Атанас Мандаджиев - Волчий капкан Страница 25

И действительно, он сумел выбраться без единого выстрела, перепрыгнув на крышу соседнего дома. Весь следующий день он провел в судебной палате и той же ночью на попутном грузовике отправился к югославской границе. Шоферу Петр сказал, что он агент полиции, даже показал ему какое-то удостоверение. После того, как он пересек границу, Петр известное время скитался по всей Шумадии, пока в конце концов не попал к югославским партизанам. В Болгарию он вернулся уже после Девятого сентября…

Об этих последних событиях, – сказал Максимов, – я узнал уже от самого Петра. Не помню точно когда, но как-то раз он повел меня на то место, где стоял их дом, чтобы показать, как он перепрыгнул с одной крыши на другую. Только теперь от дома и следа не осталось. "Вот здесь он был, – показал он мне на одно из новых жилых зданий. – Хотя, нет, не могу сказать с уверенностью". Мы посмеялись. "Так же, как и я теперь уже не уверен, где раньше был кинотеатр "Арда".

Он шутливо заметил, что прыжок его был чем-то исключительным, и все сравнивал себя с каким-то Тер… мер… Ованесяном.

"Папа, возмутился тогда мой собственный сын, как же ты можешь не знать, кто такой Тер-Ованесян, как тебе не стыдно!" Ну вот, теперь знаю… Да. А мой сын, кстати, подложил мне такую свинью, что до сих пор не могу выпутаться из этого неприятного положения…

– А что было дальше? – не вытерпел Пырван.

– Дальше? – Максимов насупил брови, собираясь с мыслями. – А что могло быть дальше? Жандармы совсем замучили Тодора. Мурыжили его недели две – то заберут, то дня на два отпустят, и в конце концов передали дело в суд. В тюрьму Тодора привели с одной сменой белья и с цепочкой сына. Он тогда все радовался, что не отнес ее к ювелиру. "Петр сам ее починит, только бы нашелся добрый человек, который смог бы передать ему цепочку. "Страшимир, – попросил он меня, – сделай мне одолжение, ни о чем тебя больше не прошу. Обними его вместо меня и накажи никогда не расставаться с этими часами, его деды и прадеды носили их с честью". Это и была его последняя просьба.

Как только я очутился на воле, то первым делом бросился искать Петра, чтобы исполнить предсмертную волю его отца и передать ему цепочку. Но я ничего не смог сделать. Он тогда вступил в Первую болгарскую армию и уехал в Венгрию. Я успокоился, что он жив и здоров, и решил, что все равно когда-нибудь мы встретимся. Даже, помнится, писал ему несколько раз, но ответа не получил. Это меня встревожило. Я обратился за помощью в Министерство обороны. Там навели справки и ответили мне, что пропал без вести. В плену или убит – неизвестно.

Старик вытащил аккуратно сложенный клетчатый носовой платок и вытер со лба несуществующие капли пота.

– Встретились мы с Петром совсем случайно. Произошло это примерно год тому назад. Я пошел в кино. Сижу в зале, и вдруг кто-то за моей спиной позвал: "Петр! Чамурлийский!" Повернул голову, смотрю – похож на Тодора. У меня сердце так и оборвалось: "Товарищ, – говорю, – можно вас на минуточку?" Он помахал рукой человеку, который его позвал, обернулся ко мне и ледяным тоном спросил: "Что вам угодно?" Однако, как только он понял, кто я, всю его сдержанность как рукой сняло, даже слегка попенял мне, что я так долго не мог его разыскать. Я пригласил его домой, хотел поговорить с ним и передать цепочку. Он, как услышал про цепочку, очень обрадовался и все просил меня поподробнее рассказать о последних днях его отца. Жалко, что фильм тогда уже начался. Мы договорились о встрече и расстались. В тот же вечер я стал искать цепочку в ящике комода, где она лежала все эти годы, но цепочки не было. Не нашел я ее и в ящике с документами. Я поднял на ноги всех домочадцев, и мы перевернули вверх дном весь дом по всем правилам проведения обыска. Нет и нет. В конце концов выяснилось, что мой красавец сын продал ее за 20 левов в комиссионку. Что делать? Выдрал я его, конечно, как следует, но делу-то этим не поможешь. Я гадал, как мне быть, – обещание есть обещание, человек будет ждать, надеяться. Признаться во всем сразу или соврать что-нибудь, чтобы отсрочить неприятный момент? Мне даже пришло в голову подменить цепочку другой, похожей – поискать по ювелирным мастерским и купить какую-нибудь, за любые деньги, – однако я сразу же отказался от этой мысли. Он бы сразу увидел, что это не та цепочка, и бог знает что обо мне подумал. Та цепочка была из кавказского серебра, исключительно редкой работы – змея, обвившаяся спиралью вокруг ветки и держащая во рту колечко часов, глаза у змеи были сделаны из настоящих изумрудов. Красивая, дорогая вещь – такую раз увидишь, и уж ни с чем не спутаешь. Как я тогда расстроился! Думал даже уехать в провинцию, чтобы не попадаться Петру на глаза. Нечего сказать, прекрасное начало знакомства с сыном моего лучшего боевого товарища! Об одном-единственном просил он тебя, а ты и этого не смог выполнить.

