Винтовая лестница. Стена - Мэри Робертс Райнхарт Страница 25

— Я не могу этого сказать, — прошептала она. — Но очень скоро я выйду замуж за другого человека. Хэлси победно захохотал.

— Плевать мне на этого человека! Солнышко, пока ты любишь меня, я ничего не боюсь.

В это время дверь между спальней и будуаром захлопнулась, видимо, от сквозняка, и больше я ничего услышать не смогла, хотя и придвинула свой стул поближе к двери. Через некоторое время я вошла в спальню. Луиза лежала одна, уставившись в расписанный ангелами и херувимами потолок. Выглядела она очень усталой, и я не стала ее беспокоить.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Мы нашли Луизу в сторожке во вторник вечером. В среду я беседовала с ней. В четверг и пятницу все было относительно спокойно, наша гостья — вернее, хозяйка — выздоравливала. Гертруда почти все время была с ней, они подружились. Но кое-что продолжало меня беспокоить: предварительное слушание дела об убийстве Арнольда Армстронга, назначенное на субботу, а также приезд миссис Армстронг и молодого доктора Уолкера, которые должны были привезти тело покойного президента Торгового банка. Луизе мы пока не сообщали ни о той, ни о другой смерти.

Но более всего я переживала из-за детей. Все было ужасно. Они потеряли наследство, полученное от матери, так как банк разорился. Их сердечные дела тоже терпели крах. Кроме того, Лидди поссорилась с кухаркой из-за рецепта бульона, который та готовила Луизе, и кухарка ушла от нас.

Миссис Уотсон, как мне показалось, была довольна, что переложила на нас заботу о Луизе. Томас каждое утром и каждый вечер поднимался к ней в спальню и, останавливаясь в дверях, желал ей доброго утра и спокойной ночи. Бедный Томас! У него было качество, присущее некоторым старым слугам-неграм, унаследованное со времен рабства: жить жизнью своих хозяев. Томас никогда не говорил «я», он всегда говорил «мы». Мне очень не хватает этого старого, подобострастного, не очень надежного, но доброго человека, с его вечной трубкой…

В четверг мистер Хартон, адвокат Армстронгов, позвонил мне из города. Он сообщил, что миссис Армстронг приедет и привезет тело своего мужа в понедельник. Ему не очень удобно об этом говорить, продолжал он, но его попросили, чтобы он уговорил меня расторгнуть договор о сдаче Солнечного, так как миссис Армстронг хотела бы вернуться именно — и только? — в деревню. Я была возмущена.

— Сюда? Вероятно, вы ошибаетесь, мистер Хартон. Мне казалось, после того, что здесь произошло всего несколько дней назад, она вообще не захочет сюда возвращаться!

— И тем не менее, она изъявила желание вернуться в свой деревенский дом. Потому попросила, чтобы я сделал все возможное и невозможное, лишь бы освободить Солнечное…

— Мистер Хартон, — сказала я ему очень вежливым, но твердым тоном, — а теперь выслушайте меня. Я ни за что отсюда не уеду! Я сняла этот дом за огромную сумму, чтобы провести здесь лето. Моя городская квартира не приведена в порядок, там идет ремонт. Я прожила здесь всего неделю, и в течение этого времени ни одну ночь не спала спокойно. Поэтому я намерена остаться здесь и прийти в себя. Кроме того, если мистер Армстронг умер банкротом, то его вдове лучше было бы освободиться от такой дорогостоящей собственности, как Солнечное. Адвокат кашлянул.

— Очень жаль, мисс Иннес, что вы приняли такое решение. Миссис Фицхью сказала мне, что мисс Армстронг находится у вас. Это так?

— Совершенно верно.

— Вы информировали ее об этих двух печальных событиях?

— Еще нет. Она была очень больна. Сегодня вечером мы, возможно, сообщим ей.

— Печально. Очень печально. У меня есть для нее телеграмма, мисс Иннес. Переслать ее вам?

— Лучше откройте ее и прочтите, — предложила я. — Если там что-то важное, сэкономим время. Он медленно прочел мне текст:

«НАЙДИ НИНУ КАРРИНГТОН. БУДУ ДОМА ПОНЕДЕЛЬНИК».

И подпись: «Л. Ф. У.»

— Хм! — повторила я. — «НАЙДИ НИНУ КАРРИНГТОН. БУДУ ДОМА ПОНЕДЕЛЬНИК». Очень хорошо, мистер Хартон. Я передам ей. Но она сейчас не в состоянии кого-либо искать.

— Спасибо, мисс Иннес. Но если вы все же решите отказаться от контракта, сообщите мне, — закончил адвокат.

— Я ни от чего не откажусь! — воскликнула я. Он здорово разозлился, потому что тут же бросил трубку.

Не доверяя своей памяти, я записала текст телеграммы и решила спросить доктора Стюарта, когда можно будет рассказать Луизе всю правду. О том, что Торговый банк закрылся, на мой взгляд, говорить ей не стоило. Но о смерти отчима и сводного брата следовало сообщить как можно скорее. Иначе она может узнать об этом от других — и в более неприятной форме.

Доктор Стюарт пришел около четырех часов, бережно неся свой саквояж. Он открыл его у порога и показал мне дюжину крупных желтых яиц, лежавших среди пузырьков с лекарством.

— Настоящие деревенские яйца, — произнес он с гордостью. — Не имеют ничего общего с теми инкубаторскими, которые вы покупаете в магазине. Они даже еще совсем теплые. Попробуйте. Сделайте для мисс Луизы гоголь-моголь.

Глаза его сверкали. Он был доволен, а перед уходом настоял на том, чтобы пойти в буфетную и самому сделать ей гоголь-моголь. Пока он взбивал яйца, я почему-то вспомнила о докторе Виллоубэе, невропатологе, и представила, как он взбивает гоголь-моголь. Я решила, что он даже не может прописать такое плебейское, но такое вкусное лекарство.

— Я сказал миссис Стюарт, — откровенничал доктор со мной, взбивая яйца, — когда, пришел тогда домой: говорю, мисс Иннес, наверное, подумала, будто я старый сплетник, зачем только я рассказал ей о мисс Луизе и докторе Уолкере?

— Ничего подобного, — запротестовала я.

— Дело в том, — продолжал он, оправдываясь, — что я получил эту информацию оттуда, откуда мы часто ее получаем: из кухни. Шофер молодого Уолкера, а Уолкер очень современный молодой человек и ездит к пациентам на машине, приходит в гости к нашей служанке. И он-то как раз и поделился с ней этой тайной… Я решил, что это вполне возможно: прошлым летом Уолкер проводил здесь очень много времени. Кроме того, Риггс, это шофер Уолкера, рассказал о том, что доктор строит дом на своем участке, как раз у подножия холма. Дайте мне, пожалуйста, сахару.

Гоголь-моголь был готов. Доктор накапал в него немного спиртного, еще немного взбил, понюхал и сказал:

— Настоящие яйца, настоящее молоко и немного хорошего виски.

Он направился в спальню, но на пороге остановился.

— Риггс сказал, что план дома делал архитектор Хьюстон. Поэтому я, естественно,