Анна Литвинова - Трансфер на небо Страница 26

Опер прервал его:

– Если хочешь, ничего про деньги и про договорный матч писать пока не будем. Зачем усложнять! Напишем просто: «В результате ссоры, на почве неприязненных бытовых отношений».

– Смотрите, – без выражения произнес Овсянников, – вы начальник, вам виднее.

В этот момент в комнату отдыха решительно вошел давешний сержантик – тот, на которого напустился Опер. Рукава его форменного кителя были засучены, руки – красные и мокрые.

– Есть, товарищ майор! – ликующе выкрикнул он.

– Чего есть? – хмуро повернулся к нему Малюта.

– Нашли мы улику, – жизнерадостно отрапортовал милиционерчик.

Глядя на его сияющую физию, Варваре подумалось: «Как все-таки возбуждается рядовой состав после того, как им надают хороших, весомых пенделей».

– Что за улика-то? – сморщился майор, словно делал большое одолжение сержанту тем, что его выслушивал.

– Он, – милиционерчик мотнул головой в сторону Овсянникова, – рубашку-то свою, которую кровью убитого забрызгал, оказывается, на полосы порезал и в унитазе у себя утопил. Так вот, одну из полос он не дотопил. Достали. А на ней – кровищи!

– Молодцы, – сдержанно похвалил Опер, – оставьте все, как было. Товарищ, – он кивнул на следователя, – к вам позже придет, протокол обыска писать.

– Так точно!

Сержант браво удалился. Овсянников во время этого разговора как-то еще больше посмурнел, потемнел лицом.

– Давайте мы с вами продолжим, – обратился к нему майор. – Расскажите, как сегодня ночью дело было?

– А что там за дело, – пробубнил вратарь и вздохнул. – Проснулся я ночью, слышу: шаги. В коридор выглянул. Смотрю: а там Кондаков идет. В трусах. И заходит он, значит, в номер Нычкина. Ну, заходит и заходит… Я уже хотел снова спать лечь, да вижу: к дверям нычкинского номера вдруг Анжела, жена Кондакова, подходит. «Откуда она взялась?» – думаю. А она постояла-постояла, да и убежала… А потом, спустя какое-то время, из того номера Снежанка вышла. «Интересные дела», – я подумал. Ну и решил пойти туда, в номер к Кондакову… Потолковать…

– Значит, – констатировал Опер, – идея расправиться с Кондаковым созрела у вас уже давно. Или, во всяком случае, вы ее уже обдумывали.

– Да как хотите, так и пишите, – досадливо крякнул Овсянников.

– И тут, увидев столь странное скопление разных людей, колобродящих вокруг нычкинского номера, – эпически промолвил майор, – вам пришла в голову идея, что эта ночная неразбериха: Нычкин, Анжела, Снежана, Кондаков, – поможет вам бросить тень на других – на жену Кондакова, на его любовницу или приятеля, а самому остаться в стороночке. Тогда вы и отправились к Кондакову, спокойно спящему в нычкинской постели. Взяли с тумбочки его нож и нанесли ему удар прямо в сонную артерию. Правильно?

– Чего вы меня спрашиваете, если сами все лучше знаете? – озлобленно произнес Овсянников.

– Ты записываешь, Костик? – озабоченно спросил Опер.

Тот, усердно строча, молча покивал.

– Затем вы вернулись к себе в комнату, – продолжал оперативник, – смыли с себя кровь, а окровавленную рубашку, порезав на полосы, стали топить в унитазе.

Овсянников хмуро кивнул.

– Что ж вы телефон-то кондаковский, – участливо спросил Опер, – на который такие душераздирающие послания отправляли, к рукам-то не прибрали? Прямо там, в номере?

– Кто ж знал, – хмуро ответствовал голкипер, – что он в трусах на свидание к бабе с телефоном-то ходит? Я его мобильник потом у него в комнате искал…

– Не понимаю, – философски развел руками Малютин, – зачем все-таки было убивать? Не понимаю.

– Я в состоянии аффекта… – глухо и жалобно пробубнил Овсянников. – У меня не было другого выхода. Он меня шантажировал…

Тут в комнату заглянул довольно-таки веселый форвард Карпов: одетый, с сумкой через плечо. Он услышал последние слова голкипера и тут же, с порога, набросился на вратаря:

– Да не шантажировал он тебя! – выкрикнул он. – Не шантажировал! Неужели ты не понял?! Он молодой, просто хотел, чтоб Команда ИГРАЛА! Чтоб играла – честно!.. Чтоб играла – лучше!.. Неужто ты, дурак, не понял?!

Овсянников отвернулся от Карпова, пряча лицо.

– Ладно, Овсо, – примирительно произнес Карпов, адресуясь к вратарю, – хоть ты и гад оказался, мы тебя не бросим. Это тебе Команда – все, кто здесь есть, – просили передать. Скинемся, хороших адвокатов наймем. Долго не просидишь, не волнуйся. А нас прямо сейчас отсюда увозят, от греха и прессы подальше. Пока!

