Жорж Сименон - Четыре дня бедного человека Страница 24

— Тут их полным-полно. Только я должен быть уверен, что они будут пущены в дело и вы не остановитесь на полпути. Я служил инспектором полиции и знаю куда больше, чем любой из ваших информаторов.

— Джанини? — продолжал настаивать Франсуа.

— Понятно. Вас интересует лишь избирательная кампания. Ладно, я сейчас просвещу вас насчет вашего бакалейщика с улицы Бюси и для начала дам, чем отбить ему почки. Три года назад Джанини в подпитии вел машину, в которой сидели две шлюхи, и на Орлеанском авеню сбил девочку. Остановиться не подумал, а девочка через час скончалась в больнице. Свидетели записали номер машины. Для виду началось следствие, но велось оно так, что Джанини всерьез не побеспокоили. Как думаете, стоит это тысячу франков?

— Вы ручаетесь, что это правда?

— Если вы мне не доверяете, нам лучше тут же разойтись. Когда я что-то даю, это надежно. Я назову вам фамилию полицейского, который составил протокол, фамилии свидетелей, расскажу, как их заставили изменить первоначальные показания. Надеюсь, вы способны отличить большой спортивный «бугатти» от машины другой марки? Отлично! Так вот, у Джанини тогда был «бугатти». Он имеет обыкновение менять машину несколько раз в год. Эта была синяя, ярко-синяя. В первый день пять человек были убеждены, что видели синий «бугатти». Один аптекарь даже уточнил: ультрамариновый. Но когда их потом допрашивали методом, который я и сам умею применять, лишь один из них смог уверенно назвать марку автомобиля, но его показания во внимание не приняли. Заметьте, происшествие случилось в середине дня неподалеку от церкви Монруж. Ну а что касается номера машины, свидетелей так запутали, что они уже не помнили, что за чем идет — три семерки после пятерки или три пятерки после семерки. И вот результат: три года спустя Джанини как ни в чем не бывало выставляет свою кандидатуру на муниципальных выборах, а мать девочки не получила от страховой компании ни гроша.

— Все зависит от вашего брата. Не знаю, как далеко он намерен идти. А я — «за», — сказал Буссу, когда Франсуа спросил у него совета.

Первая статья называлась «Наезд на Орлеанском авеню». За ней последовали другие, все резче и злее, со все более волнующими подробностями: «Человек в синем „бугатти“, „Банда с улицы Бюси“.

Марсель несколько раз звонил брату и довольно сухо просил заглянуть к нему: он обеспокоен.

— Ты заходишь слишком далеко. У нас будут неприятности.

— Подожди следующего номера. Мы там публикуем протокол допроса свидетелей.

Ошеломленный, Марсель, должно быть, сказал себе, что всегда заблуждался насчет брата. А Рене эта свалка только возбуждала. «Сколько это будет стоить? Пять десять тысяч?» Пьебеф, мстя полиции, не забывал и про барыш, так что выплаченные ему суммы давно перевалили за тысячу франков.

Одна из статей называлась «Любовник профессиональной сводни Луизы Мариани» и начиналась так:

«Неужели квартал Сен-Жермен-де-Пре будет представлен в муниципальном совете содержателем дома терпимости?»

Дело в том, что любовница Джанини, некая Луиза Мариани, держала не то чтобы дом под красным фонарем, но заведение «Массаж всех видов» на улице Мсьеле-Пренс.

В ту пору Франсуа нисколько не смущало, что Вивиана продолжает вечерами промышлять около бара Пополя. Его привычки почти не изменились. Он приходил к ней на свидание, и, бывало, ему приходилось ждать в баре, откуда он мог видеть, как на углу поперечной улочки она расстается с очередным клиентом.

Вопреки уверениям Франсуа в день смерти Жермены, Джанини не стал издавать газету, чтобы поддержать свою кандидатуру; он действовал с помощью плакатов, а главное, неимоверно низкими ценами привлекал толпы народа к себе в магазин. И еще оказывал давление на общественное мнение в барах и кафе, где его люди всегда были готовы поставить выпивку любому и каждому.

«Джанини и „Негр“. Разумеется, в статье имелся в виду не настоящий негр, а ночной клуб на улице Расина, который содержал Тони, брат Джанини. Поговаривали, что после полуночи там при закрытых дверях идет крупная игра и что у полиции есть веские основания делать вид, будто ей ничего не известно.

Но особенно много шуму наделала история про сбитую девочку, потому что она сильнее всего воздействовала на чувства читателей. А поскольку в ней оказалось замешано множество самых разных лиц, она заинтересовала не только обитателей квартала, но и весь Париж, вышла за рамки предвыборной борьбы, и о ней вынуждены были заговорить крупные газеты.

