Джун Томсон - Тетради Шерлока Холмса (сборник) Страница 25

– А тело?

– Ну, по правде говоря, это не тело а, скорее, скелет. Я послал за анатомом из местной лечебницы Святого Клемента, и тот уже произвел беглый осмотр. Он считает, что труп пролежал в земле не меньше года, а то и все полтора, поэтому от него мало что осталось, за исключением костей и обрывков одежды.

– Где тело находится сейчас?

– Все там же.

Лестрейд запнулся, облизал губы и добавил:

– Я не хотел, чтоб его увозили, пока вы не взглянете.

– Я? – отрывисто спросил Холмс, но я-то заметил, что он уже был готов сорваться с места.

Лестрейд неловко заерзал:

– Видите ли, мистер Холмс, в том доме одни французы, а я кроме «сильвупле» да «уи, уи» ничего и сказать не умею. Какое уж тут расследование!

– Сколько там человек? – перебил его Холмс.

– Всего четверо. Владелица дома мадам Монпенсье, ее компаньонка мадемуазель Бенуа. А еще семейная пара, мсье и мадам Доде. Жена – экономка и немного говорит по-английски; вроде она кузина мадам Монпенсье. Ее муж за всех разом: он и дворецкий, и работник, и что душе угодно; а по-нашему не кумекает. У меня такое чувство, будто они бедные родственники. Вот так-то, мистер Холмс. Я знаю, вы по-французски ловко объясняетесь[58]. Вот и подумал, что вы захотите помочь следствию…

– Разумеется, при условии, что мадам Монпенсье будет согласна, – с безразличным видом ответил Холмс, но я-то сразу понял, что он горит нетерпением принять этот вызов.

– Думаю, она согласится. Она уже немолода. Когда нашли тело, она была просто потрясена, знаете ли. Насколько я понял, она отрицает, что знала…

– Оставьте, Лестрейд, я сам с ней побеседую и все выясню.

– Так вы поможете? – просиял инспектор.

– Ни за что на свете такое не пропущу. Тут одни имена чего стоят.

– Имена? – переспросил Лестрейд. – Ну, я ведь сказал, они французы…

– Понятное дело. Но я имел в виду другое.

Мы с Лестрейдом обменялись озадаченными взглядами, недоумевая, о чем он толкует, но времени объясняться не было. Холмс сказал:

– А теперь, Уотсон, скорее одевайтесь и пойдемте!

– Я приехал в кэбе, – сообщил Лестрейд, пока мы в спешке собирались, – и, надеясь, что вы не откажетесь принять участие в расследовании, попросил кэбмена подождать у входа.

– Отлично! – заявил Холмс, хватая свою шляпу и устремляясь вниз по лестнице.

Вскоре мы втроем уже мчались в кэбе по направлению к Хэмпстеду.

По просьбе Холмса Лестрейд во время поездки не говорил об этом деле. Мой друг объяснил, что предпочитает сделать собственные выводы, когда увидит все своими глазами, и Лестрейд, видимо, был согласен с ним. Во всяком случае, инспектор не сказал ни слова о расследовании, лишь когда кэб прибыл на тихую зеленую улочку, объявил:

– Мы на месте, господа! Элмсхерст-авеню, дом номер семнадцать. Место преступления!

Мы очутились перед большим неказистым строением из темно-красного кирпича, с тяжелой шиферной кровлей, напоминавшей свинцово-серую крышку блюда, которой будто накрыли здание, чтобы запереть жильцов внутри. Со стен свисали гирлянды плюща, некоторые его побеги успели опутать окна, усиливая сходство дома с мрачной гробницей.

Вымощенная черно-белой плиткой дорожка, начинавшаяся за высокими железными воротами, вела к входной двери, но, к моему удивлению, инспектор Лестрейд сразу свернул направо и отправился в обход дома, к заднему двору, затем резко свернул влево, к высокой изгороди. Там, в нескольких ярдах от нас, у деревянной калитки стоял на часах констебль в форме.

Увидев нас, констебль отдал честь и, толкнув калитку, пропустил нас в находившийся за ней большой заросший сад. Большинство деревьев и кустов уже сбросили листья, их переплетающиеся голые ветви частично закрывали обзор. И все же сквозь эту естественную преграду можно было разглядеть, что в правой части сада была разворошена опавшая листва и вскопана земля. Место преступления охранял полицейский сержант, возле него стоял, опершись на лопату, констебль с покрасневшим от натуги лицом, рядом на ветке висела его форменная куртка. При нашем приближении оба вытянулись, сержант выступил вперед и отдал нам честь, готовый в случае необходимости рапортовать начальству.

– Где доктор Читти? – спросил Лестрейд.

