Герчо Атанасов - Операция «Сближение» Страница 25

Его слова запали Анетте в душу – она и не подозревала, что он лишь повторяет прочитанные некогда рассуждения, авторство которых давно позабыл. Было у Григора такое ценное качество – в нужный момент привести яркий пример, чужую мысль или наблюдение, афоризм и выдать их за свои собственные, мелькнувшие в голове в минуту общения. Благодаря этому он прослыл интеллигентным и даже мудрым мужем – иллюзия, с помощью которой ему удавалось покорить претенциозные женские сердца и немало рассеянных начальственных голов.

– Как интересно вы рассуждаете, – тихо сказала Кушева, – это вы сейчас…

– Ах, что вы, просто увлекся…

– Тогда не теряйте своей увлеченности еще чуток!

– Не знаю, получится ли… – Арнаудов театрально наморщил лоб. – Да, так речь шла об эфирных и – заметьте – немых созданиях. Мне кажется, Анетта, что, может быть, именно в этой обреченной на стоицизм красоте кроется тайна вашей venena. Я даже думаю…

– Продолжайте, продолжайте!

– Сейчас я думаю, – продолжил Арнаудов, осененный внезапной находкой, – о сущности яда. Не в этом ли обязательная мрачная тень любого живого существа, любого цветка…

– Цветка?

Анетта глядела на него с тонкой поволокой восторга в глазах.

– Именно. И в этом… как бы выразиться, аристократическая реакция природы на яд – эту огромную биохимическую концентрацию зла.

– Вы прекрасно говорите. Продолжайте, прошу вас. Григор и не собирался останавливаться.

– Вам может это показаться наивным, но я представляю себе яд, как гигантскую силу, взрывающую жизнь, как отрицание любой пульсации, дыхания, движения, – понимаете, здесь природа словно говорит: надо создать и тварей, которые будут всасывать смертоносные отходы моего творчества, надо потеснить смерть и резко предупредить жизнь…

Анетта не выдержала и подняла свой бокал, случайный луч блеснул в стекле, и две руки пронзила мгновенная дрожь.

– Вы не инженер… Ваше здоровье!

– А кто же? – просиял Арнаудов.

– Биохимик, философ, писатель…

– Вы мне льстите.

– Не вижу смысла, – ловко солгала она. – Я вожусь с venena А и venena В в аптеке и даже не задумываюсь о их философской подоплеке. Хотя, если не обидитесь, я бы вас поправила…

– О какой обиде может идти речь!

– Вы чудесно говорили, особенно об этом… как это было, о яде как концентрации зла. Я всегда чувствовала подобное, но не могла так точно выразиться… Однако яд не только убивает, он еще и лечит!

Арнаудов почувствовал, что перед ответом следует выдержать многозначительную паузу. Он повертел бокал в руке, пригладил волосы.

– Вы сразили меня наповал, Анетта, это второе великое уравнение природы – соотношение между злом и добром, смертью и жизнью…

Кушева молча сделала глоток, обдумывая его последние слова. От этого опытного мужчины веяло умом и сдержанной красотой, все в нем – безупречный костюм, галстук, запонки, электронные часы – изысканно сочеталось и говорило о высоком классе. Она уняла дрожь и посмотрела ему прямо в глаза.

– У меня наверху есть спелые персики, не пожелаете ли отведать…

Глубокой ночью, почти не ощущая своего веса, но испытывая тупую боль во всем теле, она разглядывала в свете луны спящего рядом Григора. Кем был он, чем занимался? Откуда такая начитанность и умение мыслить, странно сочетающиеся с дьявольской силой мучителя? Она ощупала себя, припомнила пережитое в постели, и ее объял жар: то ли он был сумасшедшим, то ли природа наделила его умом и страстностью в избытке, что он обрушился на нее так восхитительно и дико? И дико – она осторожно потянулась.

Ее подмывало залезть в его пиджак и заглянуть в документы. Опасно – если он проснется, все будет потеряно…

Неслышно, как кошка, с замирающим сердцем она встала с кровати, не спуская глаз со спящего Григора. Засунула руку во внутренний карман, нащупала бумажник из тисненой кожи, – расплачиваясь, он вынимал из него деньги – затем из маленького кармашка двумя пальцами вытащила записную книжку. С этими трофеями Анетта прокралась в ванную. Итак, пропуск в высокие учреждения, каллиграфическим почерком выведено имя ее нового знакомого. Она посмотрела на притиснутую печатью фотографию, сделанную в более молодые годы. Важная шишка попалась. По сравнению с фотографией перемен было немного, если не считать легкой седины в волосах и морщинок вокруг глаз. Анетта посмотрела на себя в зеркало, прижала руки к груди и беззвучно промолвила: Анетта, заплываешь на глубину…