Страшимир Максимов тяжело вздохнул.

– Эта проблема так и осталась нерешенной. Хорошо еще, что Петр человек воспитанный, никогда и словом не обмолвился, хотя чувствуется, что и ему этот вопрос не дает покоя. Сам факт, что он не носит часов, а держит их на тумбочке в изголовье, достаточно красноречиво говорит о том, как ему дорога эта цепочка. И зачем я ему не признался? Вместо того, чтобы честно сказать, что сын мой цепочку продал, и поставить крест на этой истории, я соврал – да вот, запихнул куда-то, со временем отыщется.

Старший лейтенант глядел на меня настойчиво, явно хотел мне что-то подсказать. Я кивнул ему: "Понял, да, это те самые часы, которые разбил "наш человек"…

– …Где же теперь такую найдешь? – с горечью продолжал старик. – Я уж все комиссионные обошел, расспрашивал владельцев антикварных лавок, даже вознаграждение обещал вдобавок к стоимости цепочки, разве что только в милицию не обращался и объявления в газету не давал. Однако к чему я все это вам рассказываю, это все мои личные проблемы…

– Вы, разумеется, были дома у Петра Чамурлийского? – осторожно поинтересовался старший лейтенант. – На вас там ничего не произвело впечатление?

Максимов задумался.

– Я вас, кажется, не понял. Что должно было произвести на меня впечатление?

– Ну, это уж вы сами скажете, – дружелюбно улыбнулся Пырван.

– Вы хотите, чтобы я описал вам квартиру? Пожалуйста – две комнаты, кухня, ванная, кладовая…

– Чамурлийский живет один?

– Один. Он холостяк. – Глаза Максимова сузились. – Может быть, вас интересует его жилец? Да, я его видел и даже пожурил Петра: "Как ты можешь жить с таким типом?"

"Я его подобрал из жалости. Хочется как-то повлиять на него, перевоспитать, – сказал он мне. – Просто совесть не позволяет его выгнать".

А было это вот как… Мы с Петром беседовали, и вдруг в комнату ввалился без стука этот… его квартирант. Мне показалось, что он был пьян. Бухнулся он на колени около кровати и начал что-то искать. Одет ярко, что твой попугай. Ни "здравствуйте" не сказал, ни "добрый день" – только сопел и громко ругался. "Что ты там ищешь?" – спросил его Петр. "Что надо, то и ищу!" Вел себя так, как будто это его дом. Очень он мне не понравился. А когда он встал и начал отряхиваться, Петр вдруг вспылил. Никогда я не видел его таким рассерженным. "Ты опять взял мой галстук! Я же тебя просил не лазить в шкаф!" А тот, вместо того чтобы устыдиться, как заорет: "Да подавись ты своим галстуком, что я его съем, что ли?! На!" – ослабил узел одной рукой, сдернул галстук и швырнул его в угол. Петр попросил его выйти. Честное слово, никогда раньше я не видел его таким разъяренным. Он прямо-таки рвал и метал. Они ушли на кухню, и еще долго оттуда раздавались крики.

– А о чем они спорили? – спросил старший лейтенант. – Вы случайно не слышали? Все о галстуке?

– Я под дверью подслушивать не научен!

– А вас не удивило поведение вашего приятеля? Другой на его месте взял бы нахала за шиворот и вышвырнул бы в окно.

– Да, я бы, например, так и поступил… Но надо хорошо знать Петра, чтобы понять его. Он, как вам сказать, золотой души человек, характер у него мягкий, однако за этим кроются воспитание, сдержанность, благородство. Вернувшись из кухни, он стал извиняться, что поднял шум по такому пустячному поводу. Подумаешь – галстук! Еще он мне объяснил, что очень бережно относится к своим вещам и что одежда – его единственная слабость. А про своего квартиранта добавил, что тот становится невыносимым, когда напьется, хотя душа у него добрая. Именно тогда я решил его пожурить, мол, все имеет свои границы. Он сразу со мной согласился. "Я стараюсь перевоспитать его, но половую тряпку латать трудно!" Так и назвал его – "тряпка". Мне, однако, стало ясно, что говорит он это не всерьез и что выгонять его не собирается. Но в конце концов это его дело – он не мальчик, а я ему не опекун…

Страшимир Максимов вдруг замолчал и задумался. Казалось, тучи снова сгустились над его головой. Вот сейчас-то он и расскажет нам об отношениях Чамурлийского с его дочерью. Не может быть, чтобы он не догадывался. Частые посещения Петра, взгляды, которыми явно обмениваются влюбленные, разрыв Сони с баскетболистом, то, что она почти каждый вечер возвращается домой поздно. Сейчас он признается и попросит нас сказать ему всю правду. "Дочь замуж выдаю, товарищи, должен же я знать, за кого".