Израэль Зангвилл - Тайна Биг Боу Страница 26

— Но зачем вам меня арестовывать?

— Из мести, Дензил. Я был вашим лучшим другом в этом холодном, прозаичном мире. Вы ели мой хлеб, пили мой кларет, писали мою книгу, курили мои сигары и прикарманили мои деньги. Да, а еще, когда у вас появилась важная информация о загадке, волновавшей меня день и ночь, вы спокойно пошли и продали ее Вимпу.

— Я не д-делал этого,— запнулся Дензил.

— Вы лжете. Думаете, что Китти смогла удержать это в секрете от меня? Как только я узнал о вашем втором браке, я решил арестовать вас — за неверность. Но когда я увидел, что вы направили Вимпа по ложному следу (так мне тогда казалось), я был уверен, что он сядет в лужу, арестовав Мортлейка, и простил вас. Ходите по земле, живите, пейте — вы свободны. Теперь же Вимп празднует победу — все похлопывают его по спине и называют раскрывающим тайны детективом из Скотланд-Ярда. Бедного Тома Мортлейка повесят, и все из-за того, что вы рассказали Вимпу о Джесси Даймонд!

— Это все из-за вас,— мрачно буркнул Дензил.— Со временем все бы стихло, о ней никто бы не вспомнил, но вы сказали: «Помогите нам узнать все, что только возможно о последних месяцах жизни Артура Константа». Вимп рано или поздно все равно узнал бы о Джесси. Да я сам задушил бы Константа, узнай я о том, что он прикасался к ней,— разнервничался Дензил от своей неуместной ревности.

Гродман поморщился от мысли, что это он приложил руку к теперешнему триумфу Вимпа. Разве миссис Вимп не проговорилась на рождественском обеде?..

— Что было, то прошло,— грубо ответил он.— Но если Тома Мортлейка повесят, вы попадете в Портленд [39].

— Но как я могу помочь Тому?

— Помогайте агитировать общественность, насколько вам только это удастся. Пишите письма во все газеты, подписываясь разными именами; обойдите всех знакомых с просьбой подписать петицию; узнайте, где находится Джесси Даймонд,— девушка, у которой есть доказательство невиновности Тома Мортлейка.

— Вы в самом деле верите в его невиновность?

— Не издевайтесь, Дензил. Разве я не ходил на все митинги? Разве я не был самым активным корреспондентом всех газет?

— Я думал что это только в пику Вимпу.

— Чушь. Это чтобы спасти беднягу Тома. Он такой же убийца Артура Константа, как и вы! — Сыщик рассмеялся неприятным смехом.

Дрожащий от страха Дензил простился с Гродманом.

Сыщика просто завалили горами писем и телеграмм. С тех пор как он стал лидером желающих спасти Мортлейка от смерти, предложения помощи и пожертвования приходили отовсюду. Предложения он сжигал, а пожертвования уходили на размещение в газетах объявлений о поиске пропавшей девушки. Люси Брент возглавляла список жертвователей — она дала сотню фунтов. Это было явное доказательство ее веры в честность своего покойного возлюбленного.

Вердикт жюри присяжных развязал руки «большому жюри» — общественному мнению, пошатнувшему оплот британской свободы. Были опрошены все присяжные и осужден сам судья — теми, кто не являлся судьями. Министра внутренних дел поносили за его бездействие, а сотни провинциалов писали конфиденциальные прошения королеве. При этом многих весть об измене Артура Константа приободрила — это убедило их в том, что другие люди ничуть не лучше, чем они сами. Зажиточные торговцы увидели в поступке Мортлейка пагубные последствия социализма. Появилась дюжина новых теорий. Констант покончил с жизнью самоубийством, находясь под влиянием эзотерического буддизма, о чем говорит его приверженность учениям мадам Блаватской; или же он был убит своим махатмой, или стал жертвой гипноза, месмеризма, сомнамбулизма — в общем, некоего таинственного воздействия. Гродман считал первостепенной задачей поиски Джесси Даймонд — живой или мертвой. Электрическое оборудование помогало ему в ее поисках по всему цивилизованному миру. Появились догадки: возможно, неукротимый детектив надеется возложить вину в совершении преступлении на девушку? Если с Джесси обошлись несправедливо, разве она не могла сама отомстить за себя? Разве она не напоминала Жанну Д'Арк?