Следующий вечер они провели в ресторанчике на противоположной стороне залива, в отдельном кабинете, выходящем прямо на море. Уединенность местечка и уровень обслуживания подсказывали, что Григор заранее позаботился о приятном времяпрепровождении. Равно как и о пейзаже, открывавшемся взору, – он был восхитителен: с высокого берега, овеваемого прохладным ветерком, открывался вид на большую часть ночного города, феерию громоздящихся на пристани кораблей, темную ласковую поверхность спокойного моря. Вдалеке напротив с постоянными интервалами мигал маяк, в глубине тьмы, на рейде, сияли электрическими гирляндами пароходы. Все предрасполагало к романтичным воспоминаниям или сентенциям, подобным вчерашним, во всяком случае так казалось похорошевшей, отдохнувшей за день Анетте, однако Григор выглядел усталым и слегка озабоченным. Он отмел предположение о заботах, но сознался, что устал, виной чему были напряженный день и сказочная прошлая ночь, а также… возраст. Ты – восхитительна, говорил он, глядя ей в глаза, но я даже не знаю, проклинать или благословлять случай. Григор говорил правду, но для не знающей его Анетты эти слова показались лишь банальной отговоркой. Ее тревожило то, что он скрыл свое высокое положение. Такси он так же остановил не перед отелем, а на боковой улочке. Сюрпризом началось и утро: несмотря на то, что она проснулась в семь, место рядом с ней уже было пусто. Она даже не почувствовала во сне, когда он встал и ушел. Рядом с подушкой Анетта обнаружила записку, в которой тонким стержнем тушью было выгравировано – именно выгравировано, а не написано – что целый день он будет занят, но весь вечер, если она пожелает, он – к ее услугам. Там же значилось время и место встречи. Подписи не было, вместо нее следовало указание уничтожить записку.

Днем Анетта моталась между гостиницей и пляжем, сходила на подводный массаж, потом в косметический салон. После обеда купила перезревших персиков и намазала все тело их соком, который смыла лишь через час. Мысли о Григоре, о встрече в баре и безумной ночи не выходили из головы, доводили до белого каления, кровь ее закипала, и она мысленно низвергалась в бездну оргии… Лежа на пляже, она все время пыталась понять, как этот разумный и сдержанный на людях мужчина может так внезапно преображаться, какое же из его лиц – истинное?

Вечером же она спрашивала его совсем о другом – откуда он родом, когда и где учился, кто его братья, сестры – вопрос о жене и детях был пропущен. Григор отвечал скупо, однако не прибегая к обычным для таких ситуаций паузам и перебросам разговора на другую тему… Я мизиец[23], Анетта, сельский мизиец с городской судьбой – в отличие от тебя, фракийки и горожанки. В его словах не улавливалось ни иронии, ни скрываемого детского чувства неполноценности, часто подмечавшегося ею у других мужчин. В который раз она тайком разглядывала его руки, черты лица. В них не чувствовалось сельского происхождения… Да не может же он притворяться и сейчас?! – подумала она, пронзенная неожиданным подозрением: а вдруг он из спецслужбы…

– Итак, мизиец и фракийка. К чему ты это говоришь?

Анетта полюбовалась его улыбкой – немного скрытной, тихой и, казалось, доброй.

– Я и вправду мизиец, по обеим линиям – потомственный северянин. А ты же фракийка, я не ошибся?

– Наполовину.

– По виду в тебе преобладает фракийское. Можешь не отрицать.

У Анетты не было никакого желания спорить с ним, к тому же в его утверждении была доля истины, неясно ощущаемой ею самой. На нее произвело впечатление, что он подчеркивает различие в их происхождении. И она спросила об этом, а он, казалось, только того и ждал.

– Возьмем, к примеру, среднюю температуру. Тебе, должно быть, известно, что во Фракии она на несколько градусов выше?

Анетте было это известно – еще школьницей она заметила, что в ее краю снег не задерживался, таял, из-под него проглядывала темная земля, источающая пар, и яркая зелень первых ростков. А в детских книжках красовались рисунки утопающих в снегу домов и деревьев, которые ей довелось увидеть намного позже, во время экскурсий по стране. Но что могут значить несколько градусов?

– Как что? Характер, темперамент, много вещей…

Да-да, и это после вчерашнего… – подумала Анетта, еще сильнее начиная подозревать, что он связан со спецслужбами.

– Григор, можно я тебя о чем-то спрошу? Почему нужно было уничтожить твою записку?.. И кроме того, ты женат, ведь верно?