Жорж Сименон - Вдовец Страница 26

— Это я знаю. Знаю также, что вы на похороны не поехали.

— А вы?

— Я тоже. Но я — другое дело. Кроме того, я ведь был в Бостоне.

— Да…

Жак Бодуэн встал и, в последний раз взглянув сверху вниз на Жанте, ибо тот все еще продолжал сидеть в кресле, направился к стойке.

— Запишите на мой счет, Ганс.

— Хорошо, господин Бодуэн.

С этим было кончено. Почти кончено. С остальным пришлось ждать почти месяц. Жанте не хотелось подниматься на четвертый этаж. Он ждал дня, когда мадемуазель Кувер явится за деньгами.

Она спустилась день в день и постучалась в его дверь.

— Прошу прощения, сегодня тридцатое и…

— Входите, мадемуазель Кувер, деньги вам приготовлены.

Он снова изменился с тех пор, как она его видела, и это начало беспокоить ее.

— Садитесь.

— Понимаете, мальчик вот-вот вернется из школы…

— Вот о нем я как раз и хочу поговорить с вами. В последнее время, когда мы встречаемся на лестнице или на улице… Я уже начал его приручать…

— Вы подарили ему ковбойский пистолет, коробку цветных карандашей. И мороженым вы его тоже, кажется, угощали?

— Он уже не так меня ненавидит…

— Чего вы, собственно, добиваетесь?

— Мало-помалу он поймет…

— Да что он должен понять?

— Что я не враг ему и не был врагом его матери. Что он будет потом жить здесь… Еще не сейчас, не пугайтесь… На какое-то время я еще оставлю его у вас…

— Что вы такое болтаете?

— Я собираюсь его усыновить и уже говорил об этом с инспектором Гордом…

— И он что, одобряет?

— Сначала он удивлялся, но потом понял и обещал помочь со всякими формальностями.

Она не верила своим ушам и тяжело дышала от волнения.

— Выходит, мало вам матери, так теперь…

Она смотрела на стены, словно это были стены тюрьмы, словно сама эта квартира была какой-то западней, ловушкой для человеческих существ.

— Да что же вы собираетесь из него сделать?! — внезапно вскричала она в полной растерянности.

— А вы? Ведь не будь меня, никто не стал бы платить вам за его содержание, не забудьте!

Он одержал победу. Несколько минут спустя она уже поднималась по лестнице, бормоча что-то невнятное.

Он закрыл за ней дверь. Он был один — теперь уже ненадолго. Он не стал садиться в кресло. Подошел к чертежному столу и склонился над своим незавершенным алфавитом, который когда-нибудь будет называться шрифтом Жанте.

В своей маленькой квартирке в районе Терн белокурая, пухленькая госпожа Совгрен, с ямочками на щеках, укладывала в стенной шкаф летние вещи, которые уже не могли понадобиться до будущего сезона. Некоторые из них только что привезли из прачечной, другие из чистки. Она проверяла, на месте ли пуговицы и залезала по все карманы, чтобы убедиться, что там ничего не осталось.

Так обнаружила она в кармане светлых брюк, которые муж ее не надевал уже несколько недель, какой-то слипшийся бумажный комок, судя по всему, бывший конверт, потому что на нем еще можно было с трудом различить несколько печатных букв.

ГО…Н…ЦА Г…ДЕ…Я

Она сразу поняла, что это значит «гостиница «Гардения», ведь как раз оттуда пришел ее муж завтракать после следствия в тот день, когда там отравилась какая-то женщина. Она сказала ему тогда:

— Ты бы переоделся, прежде чем садиться за стол… Твой костюм воняет трупом…

На брюках были коричневые пятна, и, помнится, она заставила его принять душ, пока доставала чистое белье и другой костюм.

Она подумала, стоит ли говорить ему об этой находке, и в конце концов решила, что не стоит; и так уж он слишком склонен расстраиваться по поводу своих служебных дел.

Так инспектор Совгрен, который все мысленно перебрал, а об этих брюках не вспомнил, никогда и не узнал, что сталось с письмом.

И Жанте тоже так и не узнал, что был прав, что Жанна действительно написала письмо и, вероятно, ему достаточно было бы его прочесть, чтобы все понять.

Но нужно ли было, чтобы он его прочел?

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Пишу о незащищенном в нашем обществе «маленьком человеке».

