Джон Карр - Клетка для простака Страница 26

– Да.

– Когда?

– После того как послал мисс Уайт в дом. Где-то между без десяти минут восемь и восемью.

– Что заставило вас отправиться туда?

Хью развел руками:

– Мне было необходимо увидеть, как обстоит дело. Это вы можете понять, суперинтендент. Хотел посмотреть, нет ли какого-нибудь ключа к разгадке. Меня интересовало, что Фрэнк вообще делал на теннисном корте. Интересовало, что сталось с его ракеткой и мячами. Интересовало, что…

– Постоите! – резко оборвал Хедли, вскидывая голову – Вы имеете в виду теннисную ракетку, которая лежит на крыльце? Хотите сказать, что внимательно осмотрели корт и не увидели ракетку?

– Нет. Я ее действительно не видел.

– А теннисные мячи? А книгу, которую он одолжил у миссис Бэнкрофт?

– Нет.

Хью был не на шутку озадачен. Все названные предметы нельзя было не заметить. Они слишком бросались в глаза. У ракетки Фрэнка была рама из белого полированного дерева и зеленые струны; мячи были сравнительно новые, беловатые с зеленой сеткой; книга была в красном переплете с белым тиснением. Освещенные ослепительным светом, они обрели зловещую реальность. Но, даже мучительно напрягая память, Хью не мог вспомнить, видел он их после смерти Фрэнка или нет.

– И я не могу их вспомнить, – согласилась Бренда, поймав его взгляд. – Я сама была здесь некоторое время, но их не видела. – Она нервно рассмеялась – Я абсолютно уверена, что непременно запомнила бы книгу под названием «Сто способов стать идеальным мужем». Где они лежали?

Хедли колебался.

– Сержант! Сходите и покажите им это место. Мы нашли эти вещи на корте. Они были свалены в кучу под самой оградой с восточной стороны. Там, где сейчас стоит сержант, немного дальше середины. И вы говорите, что, когда были здесь последний раз, у ограды ничего не лежало?

– Уверена, что нет, – твердо ответила Бренда – Вы полагаете, что кто-то положил их там позже?

– Не знаю.

– А вы, мистер Роуленд?

– Не стану клясться, суперинтендент, но могу сказать, что не видел их.

– Поразительно, – пробормотал Старый Ник.

Хедли обвел всю группу твердым, подозрительным взглядом.

– Впрочем, не важно. Этим мы займемся позднее. Итак, мистер Роуленд, вы отправились на корт, чтобы поискать ключ к разгадке. Вы прикасались к телу?

– Нет. Да, – выпалил Хью.

Он оговорился, поправился и восстановил равновесие с такой скоростью, что два слога слились в один, словно при ускоренной звукозаписи. Они еще не успели слететь с его губ, как он вспомнил, что Бренда прикасалась к телу: она распустила концы шарфа, чтобы проверить, не подает ли Фрэнк признаков жизни. Полицейские не могли этого не заметить. Хедли не преминул воспользоваться оплошностью Хью.

– Что вы хотите сказать вашим «нда»? Вы прикасались к телу или не прикасались?

– Извините. Я забыл. Да, прикасался. Я ослабил узел шарфа на его шее.

– Зачем вы это сделали?

– Проверить, не осталось ли в нем признаков жизни.

Брови Хедли поползли вверх.

– Так ли? Уже в половине восьмого вы знали, что он не подает никаких признаков жизни. Или вы полагали, что в восемь они появятся?

Это уже совсем плохо.

Живая, бодрствующая часть сознания Хью говорила ему:

«Вот осел; когда же ты научишься думать прежде, чем говорить?» Другая часть отчаянно искала, что ответить. Но тут он услышал свой собственный на удивление спокойный голос:

– Я неудачно выразился, Конечно, я знал, что он мертв. Но в случае насильственной смерти, даже зная, что человек мертв, всегда посылают за врачом. То же было и со мной. Узел шарфа был распущен. Я знал, что Фрэнк мертв, но должен был убедиться.

– Поразительно, – пробормотал старый Ник.

Инвалидное кресло со скрипом приблизилось еще на несколько футов, что уже начинало производить гипнотический эффект.

– Суперинтендент, – проговорил Ник мягким, усталым, почти трагическим голосом. – Я не хочу вмешиваться. Сегодня я уже наговорил кучу вздора, за который мне становится стыдно. Но все-таки можно мне кое-что сказать?

Хедли подозрительно посмотрел на него.

– В зависимости от того, насколько это важно. Это важно?

– Боюсь, – продолжал доктор Янг, пытаясь подражать своим былым грубовато-добродушным манерам, – что старый Ник теперь мало кого интересует. Смерть Фрэнка, естественно, меня потрясла. Но в то же время я не хочу, чтобы вы подумали, будто я держу зло на молодого Роуленда. Вовсе нет. Сегодня, будучи не в себе, я, возможно, наговорил много глупостей, но зла я не держу. И не потому, что я простил – отнюдь нет, – а потому, что хочу, чтобы Бренда была счастлива.