Прошла еще одна неделя; тень виселицы подкрадывалась все ближе, с закатом каждого дня она безжалостно приближалась, в то время как последние лучи надежды исчезали за линией горизонта. Министр внутренних дел оставался непреклонен, и подписи под петицией не произвели на него никакого действия. Он был консерватором, строгим и добросовестным; любой намек на то, что его непреклонность связана с политической деятельностью осужденного, только больше укреплял его в решимости не уступать, только чтобы легко приобрести репутацию великодушного человека. Он даже отказался дать отсрочку приведения приговора в исполнение для того, чтобы дать время разыскать пропавшую Джесси Даймонд. В последнюю из трех остававшихся до казни недель прошел заключительный митинг протеста. Гродман вновь был председателем, присутствовало несколько городских оригиналов и множество уважаемых членов общества. Министр подтвердил факт получения резолюций. Профсоюзы разделяли их преданность Мортлейку; некоторые распространяли слухи, дающие веру и надежду, другие взяли на себя финансовые растраты. Были попытки организовать шествие и митинг протеста в воскресенье, предшествующее вторнику, дню, когда приговор должен быть принесен в исполнение, но все окончилось ничем из-за слухов о признании. В понедельник газеты опубликовали последнее экспертное письмо Гродмана, подчеркивающее слабость доказательств, но газеты не упоминали о признании. Заключенный сохранял презрительное молчание, говорившее о потере интереса к пустой жизни без любви и мучительном самобичевании. Он отказался от посещения священника. В конце концов, в присутствии тюремщика он дал мисс Брент интервью, во время которого торжественно заверил ее в своем уважении к памяти ее покойного жениха. В понедельник вечерние газеты выходили ежечасно, сообщая все новые и новые слухи. За рубежом тоже ощущалось волнение. Вдруг девушка будет найдена; вдруг случится какое-нибудь чудо; вдруг объявят об отсрочке; вдруг приговор будет смягчен. Однако день подошел к концу, и наступила ночь, а вместе с ней клонилась к закату и жизнь Мортлейка. Тень виселицы оказалась совсем близко и, казалось, смешалась с сумраком.

Кроул стоял в дверях своей лавки, не в силах приняться за работу. Его большие серые глаза распухли от непролитых слез. Темная зимняя дорога казалась огромным кладбищем; уличные фонари на ней походили на могильные огни. Беспорядочные звуки уличной жизни доносились до его ушей, как отголоски из другого мира. Он не видел снующих туда-сюда людей, спешащих куда-то в эту холодную тоскливую ночь. Перед его глазами в сумерках вспыхивало и вновь тускнело лишь одно ужасное видение.

Дензил стоял позади него, молча куря сигарету. Сердце его было охвачено леденящим страхом. Этот ужасный Гродман! Когда петля палача затягивалась на шее Мортлейка, поэт чувствовал на себе сковывающие цепи арестанта. И все-таки был один проблеск надежды, маячивший впереди как слабый свет газовой лампы. Гродман беседовал с обвиненным вечером этого дня. Их расставание было тяжелым, но вечерняя газета, на этот раз взявшая интервью у экс-детектива, сделала заявление:

ГРОДМАН ПО-ПРЕЖНЕМУ УВЕРЕН.

Тысячи людей, все еще верившие в этого удивительного человека, не давали погаснуть последним искрам надежды в своих душах. Дензил купил газету и нетерпеливо просматривал ее, однако там не было ничего нового. Разве что смутная уверенность: неутомимый Гродман все еще ждет какого-то чуда — и это признавали почти трогательным. Дензил не разделял его ожиданий — он думал о побеге.

— Питер,— сказал он наконец,— боюсь, все кончено!

Кроул кивнул, он был убит горем.

— Все кончено,— повторил он.— Подумать только, он умрет — и тогда…  — все кончено!

Он отчаянно посмотрел на бледное зимнее небо, где свинцовые облака заслонили звезды.

— Бедный, бедный парень! Этой ночью быть живым и мыслить, а уже следующим вечером — умереть, без малейшего смысла или продвижения вперед! И никакого возмещения за невинную загубленную молодость и силу! Человек, всегда исповедовавший Пользу, денно и нощно трудившийся во благо своих товарищей. И где же справедливость, где справедливость? — яростно вопрошал Кроул. И снова его влажные глаза обращались к небу, ввысь, куда воспаряли души умерших святых из разных точек Земли, устремляясь в бесконечное пространство.

— Тогда где же справедливость для Артура Константа, если он действительно был столь же невинен? — спросил Дензил.— На самом деле, Питер, я не понимаю, почему вы принимаете на веру, что Тома осудили несправедливо. В конце концов, ваши профсоюзные лидеры с мозолями на руках — это не эстеты, у них нет никакого чувства прекрасного. Вы не можете ожидать, что они не будут совершать тягчайшие преступления. Человечеству нужно обращаться к другим лидерам — к провидцам и поэтам!