Буало-Нарсежак - Дурной возраст Страница 25

Опять ему виделся кусок двери вокруг замочной скважины, и он легко представлял, как при свете единственной свечи протекали нескончаемые часы, полные напряжения всех сил, воображал приступы отчаяния и всякий раз возобновляемую чудовищную, тайную, медленную подрывную работу. «В сущности, говорил он себе, я никогда всерьез не задумывался над тем, чем она занималась в мое отсутствие. Если бы я только знал!..» Но пришлось признаться, что если бы он и знал, то это ничего не изменило бы. Он, как и она, был пленником. Он прочитал остальное — в горле стоял ком. Полиция произвела обыск в квартире Мутье — безрезультатно. Тщательнейшим образом обследовали его машину. Ни малейших улик. Теперь пытались воссоздать времяпрепровождение подозреваемого, начиная с приблизительной даты похищения, а это было нелегко, так как Мутье по долгу службы вынужден был много ездить. Он отрицал все самым категорическим образом; однако казалось совершенно очевидным то, что ему, более чем кому-либо, было легко препроводить Элиану Шателье туда, где она была узницей. Как она могла не доверять человеку, которого любила? А затем достаточно было вмешаться сообщнику, чтобы заняться ею и обеспечить Мутье алиби… В самом деле, казалось, Филипп загнан в угол. Люсьену, однако, все еще не верилось. С какого-то мгновения некое противоречие стало не давать ему покоя. Ведь даже если, прежде чем умереть, Элиана успела открыть Филиппу место, куда ее заточили, он вынужден был молчать, чтобы избежать признания, что встретил ее именно в тот самый день, когда она была убита. Противоречие состояло в другом. Люсьена смущало прежде всего то, что Элиана, едва только смогла позвонить, обратилась к человеку, которого, с точки зрения логики, ей как раз следовало более всего опасаться. Была тут какая-то тайна женской психологии, от него ускользавшая. Хотя факты были налицо. Это приходилось признавать.

В конце статьи сообщалось, что тело Элианы, по-видимому, будет перевезено в Тур, где она будет погребена в семейном склепе Шателье. Люсьен оставил газету на банкетке. Отныне эта история просто перестанет существовать. Бог знает, как исчезнет, словно кто-то выскочит из поезда на полном ходу. К черту Филиппа! К черту полицию!

Он вышел из кафе и купил пачку «Стюивезен». Хотелось курить, прохаживаться, нежась на солнышке.

— Все в порядке, шеф, — сказал инспектор Шеро. — Я получил информацию. Не без труда, правда. Зажигалка была куплена у Менвьеля. Они официально признали. И заметьте: продали ее не Мутье. Он имел полное право отрицать.

— То есть как?

— Она была продана сыну доктора Шайу. Парень хотел сделать подарок отцу ко дню рождения.

— Но каким образом зажигалка оказалась в сумочке малютки — Шателье?

— А вот это уж мне неизвестно.

— Вы уверены, что сведения верны?

— Абсолютно уверен… Вспомните: Шайу-младший — как раз тот самый мальчик, которого я допрашивал в лицее пару недель назад, когда еще думали, что учительница, может, покончила с собой. Любопытно, не правда ли?

В соседней комнате зазвонил телефон. Комиссар Мешен вышел, но Шеро слышал его голос.

— Алло, да… кланяюсь… Да, добыли новую улику, но она, конечно, не уведет нас далеко… Немедленно сделаем все необходимое… Вы ведь помните, родители Шателье, когда мы вернули им личные вещи жертвы, заявили, что она не курила. В таком случае как зажигалка могла оказаться в ее сумочке?.. Простите?.. Вот именно. Сразу занялись розыском…

Инспектор Шеро закурил «Житан», поднеся пресловутую таинственную зажигалку, право же, красивую штучку и, уж наверное, весьма дорогую.

— Пока рановато… — продолжал комиссар. — Но нам недолго оставаться в неведении… О! Чуда не будет. А в общем, как знать?… Договорились. Я вам позвоню.

Он вернулся в комнату, сел.

— Только бы не мешали работать, — буркнул он.

— Месье, полиция, — сказала Марта.

Завтрак подходил к концу.

— Полиция? — переспросил доктор.

— Да. Их двое… комиссар и Шеро, друг моего сына.

— Где они?

— В зале ожидания.

— Попросите их пройти в кабинет. Я сейчас.

Люсьен побелел, как бумага. Как только отец вышел, он бросился в салон и приложил ухо к двери, которая из квартиры вела в служебное помещение.

— Господа… прошу садиться.

Люсьен прекрасно слышал каждое слово. Знал, что попался. И, однако, какие у полиции доказательства против него? Он почувствовал такую слабость, что присел у двери на колени. Все начиналось сызнова, как там, в хибаре. Опять дверь! На этот раз за дверью… Словно явился и требовал отчета призрак Элианы.

— Вам знакома эта зажигалка? — спросил Шеро.

Люсьен узнал его по голосу. Наверное, он никогда его не забудет.

— Это моя зажигалка. Где вы ее нашли? — спросил доктор.

— В сумочке жертвы, — ответил другой голос — комиссара. — Я имею в виду мадемуазель Шателье. Однако мадемуазель Шателье не курила.

Внезапно, как от удара молнии, в сознание Люсьена ворвался свет. Ему представился Эрве, который в темноте на ощупь шарил на полу «пежо-504». Пока они боролись, сумочка Элианы раскрылась. Эрве как попало собрал все, что из нее вывалилось, и, ко всему прочему, добавил зажигалку, выпавшую из ящичка для мелочей. В памяти всплыло все. Когда Эрве копался в этом ящичке в поисках электрического фонарика, зажигалка выскользнула и потом…

— Мы произвели розыск и узнали, что ее вам подарил ваш сын, — продолжал Шеро.

— Совершенно верно. К сожалению, я теряю все на свете. И я прекрасно знал, что потерял ее.

— Можете ли вы утверждать, что ваш сын не пользовался ею?

— Не понимаю, куда вы клоните, — сухо сказал доктор.

— Ну же, — вмешался комиссар. — Давайте поразмышляем спокойно вместе. Разве вы не видите, что неминуемо напрашивается связь между зажигалкой, вашим сыном и мадемуазель Шателье?

Весь в поту, Люсьен слушал.

— Вы правы, — согласился доктор. — Связь существует, но не между сыном и ею. Прошу вас не впутывать моего сына в эти дела. Связь действительно существовала. Между ею и мною.

Вновь воцарилось молчание. Люсьен не понимал. Комиссар оказался понятливее.

— Так это вы, кто…

— Да. Это я ее убил.

Какой усталый голос… Неужели это голос отца? Люсьен приподнялся с колен, чтобы заглянуть в замочную скважину. Не очень-то было видно: частично лицо Шеро и пара рук, крупным планом — пара рук, которые он так хорошо знал! Длинные, чуткие, страстные. Его собственные руки — точная копия. Руки эти поигрывали линейкой. Вдруг судорожно сжались.

— Я бы не допустил, чтобы осудили этого… этого человека, — сказал доктор. — Вряд ли… Но в конце концов вы здесь, и это главное. Не представляю, как к вам попала эта зажигалка. Может, я потерял ее у нее дома?.. Странно, однако. Я никогда не курил в ее присутствии. Впрочем, неважно…

— Расскажите все, — отрезал комиссар.

— Что тут рассказывать?.. Хотите знать, как мы встретились?.. Банальнейшим образом. Она никогда раньше не преподавала и по прошествии недели заболела ларингитом. С преподавателями это часто случается. Естественно, она обратилась ко мне. Я был ближайшим врачом. Вот и все.

— А потом?

Руки оставили линейку и схватили карандаш со вставным грифелем, стали задумчиво его поглаживать.

— Что потом? А ничего. Подобные вещи ускользают от сознания. Я так долго был вдовцом. Похождений у меня никогда не было. Вам это, наверное, покажется странным, но это так. В таком случае почему она, а не другая?.. Откуда я знаю? Может, тут молодость, хрупкость… Вспышка. Сентябрьская гроза. Вы можете улыбаться, но это правда. Я был без ума от нее.

— И, однако, вы с ней порвали? — спросил комиссар.

— Не я. Она. Из-за сына. Ей хотелось, чтобы я женился на ней, но я не мог. Считал, что мальчик еще нуждается во мне. Он трудный, непредсказуемый. Он бы не вынес присутствия Элианы… Она это быстро поняла.

«Так вот почему она всегда злилась на меня, — подумал Люсьен. — Я был препятствием».

— Ваши отношения полностью прекратились? — спросил Шеро.

— Да. Положение было безвыходным. Но я ее не забывал. Как раз наоборот! В моем возрасте, когда теряют женщину, сразу теряют все, что у вас осталось от молодости. И потом, в прошлый понедельник она позвонила мне. Из газет я, разумеется, знал, что она исчезла, но мне также было известно, что у нее связь; я был в бешенстве. Представлялся удобный случай для объяснения. Она назначила мне свидание в бистро, у перекрестка дорог Анже и Карфу. Казалось, она была вне себя. Я поехал. Телефонный звонок привел меня в крайнее замешательство. Почему она меня вызвала? Хотела возобновить отношения? Я так страдал, что готов был на любые уступки. Она ждала меня у кафе.

— В котором часу это было?

— Около семи, уж почти стемнело. Я нашел ее в ужасном состоянии. Не только физическом. Главное — в моральном. Она говорила мне о чем-то, чего я не понимал.