Чарлз Тодд - Дар мертвеца Страница 24

— Мистер Эллиот — хороший хозяин?

Лицо молодой женщины пошло пятнами.

— Он служитель Господа. Я стараюсь, как могу, не мешать ему в его трудах… Но иногда я бываю неуклюжей и путаюсь под ногами.

Уклончивый ответ можно было истолковать единственным образом. Эллиот требователен, деспотичен и сделал жизнь несчастной девушки невыносимой. Ратлидж понял, что Хэмиш с ним согласен. Судя по всему, Хэмиш не находил в священнике ничего положительного.

— Вы здесь же и живете? — озабоченно спросил Ратлидж.

— Что вы, сэр, как можно! Это неприлично! Мистер Эллиот — вдовец. Я снимаю комнату через несколько домов отсюда… в мансарде над шляпной лавкой. Мисс Тейт сдала мне ее. — Она указала в ту сторону тонким мизинцем.

— Вы удивились, когда в городе пошли слухи о мисс Макдоналд?

— Мне их не передавали, — наивно ответила экономка. — Только потом я что-то услышала… Со мной не откровенничают… во всяком случае, нечасто.

Видимо, автор анонимных писем выбирал адресатов, способных причинить репутации Фионы Макдоналд наибольший вред. Худенькая, напуганная экономка священника едва ли могла повлиять на мнение жителей Данкаррика по какому бы то ни было поводу.

— Спасибо… К сожалению, не знаю, как вас зовут… — Он не договорил.

— Доротея Макинтайр, — застенчиво ответила девушка. — У вас все, сэр?

— Да. Если… м-м-м… мистер Эллиот спросит… я интересовался, приходили ли и вам анонимные письма.

— Я вам очень признательна, сэр! — Доротея тихо закрыла за ним дверь, и Ратлидж вышел на улицу. «Жертвенный агнец», — подумал он. Она слишком бедна, чтобы занимать видное положение, вынуждена зависеть от чужой милости, боится собственной тени и прекрасно понимает, в чем состоит ее долг: угождать сильным мира сего.

Ратлидж вернулся той же дорогой, что пришел. «Баллантайн» он снова миновал, не останавливаясь до самой шляпной лавки, которую приметил еще накануне. До лавки, над которой жила Доротея Макинтайр.

Когда он толкнул дверь, в лавке мелодично звякнул серебряный колокольчик. Хозяйка, которая раскладывала шляпы на витрине, подняла голову и шагнула ему навстречу:

— Чем могу вам помочь, сэр? — Она быстро оглядела свой товар и, скрестив руки на груди, стала ждать, что он ответит.

Здесь продавали товары для женщин. Торговый зал оказался маленьким, но Ратлидж отметил смелый декор, едва ли не с парижским шиком. Такая лавка совсем не вязалась с общей атмосферой Данкаррика. В интерьере преобладали оранжевые, персиковые тона и оттенки лаванды.

Хэмиш заметил: «Вряд ли мистер Эллиот одобряет хозяйку». Сам Хэмиш, похоже, отнесся к оформлению лавки с некоторым сомнением.

Помимо шляп, здесь продавались кружевные воротнички, перчатки из замши и хлопка, чулки. На прилавке лежало около двадцати шляпок разных фасонов, от простых скромных до элегантных, кружевные носовые платки, английские блузки и дамское нижнее белье, скромно уложенное в ярко расписанные коробки, стоящие вдоль одной из стен.

Сама хозяйка, высокая, отличающаяся своеобразной, дерзкой красотой, казалась полной противоположностью Доротее Макинтайр. Ратлидж задумался. Может быть, Эласадж Маккаллум нашла здесь для девушки тихую гавань — защитницу, которая не даст ее в обиду?

— Инспектор Ратлидж, — представился он, — Скотленд-Ярд. Я вас не задержу. Мне поручили разыскать мать ребенка, которого Фиона Макдоналд называет… — он замялся, — Иеном Маклаудом. Я расспрашиваю здешних жительниц, кто мог бы знать ее, если бы она когда-нибудь им доверилась.

— Вот как, в самом деле? — В глазах хозяйки внезапно вспыхнул гнев. — Ну если Фиона сочла необходимым откровенничать со мной, с какой стати я стану передавать вам то, что было сказано между нами? Нелепо ожидать чего-то в этом роде. Вы полицейский. Вам следует выполнять свой долг без моей помощи!

Хэмиш сказал: «Да, но ведь она тебя не знает, верно? Она не знает, хорошо или плохо ты исполняешь свой долг!»

Ратлидж терпеливо продолжил:

— Я не ищу доказательств ее виновности. Мне нужно разыскать любые свидетельства, которые могут пролить свет на происхождение ребенка. Тогда его удастся вернуть к родственникам матери… или отца, если у матери не окажется родных.