Карпов секунду поколебался, пожимать ли руку своему бывшему товарищу по сборной, потом все-таки, видимо, решил, что не надо. Подходить к нему не стал, повернулся к Варе, Оперу и следователю:

– И вам тоже до свиданьица, господа судейские, милицейские и полицейские! – со слегка ернической интонацией проговорил Карпов. – Вся Команда вам кланяется и просит не поминать лихом.

– К черту, к черту, – немного невпопад буркнул Костик, продолжающий, не поднимая головы, строчить протокол.

– Хорошо, ребята, – просто и спокойно ответил Опер, – удачной вам игры. Мы ведь и вправду все на вас смотрим и надеемся.

– Мы постараемся.

– До свиданья, – блеклым голосом сказала Варвара.

Довольный Карпов вышел из комнаты.

«А Нычкин даже не зашел попрощаться, – с горечью подумала она. – А какие мне песни пел! Вот ведь бабник недорезанный! Ну и ладно. Ну и пусть. Оставайся с этой дурой безмозглой, Снежаной своей деревянной. Не очень-то и хотелось».

И хоть она уже не любила Нычкина ни крошки, на душе все равно было как-то обидновато. Варя бросила беглый взгляд в окно. А там как раз усаживались в белый микроавтобус бывшие подозреваемые: Нычкин, Снежана. Следом – Анжела. Вратарь Галеев бережно поддерживал вдову Кондакова под локоток. Варя демонстративно отошла от окна, чтоб не подумали, что она хочет бросить последний, прощальный взгляд на чубатого нападающего.

И тут следователь Костик удовлетворенно воскликнул:

– Готово! – и поставил последнюю точку в протоколе. Потом протянул его обвиняемому: – Вот, гражданин Овсянников, получите, распишитесь.

Тот настороженно принял документ и авторучку.

Варя автоматически глянула на часы. Было 8.55, без пяти девять.

И тут откуда-то издалека донеслось скорбное завывание сирен.

«Начальство едет, – догадалась Варя, – всякое: прокурорское, милицейское, спортивное. Ох, что сейчас тут начнется!»

Овсянников тем временем прочитал протокол, вздохнул и поставил число и подпись.

Через час Варвара и Опер уезжали с базы. Их дежурство закончилось.

Свою роль они сыграли. Протокол «явки с повинной» написан. Улики найдены. Убийцу, Овсянникова, тихонько, без шума, вывезли в «раковой шейке» с заднего двора, отправили в КПЗ.

На недавно тихой площадочке перед корпусом теперь толпились десятки машин: черные «Ауди», «Мерседесы» и «Вольво» с мигалками и федеральными номерами; фургоны телевизионщиков, раскинувшие на крышах свои огромные тарелки; «Волги», привезшие чиновничьих сошек помельче. Человек пять милиционеров дружно, едва ли не плечом к плечу, охраняли дверь в корпус. Шоферы лимузинов покуривали, сбившись в кружок.

Стараясь никому не попадаться на глаза, Опер, эксперт и Варвара тихонечко прошли краешком крыльца. Шоферы, когда они проходили мимо, высокомерно на них посмотрели.

А в центре крыльца их коллега, следователь Костик, давал интервью. На него было уставлено не меньше семи микрофонов и бесчисленное количество диктофонов. Костик выглядел вдохновенно. Он вещал. Получалось у него довольно-таки косноязычно:

– Оперативно-следственными мероприятиями под моим руководством был оперативно установлен убийца нападающего Кондакова. В ближайшее время ему будет предъявлено обвинение…

– Кто это? На какой почве произошло убийство? – раздались азартные голоса из толпы журналистов.

– Пока данный вопрос является прерогативой следственной тайны, – важно ответствовал Костик.

Тут по журналистскому стану прошел шелест: «Тренер… Тренер… Старшой… Старшой…» – и ватага репортеров, дружно кинув бедного Костика, со всех ног бросилась ко входу в корпус, из которого появился старший тренер сборной. На него перенацелились микрофоны, камеры и фотоаппараты. Заблистали вспышки.

– Уважаемые дамы и господа, – выдержав приличествующую паузу, внушительно сказал благообразный седовласый тренер с красным от вечного пьянства носом, – мы все понесли тяжелую утрату. Сегодня ночью был убит наш друг и товарищ, надежда всего российского футбола, Игорь Кондаков…

– Пойдем отсюда, – тихонько шепнул Опер Варе, – а то Евсеич ждет.

– А Костик?

– Он с нами не поедет. Ему еще протокол обыска в номере у Овсянникова писать.

– И интервью раздавать, – усмехнулась Варвара.

Они втроем пошли к своей «Волге», а вслед им разносились слова тренера:

– …Ослабит ли эта нелепая смерть силу нашей сборной? Да, безусловно, ослабит. На первых порах. Но эта трагическая потеря, я уверен, не повлияет на боевой дух нашей команды…