– Да, да, ну же!

– Джерри Нокс и я, – продолжал Ник, вынимая носовой платок и сморкаясь, – всегда старались делать для Бренды все, что в наших силах. Да, старались. Если бы Бренда подошла ко мне и сказала: «Ник, я не хочу выходить за Фрэнка, я хочу выйти за этого парня Роуленда», я бы сказал. «Хорошо, дорогая, если ты действительно этого хочешь, давай, выходи. Ты ведь не думаешь, что старый Ник встанет на твоем пути?»

– Ник, пожалуйста, – воскликнула Бренда. Она спрыгнула с крыльца и подбежала к нему.

– Ну-ну, моя дорогая, – сказал Ник, гладя ее по руке. – Я не хочу, чтобы ты думала, будто я ищу сочувствия. Пойми это! Кое-кто из нас уже не так молод, как бы ему хотелось. Но я вовсе не поэтому обращаюсь к суперинтенденту. Нет, я обращаюсь к нему потому, что… Дорогая, у меня в кармане спички и пачка сигарет. Ты не дашь мне огня?

Бренда исполнила его просьбу. Когда она чиркала спичкой, руки у нее дрожали. Хью видел ее лицо над пламенем, оно пылало, и в нем читались сострадание, чувство вины и даже стыд – и в ее выражении молодой человек увидел серьезную опасность всему, что связывало его с Брендой.

Чего доброго, Ник еще завоюет ее.

– Нет! – отчеканил Ник, беря у нее спичку и откидываясь на спинку кресла, под лучами прожекторов вверх поползли кольца голубого дыма. – Так вот, суперинтендент, я, что называется, теоретик. О преступлениях мне известно только по книгам. Но и Фрэнка, и Бренду я всегда учил в случае необходимости мыслить быстро и правильно. Я был для них своего рода наставником.

– Да, дорогой, – подтвердила Бренда серьезным тоном.

– Да. Да? Вы желаете знать, каким образом мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов и с соответствующим размером ноги смог надеть туфли четвертого размера. Я могу вам сказать, – яростно прошипел Ник. – Но вот в чем беда. Я не держу зла на молодого Роуленда. И не хочу, чтобы вы думали, будто я хочу его обвинить, поскольку это не так…

– Минуту, доктор Янг, – прервал Хедли. – Если у вас есть что нам сказать, говорите.

– Именно это я и делаю. Не знаю, сам ли я додумался или прочел в каком-нибудь рассказе. Но я вспомнил про акробатический трюк, относительно которого Роуленд заключил с Фрэнком пари. Потому-то мне и пришло это на ум. Они держали пари две недели назад. – Ник поднес руку, в которой держал сигарету, ко лбу. – Суперинтендент, вам не нравится странный вид этих следов? И – да поможет нам Бог! – мне тоже. Они словно петляют. Вы говорили то же самое, так ведь?

Хедли едва не потерял терпение:

– Говорил или не говорил, к чему вы клоните, сэр? В чем заключалось пари Роуленда с мистером Доррансом?

– В том, – пробормотал Ник, – что Роуленд пройдет через весь наш сад на руках.

В голове Хью словно раскрылось окно: он понял, к чему клонит старик. Он вспомнил тот вечер в саду. Вспомнил, что до дела так и не дошло. Понял, что, выражаясь фигурально, все переворачивается с ног на голову, грозя его уничтожить.

– Ужасно говорить такие вещи, – сокрушенным тоном уверял Ник. – Но это может сделать любой порядочный гимнаст. Мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов не может надеть на ноги туфли четвертого размера. Но он может надеть их на руки.

Все это время я опасался, что бедного Фрэнка убили именно таким способом. Парень, убивший Фрэнка, сказал ему: «Хотите побиться об заклад, что я дойду до середины корта в туфлях четвертого размера, которые мне слишком малы?» Фрэнк ответил: «Вам этого не сделать». Тогда убийца берет туфли четвертого размера, надевает их на руки и идет туда на руках. Вот почему следы петляют. Вот почему убийце пришлось разрыхлить землю вокруг тела Фрэнка: придя туда, убийца должен был выпрямиться. Выпрямившись, он обхватил бедного Фрэнка и задушил его…

– Ник! – воскликнула Китти Бэнкрофт.

– …и затем вернулся на руках. Я сказал «опасался», именно это я имел в виду. Почему? Ибо что бы ни случилось, я хочу видеть Бренду счастливой. И она будет счастлива, чего бы мне это ни стоило.

Разные люди, стоявшие у теннисного корта, восприняли это объяснение по-разному. Китти напряженно вглядывалась в пустоту, словно ее посетило неожиданное прозрение. Бренда была готова вот-вот разразиться истерическим смехом. Но ни на кого не произвело оно более странного впечатления, чем на суперинтендента Хедли. После продолжительного молчания Хедли присвистнул и задумчиво проговорил.