Морис Леблан - Зубы тигра Страница 24

Гастон Саверан всматривался в лицо своего недавнего врага.

— Не верите мне? Не правда ли? — прошептал он.

— Нет, нет, — дон Луис старался избавиться от влияния этого человека.

— Вы должны верить мне, — с какой-то дикой энергией воскликнул Саверан. — Вы должны верить в силу моей любви. Она всему причиной. В Мари-Анне вся моя жизнь! Я не пережил бы ее. Что я испытал сегодня, когда прочел, что она пыталась вскрыть себе вены! И это из-за тех обличающих писем! О! Мне мало убить вас, мне хотелось подвергнуть вас самым варварским мучениям за все те страдания, которые претерпела она! Мари-Анна невинна! И сразу ненависти моей как не бывало. Враг стал союзником. Вы отказались от того, что сами же сделали, вы обещали посвятить себя спасению Мари-Анны!

Я поспешил к Флоранс и сказал ей:

«Мари-Анна спасена. Он заявил, что она невиновна. Я хочу видеть его, говорить с ним». Флоранс, по-прежнему враждебно к вам настроенная, пыталась отговорить меня. Я обещал, но сам решил, что нужно, не теряя ни минуты, вверить вам судьбу Мари-Анны. Я ждал вашего возвращения и пришел к вам.

Это был не тот человек, который начал разговор с таким поразительным хладнокровием. Ослабев от сделанного усилия, измученный долгой борьбой, на которую потратил столько энергии, он дрожал с ног до головы и вдруг заговорил срывающимся голосом:

— Спасите ее… умоляю вас… вы можете это сделать… Я научился ценить ваши силы, пока боролся с вами. Вы не такой, как другие, уже одно то, что вы не уничтожили меня сразу, меня, так жестоко преследовавшего вас, что вы выслушали меня, что вы готовы признать нашу невиновность, нас троих, хотя всякий другой ни за что бы в нее не поверил, уж это одно — чудо! И моя интуиция подсказала, что будет именно так! Я понял, что спасти Мари-Анну может только тот человек, который объявил, что она невиновна, не имея еще никаких доказательств этому, кроме выводов своего ума… О! Спасите ее, умоляю вас. И спасите, как можно скорее… Иначе будет поздно! Мари-Анна не может жить в тюрьме. Она хочет умереть и никакие препятствия не помешают ей. Спасите ее, я не сумел этого сделать… Я не знаю как взяться… Спасите… молю вас…

Слезы катились по его щекам. Флоранс тоже плакала, положив голову на руки.

Страх сжал сердце дона Луиса.

Он вдруг осознал, что верит Саверану бесповоротно, что Флоранс вовсе не коварное создание, каким он представлял ее себе, а женщина, глаза которой не лгут. Так же внезапно он понял, что эти двое, а с ними вместе и Мари-Анна, из-за любви к которой они боролись так неумело, попали в сети, которые им не разорвать.

И сеть эту с беспощадной настойчивостью сплел он, Перенна.

«О, только бы не слишком поздно», — прошептал он.

Трагическим смерчем кружилось у него в голове: уверенность, радость, страх, отчаяние, злоба. Он бился, как в отвратительном кошмаре. Ему казалось, что тяжелая лапа полицейского уже легла на плечо Флоранс.

— Уйдем, уйдем, — воскликнул он. — Медлить — безумие.

— Но, отель оцеплен, — возразил Саверан.

— Неужели вы думаете, что я допущу… нет, нет. Будем бороться вместе. Ко мне еще будут возвращаться сомнения. Но вы будете рассеивать их. И мы спасем мадам Фовиль.

— Но полицейские кругом… Но Вебер!

— Его еще нет здесь. А пока его нет, я все устрою. Следуйте за мной, а когда я сделаю вам знак…

Он взялся за ручку двери. В это время в дверь постучали.

— В чем дело?

— Приехал помощник начальника полиции, — доложил дворецкий, — господин Вебер.

Глава 9

Разгром

Дон Луис был, конечно, готов к этому, но все-таки удар захватил его врасплох, он несколько раз повторил:

— Вебер… Вебер здесь…

Это внезапное препятствие парализовало его порыв; как останавливает обратившуюся в бегство армию крутая стена горного хребта.

Вебер, который организует атаку или сопротивление так, что всякая борьба будет бесполезна… Теперь нечего думать пробиться силой… такая попытка была бы нелепа.

— Господин Вебер? — спросил дон Луис дворецкого. — Один?

— Нет, с ним шесть человек, они остались во дворе, а он поднялся в кабинет, полагая, что месье там.

— Вы сказали ему, что я беседую с Мазеру и мадемуазель Девассер?

— Да, месье.

Перенна подумал немного.

— Скажите, что вы не нашли меня и пойдите за мной в помещение мадемуазель Девассер. Если он захочет идти с вами, тем лучше.

Он закрыл дверь.

