Елена Муравьева - Требуются герои, оплата договорная Страница 26

—А сменщик ваш про этих теток ничего не знает? — спросил Борис.

—Нет, — страрушка поджала губы. — Он у нас человек временный. Проработал лето и был таков.

«Как раз, когда сюда наведывалась катерина!»

—Что ж, спасибо и на этом.

Милейшим образом улыбнувшись, Устинов откланялся и направился на условленное с Богунским место. Он шел по улице, методично вычленяя из собранных за день сведений главное. Более всего хотелось знать одно: чем Катя — заурядная девушка из обычной семьи, с типовой судьбой и рядовой зарплатой заслужила внимание стольких людей и стала эпицентром стольких событий? Катька не имела допуска к государственным и коммерческим тайнам. Не обладала редкими свойствами и талантами. Не была знакома с видными политиками и учеными. Не могла засвидетельствовать чье-либо преступление.

Тем ни менее, сегодня из-за Катерины погибли люди, а раньше две странные особы пять месяцев держали Катю под неусыпным вниманием. Зачем? Почему? Если причина: не ум, честь, совесть, талант, связи, значит, предмет интереса — тело, другого не остается. В сексуальном или физическом плане? В физическом, следовало признать. Морозова — не королева красоты, не топ-модель. Сумасшедшие поклонники-миллионеры и фанатики-толстосумы не толпятся возле ее порога. Катька — красивая баба, безусловно, но заурядная, таких кругом полным-полно.

Борис нервно кусал губы. Единственным логическим объяснением случившемуся, могла быть уникальность Катиного тела, которое вдруг кому-то срочно понадобилось.

Произнести слово «трансплантация» было страшно даже в мыслях. Но только оно оправдывало возникшую кутерьму. «А героин? Вдруг, и, правда, мафиозные разборки?» — Устинов попытался спрятаться от правды и поверженно признал: нет, жалкая 50-граммовая пайка героина в раскрывшихся раскладах не стоила и полушки.

Бравурная мелодия мобильного вспорола тишину зала. Объявилась Юля.

— Да, слушаю.

— Как дела? Нашел Катю?

— Нет.

— А я, представь себе, встретила ее у своих знакомых. Она цела и здорова и собирается тебе звонить. Если хочешь, дам координаты.

— Конечно. Хорошо, спасибо, — Борис аккуратно записал номер телефона и адрес. На его лице не дрогнул ни один мускул. Звонить Кате ему запретили. Юлина помощь, как обычно, оказалась некстати.

— Между прочим, с ней Рекса.

Когда он уходил из дому, собака спала без задних ног, нанюхавшись снотворного. Как же она оказалась с Катериной?

— Все в порядке. Можешь не волноваться.

— Теперь я абсолютно спокоен.

Не дождавшись новых вопросов, Юля с тяжким вздохом оборвала связь. Борис тоже вздохнул. Но с облегчением. Слава Богу, нашлась Катя. И любовница не затеяла очередное выяснениеотношений.

Катя

— Глеб Валерьянович и Юлия уехали. Для вас в гостиной записка, — София, сменив темное строгое платье и кружевной фартук на брючный костюм, при макияже и прическе превратилась из заурядной домработницы в эффектную статную даму.

На столе голубел конверт. В нем лежали купюры и листок бумаги.

«Как мы и договорились, оставляю деньги и прошу присмотреть за собакой». — Далее следовала приписка, сделанная другой рукой. — «Пожалуйста»

— Я ухожу, — продолжила София. — А вы не стесняйтесь, располагайтесь как дома. На охранника не обращайте внимания. Еда в холодильнике, телевизор, книги и журналы — на виду. Есть вопросы?

— Есть! Вы всегда на незнакомых людей дом бросаете?

София скорчила пренебрежительную гримасу.

— Без моего разрешения вас не выпустят со двора.

— Это еще почему? — взвилась Катерина.

— Вы взяли деньги и теперь подчиняетесь мне.

— Глебу Михайловичу!

— Я здесь главная.

— Он тоже так считает?

— А как же. Но главное, что по сему поводу думаю я.

Катя, поневоле примерила ситуацию к себе. Сумела бы она занять достойное положение, случись пойти в прислуги?

— В нашем бизнесе главное — отношение к хозяевам, — обозначила приоритеты женщина. — Надо очень уважать себя, чтобы обслуживать чужих людей. Мы с Глебом Валерьяновичем достаточно быстро нашли общий язык. Он — человек умный, тактичный, с понятием. Не то, что Юлия.

— Суровая вы дама, — восхищенно ахнула Катя.

— Я двадцать лет прослужила секретарем директора крупнейшего завода. Меня главные инженеры и инструкторы райкома партии по струнке ходили. Неужели я с какими-то буржуями не управлюсь?

