Рональд Нокс - Убийство на виадуке Страница 24

– Не будем сыпать соль на рану, – предложил Ривз. – В конце концов, мы виноваты не меньше – потому что покорно проглотили гипотезу Кармайкла.

– Между прочим, я с Кармайклом никогда и не соглашался.

– Никогда не соглашались с ним? Но продолжали старательно держать язык за зубами. И что же вас не устроило в его объяснениях?

– Мне казалось, что в них не приняты во внимание человеческие возможности. А как я уже говорил, в человеческие возможности я верю больше, чем в косвенные улики. К примеру, я не верю, что один и тот же человек способен быть католиком с субботы по понедельник и атеистом в остальные дни недели.

– Но ведь Кармайкл и это объяснил. Разве для приверженца римского католичества не естественно желание стереть с лица земли богословские теории, которые он считает ошибочными?

– Нет, он просто не станет этого делать. Одно время я общался со многими католиками и неплохо разбираюсь в их взглядах. Действовать описанным Кармайклом способом они просто не смогли бы, потому что это означало бы необходимость творить зло с благими целями. А католическое учение, знаете ли, этого не допускает.

– Я привел подобное объяснение как одно из возможных, – возразил Кармайкл. – Есть и множество других.

– Понятно. Но что толку в возможных объяснениях, каким бы ни было их количество, если ни одно из них не является вероятным? Я никогда не мог понять тот род помрачения ума, при котором человек считает, что разрешил проблему, если нашел целый ряд возможных объяснений, которые нельзя счесть вероятными. Какая тогда разница, сколько их всего? По сути дела, в нашем случае объяснение было лишь одно: Бразерхуд придерживался атеизма, но в роли Давенанта изображал католика, просто чтобы сбить окружающих с толку. Но неужели вы не видите, насколько это чудовищно? Вместо того чтобы каждое воскресенье отправляться в Пастон-Бридж, он мог бы прослыть праведником, раз в три недели появляясь среди прихожан Мерриэтта.

– А при чем тут другие человеческие возможности?

– Самая немыслимая затея в мире после смены религии каждую неделю, с субботы по понедельник, – это изменение стиля игры в гольф с субботы по понедельник. Теоретически это возможно, но в осуществление на практике мне не верится. И вам, думаю, тоже, Кармайкл, потому что гольф – такое занятие, в котором приобретается опыт.

– Так почему же вы раньше не высказали все эти сомнения?

– Вы были слишком убеждены в своей правоте. Но я могу показать вам запись в моем дневнике – о том, как я отнесся к вашей гипотезе. – Гордон ушел, а через несколько минут вернулся с внушительным фолиантом, которому каждый вечер уделял ровно по двадцать минут. – Вот, пожалуйста: «Вторник. Кармайкла осенило. Он считает, что Давенант и Бразерхуд – одно и то же лицо, что-то вроде парочки Джекила и Хайда. На мой взгляд, он упускает из виду очевидный феномен религии и гольфа. Но само собой, это так типично для…» – Он умолк. – Ну, дальнейшее не представляет для вас интереса.

– Продолжайте, – попросил Ривз. – А я и не думал, что Кармайкл типичен в чем-либо. Ну, так что там дальше?

– Да, по правде говоря, этот дневник – не просто отчет о случившемся: в нем я немного философствую. Как вам известно, Ривз, у меня есть дурная привычка писать для газет, и я понял, что ежедневная запись своих впечатлений помогает мне находить темы.

– Почту за честь узнать, какие же выводы вы сделали, – сухо заметил Кармайкл.

– «Но само собой, это так типично, – продолжал читать Гордон, – для всех этих современных философских учений. Вечно они разъясняют что-либо одно с точки зрения чего-нибудь другого, так и Кармайкл стремится объяснить Давенанта с точки зрения Бразерхуда. На понятном английском языке это означает смешение двух совершенно разных вещей. К примеру, модернисты скажут, что наказание – всего лишь синоним исправления. Но стоит только заявить об этом, как сама идея наказания в целом исчезает из поля зрения. Или же вам скажут, что концепция – то же самое, что и мысленное представление, истина – то же, что и красота или умственное преимущество, а материя – одна из форм перемещения. Корни ошибки неизменно уходят в одну из этих ошибочных идентификаций – утверждение, что А есть В, хотя на самом деле это не так.

Их причина – страстное стремление к упрощению опыта, результат – коллапс мысли. В отождествлении Давенанта с Бразерхудом чувствуется четкость и действенность, оно так много объясняет – всегда можно многое объяснить, игнорируя факты. Но в итоге бедняга Ривз, у которого до сих пор был, по крайней мере, Давенант, чтобы на него охотиться, теперь считает Давенанта воображаемым существом, а охота свелась к поискам воображаемого убийцы. Вот так и заявление о том, что наказание – то же самое, что исправление, выглядит очень стройно и действенно; оно объясняет необъяснимое, упрощает мысль. Однако на самом деле только вытесняет идею наказания в целом из головы и превращает реальность в фикцию.

А эта теория Кармайкла придает еще больше значимости притче об огромной и непростительной ошибке, которая делает одно и то же из материи и духа, говорит вам, что дух – это способ существования материи, или наоборот. Так и Кармайкл утверждает, что Давенант – способ существования Бразерхуда. Подобно материалистам или идеалистам, он выхолащивает опыт ради формулировки. Как же не написать об этом? Бразерхуд, символизирующий материю, заканчивается там, где начинается Давенант, символизирующий дух. Кармайкл, символизирующий современное мышление, считает это веским основанием полагать, что на самом деле эти двое – одно и то же. Материалист во всем видит Бразерхуда, идеалист во всем видит Давенанта, следовательно, ни тот и ни другой не может разрешить детективную загадку существования. Пожалуй, можно было бы разработать на этом основании нечто вроде восточной мифологии, по крайней мере, ничуть не уступающей другим восточным мифологиям. А курьез в том, что все это время Давенант находился за ближайшим углом». Знаете, попытка все равно была неплохой. А что, Кармайкл, я ведь даже предвосхитил ваше обнаружение потайного хода!

– Хм… – отозвался Кармайкл. – Во всем этом есть примечательная полуправда.

Глава 16. Ривз обещает сделать все возможное

Разговор, описанный в предыдущей главе, имел место (о чем я забыл упомянуть) в субботу днем. Пока Ривз пил чай внизу, ему сообщили, что некая дама желает увидеться с ним по неотложному делу. Своего имени она не назвала, но согласилась подождать Ривза в так называемой маленькой гостиной – унылой комнатушке, в которой было что-то от больничной приемной; гостья выражала надежду, что он поспешит. Игнорируя совет Гордона взять с собой Кармайкла в качестве сопровождающего, Ривз с важным видом направился в маленькую гостиную и, к своему полному изумлению, увидел там мисс Рэндолл-Смит.

– Боюсь, мистер Ривз, вы обо мне невысокого мнения, – начала она, – и, вероятно, ваше мнение изменится в худшую сторону еще до того, как я закончу объяснения. (Ривз попытался было запротестовать.) В тот день я выставила вас за дверь и в лицо обвинила во лжи. А это характеризует меня не с лучшей стороны, тем более сейчас, когда я пришла, чтобы обратиться к вам за помощью.

Ривз страшно смутился. Полицейскому в знак примирения можно предложить виски, но сделать такое же предложение леди гораздо труднее.

– Конечно, я буду очень рад, если смогу хоть чем-нибудь помочь, – ответил он. – По-видимому, в тот день я произвел на вас неприглядное впечатление, хотя до сих пор понятия не имею почему. Не лучше ли будет выложить все карты на стол и поговорить откровенно?

– Вот и я хочу того же самого. И в качестве залога доброй воли я объясню вам, что именно вызвало у меня подозрения в тот день. Вы принесли мне мою фотографию и сообщили, что нашли ее у человека, который был убит. И я была готова поверить вам, потому что моя фотография у него была и я об этом знала. Однако фотография, которую вы принесли, оказалась совсем не той, которую я подарила ему. Принесенный вами портрет был сделан в тот же раз, в той же обстановке, но выглядел несколько иначе. И я подумала, что вы подстроили для меня ловушку. Вы держались так ужасающе самоуверенно, с видом «слушайте, вы, женщина, я знаю о вас все», что я приняла вас за полицейского, вдобавок вы попытались обмануть меня… Нет, я еще не договорила. Здесь неподалеку жил еще один человек, у которого была копия той, другой фотографии, – той же самой, которую вы показывали мне. И этот человек – мистер Давенант, которого сегодня утром арестовали по обвинению в убийстве.

– Понятно. Да, конечно, вы не могли не подумать, что я пытаюсь обмануть вас. На самом деле я пока не знаю в точности, как у меня оказалась эта фотография, но могу высказать предположение, которого не мог сделать во время нашей предыдущей встречи, – и он вкратце объяснил, как был найден потайной ход и сдвигающаяся панель. – Видите ли, если за панелями все это время действительно скрывался Давенант, он вполне мог забрать снимок, который мы нашли у Бразерхуда, и заменить его другим, который вы подарили ему. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но мы, все четверо, в тот раз решили, что фотография стала выглядеть иначе после того, как постояла на карнизе панели. Неудивительно, если на самом деле это был другой снимок.