Буря не оставила следов у него на лице. Теперь, когда надо было действовать, когда игра казалась проигранной, как всегда в решительные минуты, к нему вернулось хладнокровие. Он подошел к Флоранс. Очень бледная, она тихо заплакала.

— Не надо бояться, мадемуазель. Доверьтесь мне слепо и все будет хорошо.

Она не отвечала. Он понял, что она все еще не вполне доверяет ему и почти радостно подумал, что сумеет заставить ее поверить.

— На случай, если не удастся выручить вас сейчас, мне еще надо выяснить кое-что, — сказал он Саверану. Во-первых, где вы были в то утро, когда человека с палкой черного дерева видели одновременно с Веро в кафе?

— У себя дома.

— Вы уверены, что не выходили?

— Совершенно уверен, как и в том, что я никогда не был в кафе.

— Хорошо. Почему все узнав, вы не отправились к префекту полиции и не рассказали всю правду, вместо того, чтобы начинать эту неравную борьбу?

— Я думал об этом, но вскоре увидел, что голословным, хотя и правдивым рассказом их не убедить. Мне не поверят. Какие я мог привести доказательства? А те, что выдвигались против нас, были почти неопровержимы. Отпечаток зубов говорил о виновности Мари-Анны, а мое молчание, мое бегство, убийство мною инспектора Ансенсио, все это были преступления. Нет, я мог помочь Мари-Анне, только оставаясь на свободе.

— Но отчего она сама не заговорила?

— Говорить о нашей любви? К чему? Чтобы придать больше веса обвинению? Что и случилось, когда стали известны письма Ипполита Фовиля. Ведь они выясняли мотив, по которому мы пошли на преступление: мы любили друг друга.

— И что вы думаете об этих письмах?

— Для меня все в них непонятно. Мы и не подозревали о ревности Фовиля. Он скрывал ее. А почему он боялся нас? Откуда эта мысль, что мы готовы убить его? О каких наших письмах говорит он?

— Ну, а отпечатки зубов, бесспорно, мадам Фовиль?

— Не знаю. Все это непонятно.

— И вы не знаете, где она могла быть после оперы, между двенадцатью и двумя часами?

— Нет, она, очевидно, была вовлечена в ловушку. Но каким образом? Как? И почему она скрывает это? Тайна.

— Вас видели в тот день на вокзале Отейль. Что вы делали там?

— Направлялся на бульвар Сюше, чтобы пройтись под окнами Мари-Анны. Ведь это была среда. Я и в следующие среды приходил.

— Еще один вопрос. Вы слышали о завещании Морнингтона?

— Ни я, ни Флоранс не слышали. И супруги Фовиль, вероятно, тоже.

— Вы в первый раз попали в тот сарай, в деревне Форминьи?

— В первый, и так же, как и вы, были испуганы видом двух висящих скелетов. Это все, что я хотел сказать. Не упустили ли вы чего-нибудь? Возможно, что мы не увидимся больше.

— Я спасу всех троих, — сказал Перенна. — Завтра должно появиться четвертое таинственное письмо, я буду на месте и пользуясь теми данными, которые получил от вас, постараюсь найти доказательства вашей невиновности.

— Прежде всего, имейте в виду Мари-Анну. Если понадобится, пожертвуйте мной, пожертвуйте Флоранс. Я смело заявляю это от ее имени.

— Я спасу всех троих, — повторил дон Луис. Он приоткрыл дверь. — Не шевелитесь и ни под каким видом не открывайте никому. Я скоро буду.

Он снаружи запер дверь на ключ, спустился на этаж ниже. Он уже не испытывал того подъема духа, какой вызывало в нем всегда приближение боя. На этот раз на карту была поставлена судьба Флоранс, и поражение было хуже смерти. Из окон на лестнице он посмотрел во двор и увидел шестерых полицейских, а у окна кабинета стоял Вебер.

«Остался на своем посту», — подумал дон Луис. — «Не доверяет мне. Вперед!» — Он вошел в кабинет. Вебер обернулся к нему. Два врага стояли лицом к лицу.

Несколько секунд длилось молчание. На лице помощника начальника полиции написана была радость с некоторой долей тревоги. Наконец, ему разрешили побороться с этим проклятым доном Луисом, притом, козыри все у него на руках, а дон Луис скомпрометировал себя тем, что защищая Флоранс Девассер, подретушировал ее портрет.

Но все же Вебер никогда не забывал, что дон Луис тот же Арсен Люпен, и это соображение смущало его. «Малейший промах и мне крышка», — думал он.

Он открыл военные действия шуткой.

— Насколько могу судить, вы не были в павильоне мадемуазель Девассер, как утверждал ваш дворецкий.

— Он выполнил мое распоряжение. Я был у себя в спальне этажом выше. И хотел раньше покончить с одним делом.

— И дело сделано?

— Да, Флоранс Девассер и Гастон Саверан, связанные, у меня наверху, мне остается только передать их вам.