— А не боитесь, что уволят?

— Нет. — София подняла выщипанную бровь. — Во-первых: бояться никогда ничего не следует. Во-вторых: в нашем союзе сильная сторона — я. И в-третьих: я не допускаю ситуаций, когда кто-либо вместо меня решает мою судьбу. Я умею быть необходимой. В этом — секрет силы и уверенности. Необходимой! А не приятной, услужливой, милой. На мне держался завод, на мне держится дом Глеба Валерьяновича. Я — фундамент власти, фундамент не увольняют, без него здание рушится.

— Как же стать необходимой?

— Очень просто. Надо захотеть! — София направилась к двери, — Но я заболталась, меня ждут. Пока.

От нечего делать Катерина решила совершить обзорную экскурсию по дому. Коттедж готовили к зиме, поэтому в большинстве комнат мебель вывезли. Разруха не коснулась только кухни. Царство Софии поражало порядком и роскошью. В остальном, дом мало соответствовал понятию «нормальное жилье» и больше напоминал зал ожидания.

Катя улыбнулась мечтательно. Как хорошо, что она оказалась в пустом, охраняемом доме. Как замечательно, что все уехали. Как чудесно, что рядом Рекса. Для полного счастья не хватало только успокоить Устиновых.

У Бориса было занято, а вот до тети Иры с третьего раза удалось дозвониться. Правда, разговор не получился. Связь оборвалась буквально через минуту.

«Телевизор что ли включить… — Катя убавила звук, устроилась в кресле поудобнее, прикрыла глаза. По привычке последних недель в который раз принялась перебирать в памяти события последних месяцев…

Последнее, четкое воспоминание о прежней жизни — мертвая мама на полу и визгливый крик, комом застрявший в горле. Звук оборвался тишиной. Сердце замерло на мгновение, и, неуемное, двинулось дальше, в перестуке ударов дробя страх и боль. Пока длилось мгновение — Катя ощутила его вечностью — с ней произошли странные метаморфозы. Сначала сознание словно раскололось на три части. Первая, задыхалась от боли, приняла в себя страшную правду: «мама — мертва». Вторая наполнилась безмятежным покоем лжи: «этого не может быть». В третьем не было информации и эмоций, там царила ватная, душная, огромная тишина. В которой, после некоторых сомнений: ад правды или благодать лжи? — спряталось «Я».

Почти абсолютный покой, овладевший Катей, нарушало одно — воспоминание об Устинове. «Мне плохо, а Борьки рядом нет», — отсутствие привычной поддержки стало якорьком, не позволившим утонуть в безмолвии.

Дальнейшие события расплывались в памяти. Мелькали знакомые и чужие лица, тетя Ира неотступно находилась рядом, изводил вниманием Степан. Сквозь пелену забвения Катя видела и не видела, слышала и не слышала — суета вокруг воспринималась отстраненно. Защитный кокон оберегал от волнений, глушил звуки, гасил цвета, превращал мир в безвкусную бессмысленную слизь. И только отсутствие Устинова — пульсирующая от раздражения точка — требовала внимания. Катя ждала, ждала и звала. Борька! Борька! Борька! Сигналил без перерыва маячок в мозгу.

Наконец-то! Устинов ввалился в комнату, сгреб в охапку, прижал к плечу. Наконец-то! Морзянка оборвалась. В душу снизошло долгожданное отдохновение, и жизнь тот час превратилась в сказку. В страшную и прекрасную сказку. Тишина была прекрасна. В ней был волшебный лесной островок, синяя гладь озера, нежные мужские руки. В ней утро дарило веселье, закат обещал удачу, ночи полнились удовольствием. Но тишина ужасала. Когда она таяла, временами это случалось, когда здравомыслие, рассудок — что-то рациональное — выглядывало из тьмы и с недоумением озирало маленький пятачок земли, окруженный со всех сторон водой, незнакомый деревянный дом, потное мужское тело, возбужденную плоть, становилось до невозможности страшно.

«Где я? Что со мной? — в душе рождался страх, но тут же возникало понимание — рядом Борька. Впрочем, скорее это было ощущение. Катя просто знала, что Устинов рядом и значит, ей нечего бояться. Он не позволит ни острову, ни воде, ни дому, ни мужскому телу причинить ей вред.

— Ты чуть с ума не сошла, — сказала потом тетя Ира.

— Не сошла и ладно — ухмыльнулась горько Катерина. — А какой я была? — спросила, замирая. Она почти ничего не помнила. Четкие ощущения оборвались на истеричном крике «мама» и вернулись под грохот выстрелов. Смерть мамы увела в беспамятство. Убийство мотоциклиста возвратило в реальность. Что разделяло события, чем полнились первые страшные дни? Тетя Ира неохотно призналась: