Рекс Стаут - Прочитавшему — смерть [= Убийство из-за книги, Убийство по правилам] Страница 25

Я набрал номер, и после трех гудков женский голос произнес: «Алло!»

— Будьте любезны попросить к телефону миссис Кларенс Поттер, — вежливо, но не чересчур сладко попросил я.

— Я слушаю. — Голос был высокий, однако без пронзительных нот.

— Миссис Поттер, это говорит Томпсон, Джордж Томпсон. Я приехал из Нью-Йорка, вы меня не знаете. Я здесь по делам, и мне хотелось бы побеседовать с вами по одному важному поводу. Я готов встретиться в любое удобное для вас время, но чем раньше, тем лучше. Говорю я из отеля «Ривьера» и мог бы подъехать прямо сейчас, если вас это устраивает.

— Как вы сказали? Томпсон?

— Совершенно верно. Джордж Томпсон.

— Но зачем я вам? В чем, собственно, дело?

— Вопрос весьма личного характера. Я ничем не торгую, не беспокойтесь. Мне нужно разузнать у вас кое-что о вашем покойном брате Леонарде Дайксе, и наш разговор никаких неприятностей вам не доставит, а быть может, и пойдет на пользу. Я был бы вам крайне благодарен, если бы сумел повидать вас сегодня.

— Что вы хотите знать про моего брата?

— Это не совсем телефонный разговор, миссис Поттер. Позвольте мне заехать и побеседовать с вами.

— Что ж, приезжайте. Я буду дома до трех.

— Спасибо. Я тотчас отправляюсь в путь.

Что я и сделал. Схватив шляпу, я вышел из номера. Но внизу в вестибюле меня задержали. Я уже бежал к выходу, как кто-то позвал: «Мистер Томпсон!», а поскольку я был целиком сосредоточен на моем задании, то чуть было не испортил дела. Но вовремя спохватился и, когда повернулся, увидел, что портье протягивает посыльному желтый конверт.

— Вам телеграмма, мистер Томпсон.

Я вернулся, взял конверт и вскрыл его. Телеграмма гласила: «Черт побери, сообщи, благополучно ли прибыл?» Я вышел, сел в такси, сказал шоферу, что мы едем в Глендейл, но сначала должны остановиться возле какой-нибудь аптеки. Когда он подъехал к аптеке, я пошел в телефонную будку и продиктовал телеграмму «Добрался благополучно. Еду на встречу с интересующим нас объектом».

Пока мы целых полчаса добирались до Глендейла, осадков выпало не меньше, чем на три четверти дюйма. Уайткрест авеню, по-видимому, только что продолжили, ибо она еще не была заасфальтирована, а дом под номером 2819 стоял почти в самом конце улицы, и над ним уже совсем на краю обрыва возвышалось какое-то, наверное, недавно высаженное дерево, все в маленьких листочках и крохотных цветочках.

Перед домом росли две покосившиеся пальмы и еще одно дерево. Таксист остановился прямо на обочине дороги — с правой стороны колеса омывал поток воды глубиной дюйма в четыре, — и объявил:

— Приехали.

— Да, — согласился я, — только я не тюлень. Может, подъедете к дому?

Он что-то пробурчал, подал назад, въехал в развороченную землю, которой предстояло превратиться в подъезд к дому, и остановился шагах в двадцати от входной двери большой розовой коробки с коричневой отделкой. Я заранее предупредил его, что ждать меня не нужно, а потому расплатился, вылез и нырнул к двери, которая была защищена от стихии козырьком размером с крышку ломберного столика. Когда я нажал кнопку звонка, чуть ниже уровня моих глаз появилась щель размером три на шесть, и оттуда донесся голос:

— Мистер Джордж Томпсон?

— Я самый. Миссис Поттер?

— Да Извините, мистер Томпсон, но я позвонила мужу и передала ему наш разговор, и он сказал, чтобы я никого из посторонних в дом не впускала. Знаете, здесь еще так необжито… Поэтому если вы просто скажете мне, что вас интересует…

Косые струи дождя, посмеиваясь над навесом с карточный стол, заливали меня в тех местах, которые не были прикрыты плащом, а под плащом было не менее мокро, чем снаружи, ибо я обливался потом. Положение было не то что отчаянным, но явно требовало внимания.

— Вы видите меня сквозь отверстие? — спросил я.

— Да. Для этого оно и приспособлено.

— Как я выгляжу?

— Мокрым, — хихикнула она.

— По-вашему, я похож на преступника?

— По-моему, нет.

По правде говоря, меня это порадовало. Я пролетел три тысячи миль, чтобы взять на пушку эту самую миссис Поттер, и, прими она меня с распростертыми объятиями, мне пришлось бы терзаться угрызениями совести. Теперь же, стоя под проливным дождем по приказу ее мужа, я не испытывал ни малейшего стыда.

— Послушайте, — сказал я, — вот что я вам предложу. Я литературный агент из Нью-Йорка, и на разговор нам потребуется минут двадцать, а то и больше. Подойдите к телефону, позвоните какой-нибудь приятельнице, лучше если она живет поблизости. Скажите ей, чтобы она не вешала трубку, подойдите сюда и отворите дверь. Вернитесь бегом к телефону и попросите приятельницу не вешать трубку и дальше. Я войду и сяду на другом конце комнаты. Если я сделаю хоть шаг, с вами будет ваша приятельница. Годится?

— Видите ли, мы переехали сюда месяц назад, и моя приятельница живет за много миль отсюда.

— Ладно. У вас есть табуретка?

— Табуретка. Конечно.

— Принесите ее сюда, садитесь, и мы поговорим через щель.

Опять послышалось нечто вроде хихиканья. Потом щелкнул замок и дверь распахнулась.

— Глупости, — с вызовом заявила она. — Входите.

Я пересек порог и очутился в небольшой прихожей. Она стояла, держась за дверь, и старалась казаться храброй. Я снял плащ. Она закрыла дверь, отворила стенной шкаф, вынула оттуда вешалку, расправила на ней плащ, с которого стекала вода, и повесила его на угол дверцы стенного шкафа. Туда же я повесил и шляпу.

— Сюда, — кивнула она направо, и я, повернув за угол, очутился в большой комнате, одна сторона которой была почти целиком из наглухо закрытых стеклянных дверей. У противоположной стены располагался искусственный камин, в котором полыхали искусственные дрова. Красный, белый и желтый ковры сочетались по цвету с подушками на плетеной мебели, а верх столика, заваленного книгами и журналами, был из стекла.

Она предложила мне сесть, что я немедленно сделал. А сама встала от меня на таком расстоянии, что мне потребовалось бы добрых три прыжка, чтобы схватить ее, но вряд ли стоило это делать. Она была на три дюйма ниже, на несколько лет старше и, по меньшей мере, на десять футов полнее того идеала, который стоил бы таких усилий, но темные горящие глаза на круглом личике безусловно делали ее привлекательной.

— Если вы промокли, — сказала она, — придвиньтесь поближе к огню.

— Спасибо, все в порядке. Наверное, это комната при свете солнца смотрится чудесно.

— Да, нам тоже очень нравится. — Она села на кончик стула, подобрав под себя ноги и не забывая сохранять дистанцию. — Знаете, почему я вас впустила? Из-за ваших ушей. Я определяю людей по ушам. Вы знали Лена?

— Нет, я его никогда не видел. — Я скрестил ноги и откинулся на спинку кресла в доказательство того, что вовсе не собираюсь на нее нападать. — Весьма признателен моим ушам за то, что они укрыли меня от дождя. По-моему, я уже сказал вам, что я литературный агент, верно?

— Да.

— А пришел я к вам потому, что вы, насколько я понимаю, единственная наследница вашего брата. Он оставил все вам, не так ли?

— Да. — Она села чуть поглубже. — Благодаря ему мы и купили этот дом. Дом полностью оплачен, причем наличными, безо всяких там закладных.

— Прекрасно. А будет еще лучше, когда дождь перестанет и выглянет солнышко. Дело в том, миссис Поттер, что поскольку вы, согласно завещанию вашего брата, единственная его наследница, то все, что у него было, принадлежит вам. Меня же интересует нечто, чем, по-моему, он владел, — нет, не пугайтесь, это не имеет никакого отношения к тому, чем вы уже воспользовались. Вполне возможно, что вы об этом и понятия не имеете. Когда вы видели брата в последний раз?

— Шесть лет назад. Я ни разу не встречалась с ним после сорок пятого года, когда вышла замуж и переехала в Калифорнию. — Она чуть покраснела. — Когда он умер, я не ездила на похороны, потому что нам это было не по карману. Разумеется, если бы я знала, что он оставил мне все деньги и акции, я бы, конечно, поехала, но мне об этом стало известно только потом.

— Вы переписывались? Получали от него письма?

— Мы обязательно писали друг другу раз в месяц, — кивнула она, — а иногда и чаще.

— Упоминал ли он о том, что написал книгу, роман? Или что пишет?

— Нет. — Она вдруг нахмурилась. — Подождите минутку, может и упоминал. — Она была в нерешительности. — Знаете, Лен всегда считал, что сумеет сделать что-то значительное, но, кроме меня, по-моему, никому об этом не говорил. После смерти наших родителей у него осталась только я, да к тому же я была моложе его. Он был против моего брака и некоторое время не писал и не отвечал на мои письма, но потом опять начал писать, и письма у него были длинные, в несколько страниц. Неужто он написал книгу?

— У вас сохранились его письма?