Более полувека продолжалась активная творческая деятельность всемирно известного французского писателя, бельгийца по происхождению, Жоржа Сименона, и за это время созданный им литературный герой — полицейский комиссар Мегрэ отметил два своеобразных юбилея: в 1987 году столетие со дня своего рождения (в романе «Первое дело Мегрэ» действие происходит в 1913 году и молодому комиссару Жюлю Мегрэ 26 лет) и в 1979 году — пятьдесят лет со дня написания романа «Питер Латыш», в котором впервые появился вскоре ставший знаменитым Мегрэ.

В 1972 году Сименон прекратил писать романы. Свой отказ он чистосердечно объяснил состоянием здоровья. Внушительным оказался итог того, что было сделано за многие годы интенсивной литературной работы, — на авторском счету за подписью Сименона (в молодости он нередко пользовался псевдонимами) значилось 214 книг.[1]

Но Сименон не принадлежит к тем, кто способен жить на покое, отключившись от тревог и страстей большого мира. Почувствовав, что он устал перевоплощаться в своих вымышленных героев, испытывать их мучительные переживания и вместе с ними бороться с судьбой, — Сименон решил обратиться к анализу и пересмотру своей собственной жизни. Важно подчеркнуть, что детальный самоанализ не оторван от происходящих за стенами дома писателя политических, социальных и культурных событий, за которыми он продолжает следить, чутко на них реагирует, обсуждая вслух перед диктофоном.[2]

Знаменательно, что интерес к его творчеству среди читателей разного возраста, принадлежащих к разным общественным слоям, живущих в странах с неоднотипными государственными системами и в несхожих природных и климатических условиях, не уменьшился и в наши дни, несмотря на то, что Сименон больше романов не пишет. В чем же причина неослабевающего внимания к нему широких читательских кругов, неизменного уважения и симпатии к писателю и человеку, так же как и к его герою, комиссару Мегрэ?

На вопрос, какое удовлетворение он получает от того, что столько людей читают его книги, Сименон ответил: «То, что они меня понимают». Понимать современников и быть ими понятым — одна из самых трудных и гуманных целей, которую жизнь ставит перед художником. Огромный, непрекращающийся и по сей день поток писем к Сименону (на которые он неизменно отвечает) — неопровержимое доказательство того, как он необходим людям.

А чем объясняет сам Сименон популярность Мегрэ и преданность ему читателей во всем мире? По словам Сименона, «Мегрэ такой человек, которого каждый хотел бы иметь своим другом. Он любит и уважает людей, и люди это чувствуют».[3]

В образе Мегрэ воплотилась мечта «маленького человека» об умном советчике и смелом защитнике. Вот почему комиссар Мегрэ, сам вышедший из народной среды, не мог не завоевать его доверие. «…если бы Мегрэ не был бы своего рода надеждой для других… наверное, о нем не читали бы во всем мире, даже те, кто практически не имеет своей литературы. Я не вижу другой причины», — признает писатель.[4]

Прежде чем стать профессиональным писателем, Сименон ряд лет сотрудничал в отделах происшествий и судебных хроник газет и журналов сначала в своем родном городе Льеже, а затем в Париже, куда приехал в 1922 году. Любопытно, что Сименон начинает с отдела происшествий, где, как он считал, подводится в какой-то мере жизненный итог, завершается столкновение человека с судьбой. Схватка с судьбой станет в дальнейшем ведущим конфликтом его социально-психологических романов. Обычно в отделе происшествий сообщается о самоубийствах и всевозможных преступлениях. Сименону приходилось объяснять читателям, почему и как все это произошло. Он посещает морги, больницы, тюремные камеры, залы судебных заседаний. Самые разнообразные, даже мельчайшие, впечатления сохраняются в глубинах его прекрасной памяти, которую передал ему отец. Труд репортера вводит его в повседневную жизнь людей разных профессий. Ему приходится бывать в зловонных меблированных комнатах, населенных эмигрантской беднотой, у клошаров[5] под мостами Сены и на Центральном рынке, где по ночам собираются безработные, бездомные люди.

В начале 20-х годов большим спросом у публики пользуются «развлекательные романы» (romans populaires). Прочитав несколько с наиболее интригующими названиями, Сименон решает, что может писать не хуже и придумывать такие же захватывающие сюжеты. В 1924 году он пишет «Роман машинистки» и менее чем за десять лет публикует множество любовных, приключенческих, детективных романов. Сочиняя для заработка развлекательные романы, Сименон, в известной мере, овладевает писательской техникой. Требования издателей соблюдать определенный объем романов, а также предельную их доступность даже для самых неподготовленных к чтению читателей в известной мере определили ясность и лаконизм сименоновской прозы.