Я третий нанесла удар - Мацей Сломчинский Страница 25

большее число унижений и радостей, чем ты. Я уже не девушка. Мне тридцать пять лет. Я хочу быть счастливой. Думаю, и тебе я принесла немного радости. Но я не хочу ранить, топтать и убивать невинных. Айон и Люси могут никогда об этом не узнать. Это не их вина, и они не должны страдать. Это их беда. К одному преступлению против них мы добавим еще одно, еще худшее. Мы сами должны вынести всю тяжесть…

— Но я не могу, — он повысил голос, — я не могу так жить дальше! Сегодня же пойду к Айону и скажу ему, что завтра должен уехать. Пусть думает что хочет. Может, ты и права, я обязан ради тебя сохранить все в тайне. Не скажу ему. То есть постараюсь не сказать. Не знаю, смогу ли. Если бы он убил меня, я был бы счастливее, чем сейчас.

— Успокойся… — Сара встала. — Я должна идти. Останься здесь еще на пару минут. Не нужно, чтобы кто-нибудь мог подумать… Особенно сейчас.

— Уеду! — Спарроу сел на скамейку, и Алекс догадался, что он обхватил голову руками. — Уеду в Америку и не вернусь. А Люси напишу с корабля. Не скажу ей, о ком речь, не беспокойся. Но ты должна меня понять. Я ее уже не достоин. Запятнан… А думаю только о тебе. К сожалению, только о тебе.

— Ради Бога! — сказала Сара. — Будь же мужчиной! Не взирая ни на что, будь мужчиной!

— Хорошо! — глухо проговорил Спарроу. — Я прекрасно тебя понимаю.

И не добавив больше ни слова, ушел в темноту, прежде чем Сара Драммонд успела что-либо сказать. Алекс замер. Затем медленно, осторожным шагом, вернулся на тропинку, моля Бога, чтобы под ноги не попала сухая ветка. Но сидевшая на скамейке женщина была слишком погружена в свои мысли, чтобы обращать внимание на происходившее вокруг нее.

Выйдя на липовую аллею, Алекс пошел быстрее. Издалека доносился шум моря. Луна уже поднялась над деревьями, и весь парк превратился в серебристо-черный лабиринт немыслимой формы. «Бедный Айон! Сказал, что он счастлив… Мудрые древние греки говорили, что никого нельзя называть счастливым, пока он не закончит счастливо свою жизнь…» Внизу в кабинете по-прежнему горел свет. Айон бился со своими проблемами, ничего не зная и ничего не предчувствуя. Алекс посмотрел на часы. В слабом свете рассмотрел только одну направленную вниз стрелку. Половина десятого.

Подошел к скамейке под платаном и сел, жалея, что в какой-то момент поднялся с нее. Вокруг клумбы прохаживались две фигуры — Филип и Гастингс. Приблизились.

— Разумеется, — говорил Гастингс, — я не пытаюсь оказывать на вас давление. Но такой способный молодой человек был бы нам очень нужен. Вы ведь знаете, что в нашей университетской лаборатории работают люди со всего мира. Будучи лояльным к моему приятелю Драммонду и к профессору Спарроу, я должен признать, что вы очень многому у них научились. Однако у нас большие перспективы. Попросту больший размах, и способный человек может перескочить сразу через несколько ступенек на жизненной лестнице. Никто ему не помешает, если он только будет этого достоин. Вы знаете мой адрес, и если вы захотите приехать, сообщите. Я буду…

Они отошли, и Алекс не мог больше ничего расслышать. Фигуры приблизились к двери дома и разошлись. Американец вошел в дом. Филип Дэвис после некоторого колебания начал снова прохаживаться вокруг клумбы. Когда он оказался поблизости, остановился, заметив, очевидно, белый воротничок Алексовой рубашки. Подошел.

— Извините… — сказал он. — Я все еще жду профессора Спарроу. Вы его не видели?

— Нет, не видел.

— Не знаю, куда он мог подеваться.

— Может, прохаживается по парку? — предположил Алекс. — Меня здесь не было, поэтому ничего не могу сказать.

В этот момент он увидел Сару. Она шла быстро, промелькнула мимо них в темноте и возникла в светлом прямоугольнике стеклянных дверей. Вошла в дом, а эхо донесло до них легкий отзвук ее шагов. Филип Дэвис зажег спичку и осветил ею часы.

— Уже десять, — удивленно сказал он. — Профессор Гастингс разговаривал со мной, по-видимому, дольше, чем я думал. — Он понизил голос. — Всех по очереди приглашает на работу в Америку. Меня, разумеется, в самом конце списка. Сейчас только предрекал мне большое будущее, если можно так сказать. Я, пожалуй, мог бы стать богачом, если бы то, о чем он говорил, сбылось. — Помолчал. — Деньги — жуткая вещь! — вдруг сказал он совершенно искренне. — Иногда так нужны и причем немедленно! — Он встал. — Каким-то чудом я, наверное, разминулся с профессором Спарроу. Постучу к нему в комнату. Может, он там? Ведь Мэлэчи сейчас спустит собак. Извините.

И зашагал к дому. Алекс задумчиво посмотрел ему вслед. Почему этот молодой симпатичный человек так нервничает? Может, так на него подействовали предложения американца и замаячившие миражи богатства? А может, из-за телефонного звонка из Лондона? У всех людей свои заботы, решил он, отдавая себе отчет, что это выражение настолько же банально, насколько правдиво. Пошел по направлению к дому и тут заметил, что из прихожей выходит профессор Гастингс.

— Уже десять! — Алекс предостерегающе поднял руку. — Будьте осторожны с собаками.

— Ах, да! Я хотел встретиться с профессором Спарроу. Его нет ни у себя, ни у Айона. Ага, вот он!

И, пройдя мимо Алекса, направился к вынырнувшей из темноты медленно приближавшейся к ним фигуре.

Когда Гастингс подошел к Спарроу, тот резко вскинул голову, как человек пробудившийся ото сна.

— Я хотел бы поговорить с вами, если можно, — сказал Гастингс. — У нас в будущем году пройдет всемирный конгресс, и я хочу предложить вам обоим пару дел. Мог бы, конечно, сделать это и в письменной форме, но раз уже я здесь…

— Разумеется, — ответил Спарроу, — да, конечно.

— Кроме того, я хочу поговорить с вами по вопросу, который мог бы вас заинтересовать. Мы в общих чертах начали вести разговор на эту тему несколько дней назад, но тогда я не хотел отнимать у вас ценное время…

— Да. — Спарроу потер ладонью лоб. — Я тоже хотел с вами поговорить. Вы могли бы зайти ко мне, скажем, через полчаса? Я должен еще помассировать жене руку. Этот несчастный случай днем и…

— Я все понял. Сейчас десять минут одиннадцатого. Значит, без двадцати одиннадцать, так?

— Да, я буду ждать вас.

Алекс сел на каменную ступеньку и закурил. Они прошли мимо него, и американец что-то заметил о ночном воздухе и ревматизме. Алекс усмехнулся.

Они ушли, он остался один. Луна поднялась высоко, и в парке стало светлее. Подул холодный ветерок. Он увидел сутуловатую фигуру, приближавшуюся с левой стороны дома.