Джон Карр - Отравление в шутку Страница 23

— Да, а что?

— Прошлой ночью был отравлен доктор Туиллс, а до того покушались на жизнь миссис Куэйл и судьи.

Последовала пауза. С сигареты Росситера на пол падали тлеющие хлопья пепла.

— Господи! — заговорил он наконец. — Расскажите подробнее.

Я дал краткий отчет. Его лицо было бесстрастным — только между бровями пролегла морщинка. Когда я закончил, он бросил сигарету на пол и наступил на нее.

— Плохо. Даже очень плохо.

— Джинни не получила вашу телеграмму — Туиллс сжег ее. Думаю, у Джинни была ссора с отцом, о которой Туиллс знал и поэтому старался ее защитить. Я не упоминал о телеграмме никому — даже Джинни. Она не знает, что вы собирались приехать. Полагаю, вам не известны обстоятельства…

— Весьма достойно с вашей стороны. Благодарю вас… Нет, не известны.

Росситер встал и начал ходить взад-вперед между стеной и пыльными стойлами. Рассеянная усмешка Будды исчезла с его лица — оно стало узким и вытянутым, а плечи выглядели так, словно он намеревался взломать дверь.

— Слушайте, старина, — внезапно повернувшись, сказал Росситер. — Я знаю, что вы считаете меня чокнутым. Но я действительно состою в детективном бюро, и полицейский комиссар принял меня на службу. Не могу объяснить почему. Джинни об этом не знает — это было бы равносильно тому, чтобы назвать себя неудачником, понимаете? Вряд ли она вообще знает, что я где-то работаю.

Я не понимал, но кивнул. Росситер возобновил ходьбу.

— Последнее время ее письма стали истеричными. А когда я получил эту телеграмму, то, естественно, сразу примчался. Но мне нужно решить, что делать. Не могли бы вы войти в дом и попросить Джинни выйти ко мне сюда? Я имею в виду, незаметно для остальных?

Я кивнул. Вся его серьезность исчезла. Он снова расположился на ступеньках, глядя в потолок с довольным видом человека, вспомнившего остроумную шутку. Но когда я выходил, его мысли, казалось, были заняты чем-то еще.

— Все дело в мысленном взоре, — бормотал Росситер себе под нос. — Интересно, сильная ли была метель?

Самое странное во всем этом, думал я, выбравшись из каретного сарая и снова шагая по подъездной аллее, то, что он вовсе не прикидывался психом, чтобы скрыть свою проницательность. Его мысли действительно блуждали по самым невероятным лабиринтам. Рассеянный дружелюбный тип в пыльном зеленом пальто бродил, направляясь сам не зная куда, натыкался на все предметы, а если ему задавали вопрос, вполне серьезно отвечал своим мыслям, а не тому, о чем его спрашивали. Росситера интересовали идеи, а не люди или окружающая обстановка. Какая безумная мысль пришла ему в голову, когда он полез на чердак каретного сарая в поисках ведер, чулок, каретных пологов и прочего, я не знал, но чувствовал уверенность, что он искренне радовался обнаруженным «ключам».

На звонок в дверь ответил Сарджент. Он выглядел подавленным.

— Входите, — пригласил окружной детектив, — и помогите мне. Я записываю все, что мне сообщают, но будь я проклят, если знаю, что об этом думать. Хотя, кажется, у меня есть идея.

— Какая?

— Я получил заключение дока. Это действительно был гиосцин — хотя мы и так об этом знали. Туиллс принял около четверти грана — в бутылке с бромидом содержался как минимум гран, и в его стакане остались следы… Сифон, которым пользовался судья Куэйл, по словам дока, содержал почти два грана. Толку нам от этого чуть, но мы, по крайней мере, знаем, где находимся. Пошли в библиотеку. Я собираюсь поговорить с горничной.

— Значит, будет дознание?

— Да. Но не раньше чем через пару дней. Док все еще надеется, что обнаружится нечто, способное избавить семью от неприятностей… Куда вы?

— Подождите минуту, — сказал я. — Где все? Я должен повидать Джинни.

В глазах Сарджента вновь мелькнуло сомнение.

— Малютку? — спросил он. — Она ведет себя довольно странно. Закрылась в гостиной, где холоднее, чем в могиле, и не желает ни с кем разговаривать. Поругалась со старшей — Мэри, — которая назвала ее холодной бесчувственной ведьмой, не заслуживающей того, чтобы иметь отца. Хм… Почему вы хотите ее повидать?

Я ответил уклончиво, повесил пальто и шляпу и направился в гостиную, которая находилась за библиотекой. Ею редко пользовались — я даже не помню, чтобы видел ее открытой, кроме тех случаев, когда гости играли там в карты. В комнате, пахнущей обоями и непроветренными портьерами, действительно было холодно, как в могиле. Помещение было темным и мрачным, с белыми стенами, позолоченными панелями, мраморными статуэтками на деревянных пьедесталах, пустым камином, выложенным белыми плитками, розовыми занавесями и большим роялем. Свернувшись на сиденье в нише высокого окна, Джинни уставилась на горы.

Из этого могло бы получиться впечатляющее живописное полотно — мрачная комната, высокое окно с японскими узорами веток, голубые, как Везувий, горы и снег. Джинни сидела, обратив ко мне профиль, положив руку на портьеру и слегка запрокинув голову. Она выглядела ирреально в сером платье, украшенном стальным бисером, глядя без всякого выражения на серебристое небо над Честнат-Ридж.

Под моими шагами скрипнул порожек. Джинни повернулась, как тень, и посмотрела на дверь:

— Кто… О, это ты, Джефф! Что ты здесь делаешь?

— Восхищаюсь тобой, — ответил я. — Ты словно сошла со страниц книги Лафкадио Херна.[34] — Я подошел и сел на подоконное сиденье рядом с ней. — Послушай, Джинни, у меня для тебя новости. Здесь Росситер.

Она не шевельнулась и не заговорила, но ее глаза заблестели, словно наполнившись слезами. Понизив голос, я объяснил ситуацию. Когда я умолк, Джинни почти смеялась, дико озираясь и стискивая руки, как будто с ее души упало тяжкое бремя.

— Именно так он и должен был поступить! — воскликнула она. — Что ты о нем думаешь?

— Хороший парень.

— Конечно! Но Пэт болтает столько чепухи, что трудно вообразить, как он поладит с отцом и Мэттом. Он называет себя великим музыкантом, а однажды, попытавшись показать мне, как сделать музыкальные стекла, разбил одиннадцать лучших маминых бокалов, стал извиняться и потом разбил остальные, когда ставил их назад в шкаф. Пэт ведет себя по-детски, бывает надоедливым и нудным, но я люблю его. Они не в состоянии понять, как я могу любить такого человека, признавая, что он нелеп, но тут ничего не поделаешь.

— Где ты с ним познакомилась?

Она посмотрела на деревья, наморщила лоб и улыбнулась:

— Пэт откликнулся на объявление в газете, что «Саммиту» нужен отельный детектив, и примчался сюда из Сан-Франциско. Думаю, он полагал, что отельный детектив — что-то вроде работы в Скотленд-Ярде. Его величайшее заблуждение состоит в том, что он считает себя великим сыщиком. А еще сильнее раздражает то, что Пэт никогда не говорит о том, что он действительно в состоянии делать, но гордится, как Люцифер, тем, в чем ничего не смыслит.

Я представил себе незнакомца в пыльном зеленом пальто, падающего с лестницы и с серьезным видом мелющего вздор, понимая, что он никак не может вписаться в семейство Куэйл.

— Я встретила его однажды утром на поле для гольфа, — быстро продолжала Джинни. — Пэт играл клюшкой с железным наконечником, которую позаимствовал у служителя, а когда появилась я, смутился, словно его поймали на месте преступления, пробормотал что-то о парне, обучившем его гольфу, и выцарапал мяч из кустов. Тем же вечером он представился отцу как один из лучших пианистов мира, заставил нас слушать его чудовищную игру на рояле и при этом довольно улыбался. А потом… ладно, сам увидишь.

Джинни поднялась.

— Я должна идти — мне не терпится увидеть этого дурачка! — выпалила она, виновато улыбнувшись.

Я слышал ее быстрые шаги в холле, стоя в темной комнате и припоминая вопросы, которые мне следовало задать: почему она решила послать Росситеру телеграмму, почему отправила ее только за несколько часов до того, как был отравлен судья Куэйл, и много других «почему», которые сейчас для нее не имели никакого значения. И еще я подумал, что работа детектива — грубая штука, а ее глаза так блестели, что не хотелось портить ей настроение. Сегодня этой паре выпало несколько счастливых минут в темной конюшне, пахнущей сыростью и старым сеном, под аккомпанемент падающего снега, и призраки лошадей, несомненно, будут довольно ржать из своего лошадиного рая. Да будут благословенны все психи, ибо именно их любят женщины, именно для них открываются все двери и именно они наследуют землю.

Я медленно вернулся в библиотеку и к делу об убийстве.

Глава 12

УКРАДЕННЫЙ КРЫСИНЫЙ ЯД

Испуганная девушка славянской наружности стояла перед нами в библиотеке. Судья, по словам Сарджента, дремал в своей комнате, Мэтт занимался в городе приготовлениями к похоронам Туиллса, а Мэри сидела с Клариссой в комнате Джинни, так что библиотека оказалась в нашем распоряжении. Сарджент поместился за центральным столом, держа наготове блокнот и сердито глядя на Джоанну. Это была крепко сложенная коренастая девица с лоснящимся лицом, плоским носом и косами, связанными на макушке. Переминаясь с ноги на ногу, она нервно проводила руками по бокам полосатого платья, испачканного мукой, и с подозрением косилась маленькими глазками на угол стола. Ее тревожило не столько трагическое событие в доме, сколько присутствие полиции. Сарджент умел обращаться с подобного рода свидетелями.