехал в Нагасаки, сделав магарадже прощальный визит. Магараджа его принял очень ласково и на всякий случай выдал ему чек в 500 фунтов на англо-японский банк.

Ямато, хотя и был женат, но, уезжая в Париж, как бы забыл о существовании своей жены, которая, кстати сказать, не считала себя вправе напоминать ему о своей персоне.

Это был тип азиата с примесью американского карьериста. Раз дело касалось служебной карьеры, он ничего не хотел знать.

Несчастная, забитая жена, к счастью, редко видела своего тирана. Раз в месяц он приносил ей сто иен на содержание ее и ребенка, а затем исчезал неведомо куда.

В Токио его все знали, и хотя он и не пользовался особой симпатией, тем не менее его приглашали как человека, которому были известны все интимные новости города.

Он сумел также завязать сношения с некоторыми представителями печати.

Токийские журналисты дорожили его знакомством, так как получали от него весьма ценные сведения, а потому иногда помещали заметки, в которых Ямато проводил свои далеко не чистоплотные замыслы. Он преследовал своих врагов и соперников с поразительной настойчивостью, почему его многие боялись и зачастую уступали ему в его далеко не всегда законных притязаниях.

Накануне отъезда в Нагасаки он заехал к жене и оставил у нее целый саквояж разных бумаг и значительную сумму денег.

— Эти бумаги и деньги, — сказал он, — спрячь до моего приезда.

Такую предосторожность Ямато объяснял небезопасностью исполняемых им поручений.

В Нагасаки его знали лишь как офицера, полк которого шесть лет стоял в Нагасаки. Родня жены также находилась там, почему приезд Ямато не мог обратить на себя особого внимания.

LXV. Гейша и барон