– Ушел минут двадцать назад, сэр. Сказал, у него пациент в лечебнице, – ответил сержант. – Но велел передать, что позже пришлет с нарочным подробный отчет. А пока что я должен сообщить следующее: тело принадлежит молодой женщине лет двадцати, ростом примерно пять футов четыре дюйма[59], хрупкого сложения, темноволосой. Как она встретила свой конец, покамест не ясно: череп не проломлен, и шея, к примеру, тоже не свернута.

Пока сержант говорил, он успел сгрести в сторону сухие листья и расчистить место захоронения. Это была яма не более четырех футов[60] глубиной, в которой находился скелет. Тело было аккуратно уложено на спину с прямыми ногами и вытянутыми по бокам руками. На черепе, слегка повернутом влево, застыл страшный оскал смерти. Во время своей врачебной карьеры я видел его сотни раз, особенно часто в Афганистане, и он всегда пробуждал во мне леденящую мысль, что смерть – всего лишь мрачная издевка каких-то злых сил, стремящихся продемонстрировать ничтожность человека.

Холмс подошел к самому краю ямы и пристально разглядывал ее содержимое. Я попытался перевести взгляд с ухмыляющегося черепа на другие части тела. Очевидно, труп завернули в самодельный саван, возможно одеяло, так как на костях еще виднелись лоскутья коричневой шерстяной материи, а также остатки более тонкой ткани, из которой, вероятно, было сшито платье. Ткань была синего цвета, и на ней просматривались следы голубого узора. Однако наблюдательный Холмс сумел заметить еще одну необычную деталь, которая ускользнула от моего взгляда.

– Обуви на теле не было? – отрывисто спросил он.

Лестрейд, который, судя по всему, также не обратил на это внимания, встрепенулся:

– Не знаю, мистер Холмс. А вы, Бенсон? Видели обувь?

Сержант покачал головой:

– Нет, сэр.

– А это что такое? – продолжал Холмс, указывая тростью на ком земли, лежавший слева от тела и по виду не отличавшийся от других комьев, разбросанных по дну могилы.

Лестрейд заглянул в яму и жестом подозвал констебля с лопатой:

– Эй, ты! Палмер, кажется? Видишь этот ком? Подай-ка его мне! – И пока тот осторожно спускался в яму, добавил: – Да помни, куда лезешь!

Вышеупомянутый ком был вытащен и передан Лестрейду, который бегло осмотрел его, пожал плечами и отдал Холмсу.

Понимая, что мой друг не зря заинтересовался этим предметом, я внимательно наблюдал, как он взял ком земли и аккуратно раздавил его пальцами, чтобы извлечь то, что находилось внутри. Стряхнув всю землю, он положил находку на ладонь. Это был серебряный медальон в форме сердца на тонкой серебряной цепочке. Вещица так потускнела и испачкалась, что я только диву давался, как ее вообще можно было разглядеть на дне могилы.

– Как, ради всего святого, вам удалось ее увидеть? – спросил я.

– Просто на земле что-то сверкнуло, – сказал Холмс. – Интересно, как он тут оказался?

– Это, конечно, принадлежало ей, – без раздумий ответил Лестрейд, указывая пальцем на скелет.

– Возможно, – согласился Холмс. – Но почему ее могильщик заботливо положил рядом медальон, а об обуви не подумал?

Наступила тишина. Лестрейд надул щеки и выразительно посмотрел на меня, словно намекая: «Теперь ваша очередь говорить». Но, зная о пристрастии Холмса выставлять на посмешище тех, кто самонадеянно торопится с заключениями, я на приманку не клюнул и промолчал. Холмс был явно разочарован. Пользуясь предоставленными ему полномочиями, он повернулся к инспектору и кротко спросил:

– Надеюсь, дорогой Лестрейд, вы разрешите мне забрать эту цепочку и медальон с собой? Обещаю, они вернутся к вам в целости и сохранности.

– Что ж, в интересах дела я позволю вам ее взять, мистер Холмс, – великодушно отозвался Лестрейд и тут же добавил: – При условии, если и вы позволите заглянуть к вам вечерком и узнать, к каким выводам относительно этой вещицы вы пришли.

– Разумеется, – столь же великодушно согласился Холмс, затем с едва заметной улыбкой опустил медальон в один из маленьких конвертиков, которые носил с собой на такой случай, и вложил конвертик в свою записную книжку.

– А теперь, – деловым тоном продолжал он, – настало время побеседовать с мадам Ортанс Монпенсье о ее падчерице мадемуазель Карэр. – И когда мы направились к калитке, прибавил: – Странно это, инспектор, вы не находите?

– Странно? Что странно? – спросил Лестрейд, спеша вдогонку за Холмсом.

– Имена, Лестрейд, – ответил Холмс.

– А что не так с именами? – удивился Лестрейд. – Им и положено быть странными, они ведь французские, разве нет?