Филлис Джеймс - Первородный грех Страница 26

— Вы не можете продать Инносент-Хаус, — сказала она.

Этьенн сидел, не глядя на нее, погруженный в свои записи.

— Я — могу. Мы можем, — ответил он. — Нам придется продать дом, если мы хотим, чтобы издательство выжило. Нельзя успешно вести издательское дело из венецианского дворца на Темзе.

— Моя семья вела его отсюда сто шестьдесят с лишним лет.

— Я сказал — успешно вести дело. Вашей семье не было необходимости в успехе — она почивала на своих частных доходах. Издательское дело во времена вашего дедушки даже не было занятием для джентльмена, для джентльмена это было всего лишь хобби. В наши дни издатель должен делать деньги и делать их успешно, иначе он потонет. Вы этого хотите? А я не предполагаю тонуть. Я предполагаю сделать «Певерелл пресс» доходным предприятием, а затем его расширить.

— Чтобы потом продать? — тихо спросил Габриел Донтси. — Заработать себе миллионы и выйти из дела?

Этьенн ему не ответил.

— Для начала я собираюсь избавиться от Сидни Бартрума. Он вполне компетентный бухгалтер, но нам нужно гораздо больше. Я предполагаю назначить финансового директора и поручить ему найти деньги и создать в издательстве соответствующую финансовую систему.

— У нас вполне надежная финансовая система, — сказал Де Уитт. — Аудиторы ни разу не предъявляли претензий. Сидни работает с нами уже девятнадцать лет. Он честный, добросовестный и усердный работник.

— Совершенно верно. Он именно такой, как вы говорите. Но не более того. Как я уже сказал, нам нужно гораздо больше. Например, мне нужно знать максимальную прибыль от каждой проданной книги при общих затратах на ее производство. Другие издательства обладают такой информацией. Как сможем мы отсечь не приносящих прибыли авторов, если мы не знаем их в лицо? Нам нужен кто-то, кто будет зарабатывать для нас деньги, а не только сообщать нам, как мы их потратили. Я сам знаю, как мы их потратили. Если все, что нам нужно, — это компетентный бухгалтер, я сам это буду делать. Я мог ожидать, что вы его поддержите, Джеймс. Он жалок, невзрачен и не так уж продуктивен. Естественно, это сразу же вызывает вашу симпатию. Вы непременно испытываете любовь и сочувствие к самым униженным. Вам следовало бы что-то сделать с этим вашим синдромом жалостливого сердца.

Джеймс покраснел, но сказал довольно спокойно:

— Мне не особенно по душе этот человек. Я вздрагиваю каждый раз, как он называет меня «мистер Де Уитт». Я предлагал, чтобы он звал меня просто Де Уитт или Джеймс, но он так смотрел на меня, будто я предлагал ему что-то неприличное. И все же он вполне компетентный бухгалтер и проработал у нас девятнадцать лет. Он знает фирму, знает нас, знает, как мы работаем.

— Как работали, Джеймс, как работали.

— Он всего год как женился, — сказала Франсес. — У них только что родился ребенок.

— Да какое все это имеет отношение к вопросу о том, подходит он для этой работы или нет?!

— Вы кого-то определенного имеете в виду? — спросил Де Уитт.

— Я просил Паттерсона Макинтоша из «охотников за головами»[55] назвать нам несколько фамилий.

— Придется выложить немало фунтов. «Охотники за головами» недешево стоят. Поразительно, что мы теперь не можем обойтись без «охотников за головами», чтобы нанять сотрудников, без экспертов по хронометражу рабочих операций, чтобы повысить производительность, и должны вызывать консультантов по менеджменту, чтобы нам объяснили, как лучше провести сокращение штатов, когда у нас духу не хватает сделать это самостоятельно. Вы встречали когда-нибудь хоть одного такого консультанта, который не советовал бы увольнять сотрудников? Да им платят за то, чтобы они такие советы давали, и они немалый куш за это получают.

Вмешалась Франсес:

— Советоваться по этому поводу нужно было с нами.

— Так с вами же и советуются.

— В таком случае нам следует прекратить этот разговор. Так не будет. Никто не собирается продавать Инносент-Хаус.

— Так будет. Будет, если хоть один из вас согласится на его продажу. Это все, что мне требуется. Ты забыла, сколько у меня акций, Фран. И дом этот не твой. Твоя семья продала его фирме в 1940 году, вспомни-ка. Ну ладно, согласен — его купили задешево, но скорее всего никто особенно не верил в то, что он долго протянет, ведь Ист-Энд так интенсивно бомбили. Он был застрахован на очень низкую сумму, а перенести его на другое место было все равно невозможно. Вбей себе наконец в голову, Фран, — это больше не фамильное гнездо Певереллов. Да и с чего это ты так волнуешься? Детей у тебя нет. Нет Певерелла, чтобы унаследовать этот дом.

Вспыхнувшая до корней волос Франсес поднялась было со стула, но Де Уитт тихо сказал ей:

— Не надо, Франсес. Не уходите. Нам всем следует обсудить этот вопрос.

— Здесь нечего обсуждать.

Наступившее молчание нарушил спокойный голос Габриела Донтси:

— А что, мои восемь с половиной процентов акций могут обеспечить издание моих стихов или нет?

— Мы, разумеется, продолжим издание ваших томов, Габриел. Какие-то книги нам придется по-прежнему издавать.

— Хочу надеяться, что публикация моих томов не станет слишком обременительной.

— Кроме всего прочего, продажа этой недвижимости потребует, чтобы вы освободили дом номер двенадцать. Сколлингу нужно все владение целиком — главное здание и прилегающие два особняка. Мне очень жаль.

— Но ведь я прожил в нем более десяти лет, к тому же за смехотворно низкую плату.

— Что ж, таков был ваш договор с Генри Певереллом, и вы были вправе взять то, что он вам дал. — Жерар помолчал немного и добавил: — Были вправе и продолжать брать. Но вы должны понять, — нельзя позволить таким вещам продолжаться.

— О да. Конечно, я понимаю. Нельзя позволить таким вещам продолжаться.

Этьенн заговорил снова, словно не слышал:

— Наступило время избавиться от Джорджа. Его надо было отправить на пенсию сто лет назад. Диспетчер у коммутатора — первый контакт посетителей с фирмой. Здесь нужна молодая, живая, привлекательная девушка, а не этот шестидесятивосьмилетний старик. Ему ведь шестьдесят восемь, да? И нечего говорить мне, что он проработал в издательстве двадцать два года. Я знаю, сколько лет он здесь проработал, в том-то и беда.

— Он ведь не только диспетчер у коммутатора, — сказала Франсес. — Он открывает двери издательства, проверяет систему охранной сигнализации, и он вообще мастер на все руки.

— А как же ему таким не быть? В этом доме вечно что-нибудь портится. Давно пора переехать в современный дом, с определенной целью построенный, работать в эффективно управляемом здании. А мы даже не начали использовать современную технику. Вы решили, что вы все тут ужасно современные, прямо-таки опасные новаторы, когда заменили несколько пишущих машинок компьютерами. Но у меня имеется еще одна хорошая новость. Есть шанс, что мы сможем переманить Себастиана Бичера от его теперешних издателей. Ему там вовсе не так уж хорошо.

— Но он ведь очень плохой писатель! — воскликнула Франсес. — И как человек ненамного лучше.

— Дело издателя — давать людям то, чего они хотят, а не выносить высокоморальные суждения.

— Такие аргументы вы могли бы приводить, если бы мы выпускали сигареты.

— Я приводил бы их и в том случае, если бы выпускал сигареты или даже виски.

— Аналогия не вполне верна, — возразил Де Уитт. — Вы могли бы утверждать, что пить полезно, если соблюдать меру. Но вы никогда не сможете утверждать, что плохой роман — это нечто иное, чем плохой роман.

— Плохой — для кого? И что вы имеете в виду под словом «плохой»? Бичер мощно выстраивает повествование, где действие развивается динамично, насыщает его смесью секса и насилия, а именно это сейчас явно требуется читателю. Кто мы такие, чтобы диктовать читателям, что для них хорошо, а что плохо? Да и, по правде говоря, разве не вы всегда утверждали, что важнее всего — заставить людей читать? Пусть начинают с дешевого романтического чтива, потом смогут перейти к романам Джейн Остен[56] или Джордж Элиот.[57] Впрочем, не вижу, зачем бы им переходить… к классикам, я хочу сказать. Это же ваши доводы, не мои. Что дурного в том, что люди читают дешевое чтиво, если это доставляет им удовольствие? На мой взгляд, это довольно высокомерно — утверждать, что массовая беллетристика хороша лишь тогда, когда ведет к более высоким вещам. Ну а то, о чем думаете вы с Габриелом, и есть более высокие вещи.

— Вы хотите сказать, — спросил Донтси, — что нам не следует выносить оценочные суждения? Мы делаем это каждый день на протяжении всей своей жизни.

— Я хочу сказать, что вам не следует делать их за других людей. Я хочу сказать, что я не должен делать их как публицист и издатель. В любом случае у меня имеется один неопровержимый аргумент: если мне не дозволено получать прибыль, издавая массовую продукцию, я не могу публиковать не столь массовую продукцию для тех, кого вы считаете разбирающимся в литературе меньшинством.