В результате один из муниципальных советников, некий Данбуа, надеясь подкузьмить коллегу Лекуэна, сделал в Ратуше запрос и потребовал административного расследования, чтобы установить, каким образом полицейский протокол оказался опубликован в газете. Неожиданно для всех предложение о расследовании было принято незначительным большинством и с тех пор отравляет настроение муниципальному совету и префекту полиции.

А Пьебеф звонил все чаще, назначая свидания в самых неожиданных местах забегаловках для шоферов, каких-то неведомых киношках, вокзальных буфетах и даже пригородных кабачках.

Фамилии причастных к делу становились привычными и чуть ли не обретали известность. Задавленную девочку звали Марсела Тоген; ее мать несколько лет назад бросил муж, и теперь она работала в мастерской искусственных цветов на авеню Парк-Монсури. Когда в газете была объявлена подписка в ее пользу и опубликована фотография, она чуть ли не в отчаянии прибежала в редакцию.

— Умоляю вас, прекратите! Я понимаю, вы действуете из лучших побуждений, но даже не представляете, что мне приходится из-за этого терпеть. Вчера меня опять вызывали в полицию и грубо спросили, за сколько я согласилась дать вам сведения. Я со слезами уверяла, что я тут ни при чем, но мне не поверили и угрожали. Мой хозяин тоже зол, он противник вашего кандидата.

Дело Джанини тянулось не только до переизбрания Марселя, но и послужило трамплином для «Хлыста», первые номера которого делались в том же самом помещении. Именно в ту пору Франсуа поселил Вивиану на улице Дарю.

Пьебеф тихой сапой добился-таки своего. Его мишенью — и вскоре все догадались об этом — был бригадир Бутарель, правая рука старшего комиссара Жамара, главы отдела светской жизни. Оказывается, Бутарель написал рапорт, положивший конец карьере инспектора Пьебефа. Этого самого Бутареля видели в «Негре», где он ужинал за роскошно накрытым столом в обществе братьев Джанини и Луизы Мариани. А еще как-то раз в приступе ярости он разбил аппарат у фотографа, когда тот снял его с кучей свертков при выходе из магазина Джанини.

Деятельность Пьебефа была столь же безудержна, сколь и таинственна. В редакции частенько задумывались, где он добывает документы, которыми не покладая рук снабжает ее и которые, невзирая на первоначальные сомнения, всегда оказываются подлинными. Надо ли понимать это так, что он принял в компанию шурина?

Пьебеф не раз давал понять, что делится деньгами с каким-то любителем широко пожить, который занимает достаточно высокий пост. Иногда же уверял, что, хотя он теперь ни ногой в «заведение», как по давней привычке он именовал уголовную полицию, но кое-кто из старых коллег не может ни в чем ему отказать.

За все три года Франсуа всего лишь раз видел пресловутого Джанини. И не узнал своего противника, хотя портреты его многократно печатались в «Хлысте», да и прежде Франсуа сталкивался с ним в магазине на улице Бюси, правда не представляя еще, какую роль этот человек сыграет в его судьбе.

Они с Вивианой ужинали при свечах в фешенебельном кабаре «Монсеньор». От столика к столику переходили скрипачи. Вдруг Вивиана шепнула Франсуа на ухо:

— Видел?

— Кого?

— Джанини!

Он сидел напротив, буквально рядом, в обществе мужчины в летах и двух женщин; одна из них, светлая блондинка, вся увешанная драгоценностями, громко хохотала. Джанини курил сигарету и, выпустив струю дыма в сторону Франсуа, долго рассматривал его. Он не вскочил, не накинулся, как его люди у «Фуке», на Франсуа, не стал объясняться. Он просто разглядывал его — удивленно, задумчиво, потом пожал плечами и протянул метрдотелю бокал, чтобы тот налил шампанского.

— Ты что, никогда не испытываешь страха? — со скрытым раздражением спросила Вивиана, которая тоже была удивлена поведением не столько Джанини, сколько Франсуа.

Сегодня в пивной «Глобус» Пьебеф вел себя нервно и даже агрессивно.

— Надо полагать, вы не имеете ни малейшего представления о том, что произошло вчера на улице де Соссэ? — А так как Франсуа не отвечал, поскольку сказать ему было нечего, и ждал объяснений, Пьебеф продолжал:

— Простой инспектор Сюрте был вызван в кабинет к министру, что случается далеко не каждый день. Там сидели два крупных чина из политической полиции. И как вы думаете, о ком беседовали эти господа за закрытыми дверьми, перед которыми к тому же сидел секретарь, отвечавший всем, что у господина министра совещание?