Хозяйка отвернулась:

— У меня хватает дел, и некогда тратить на вас время, пересказывая местные сплетни. Фиона Макдоналд мне никогда особенно не нравилась, спросите кого хотите, вам подтвердят. Но с ней сейчас ужасно обошлись, просто ужасно, и я не хочу примыкать к тем, кто забрасывает ее камнями.

— Почему она вам не нравится?

— Вначале мне казалось, что мы с ней могли бы стать союзницами. Мы с ней похожи в одном… по меньшей мере. Мы обе не вписываемся в стереотипы Данкаррика. Как оказалось, я питала глупые надежды. Она держалась замкнуто. Если вспомнить, что случилось потом, все становится понятно, но тогда мне казалось… что меня предали. Как будто она отвернулась от меня, предпочитая обхаживать знакомых своей тетки. Очевидно, ей так и не удалось втереться к ним в доверие… В конце концов все они повернулись к ней спиной!

— Вы тоже получали анонимные письма?

Хозяйка шляпной лавки расхохоталась, в тишине ее хохот казался особенно громким и грубым.

— Я скорее стала бы темой, чем получателем таких писем! Более того, иногда я гадаю, почему жертвой выбрали Фиону, а не меня. В Данкаррике немало найдется людей, которые с радостью прогнали бы меня из города… — Она обвела рукой стены и вешалки в подсобном помещении, видные в дверном проеме, их яркость казалась почти вызывающей. — К сожалению, приехав сюда, я очутилась в ловушке. Лавка досталась мне по наследству, и у меня нет денег на то, чтобы уехать из Данкаррика и начать жизнь заново в другом месте. Одно время я жила в Лондоне… работала там до войны и первые два военных года. Я выучилась своему ремеслу у одной француженки, которая приехала из Парижа и открыла в Лондоне шляпную лавку. Ей пришлось закрыться, потому что экстравагантные шляпки вышли из моды и их перестали носить. И все из-за войны! Женщины старались обходиться тем, что у них было, а если нужно, переделывали свои головные уборы сами. Я приехала сюда. Лавка пустовала почти три года… Раньше здесь был галантерейный магазин… — Сердито тряхнув головой, она добавила: — И почему я вам все это рассказываю?

Хэмиш заметил: «По-моему, все дело в том, что ты умеешь слушать. Люди забывают, что ты полицейский, — я и сам частенько об этом забывал!»

Ратлидж вдруг спросил, скорее наугад, чем в ожидании ответа:

— Вы, случайно, не были знакомы в Лондоне с Элинор Грей?

Хозяйка лавки пожала плечами:

— Я знаю, кто она такая. Но мы с ней вращались в разных кругах. Мне совсем не хотелось становиться суфражисткой. И не хотелось садиться в тюрьму, где надо мной издевались бы дюжие надзирательницы с садистскими наклонностями.

— Как по-вашему, она до сих пор в Лондоне или переехала оттуда?

— Достопочтенная мисс Грей едва ли стала бы откровенничать со мной — как и Фиона Макдоналд. Почему вы спрашиваете о ней? Вы с ней знакомы? Вы поэтому ее разыскиваете? — Хозяйка с любопытством посмотрела на него, заметив, что, несмотря на худобу и затравленный взгляд, он очень привлекателен. — По-моему, мужчины занимали ее гораздо больше, чем женщины. Странно, она могла бы менять поклонников как перчатки, если бы ей хотелось. В женском обществе она скучала. Элинор Грей была из тех, о ком охотно сплетничали. Обсуждали, чем она занимается, что носит, куда ходит. Вряд ли даже четверть сплетен о ней была правдой, но многие с огромным интересом перемывали ей косточки… Кстати, вы не ответили на мой вопрос.

Ратлидж улыбнулся:

— Нет, я ни разу не видел ее. Вы когда-нибудь слышали о том, что она собиралась стать врачом?

— Нет, но, если бы услышала нечто подобное, я бы не удивилась. Элинор Грей, насколько я помню, отличалась красотой, денег у нее было столько, что она не знала, на что их тратить, а ее род восходит к самому Вильгельму Завоевателю… или, может быть, Альфреду Великому. И вместе с тем… она как-то растрачивала себя впустую. Прожигала жизнь. Львиную долю сил она тратила на какие-то мелкие увлечения… вроде суфражизма. А потом началась война. Она устраивала столовые для солдат, вечно ездила по госпиталям, писала письма за раненых, требовала, чтобы с ними лучше обращались, содержали в достойных условиях. Я слышала, что она превосходная наездница и устроила целую кампанию за то, чтобы на фронте не мучили лошадей…

— Вы довольно много знаете о женщине, которую никогда не видели.

Хозяйка лавки снова пожала плечами:

— Если хотите знать, я ей завидовала. Поэтому охотно слушала, что о ней говорят. Будь у меня ее деньги и ее происхождение, я бы сделала хорошую партию, удачно вышла замуж и не переступала порога этой лавки… Извините, мне нужно закончить шляпку к вечеру. Вы хотите еще что-то узнать?