Адива Гефен - Алмазная пыль Страница 27

— А кого я буду спрашивать?! — вспыхнул грозный Макс, а сам уже облачился в свое серое зимнее пальто, висевшее на двери, и пошел рядом со мной вдоль коридора, выкрашенного светло-зеленой краской, в задний дворик больницы.

— Так что же с тобой произошло, Габиляйн? — спросил он, едва мы успели сесть на зеленую скамейку.

— Сначала ты расскажи, что от тебя нужно было Саре Курт. Шамир едет сюда, и у него к тебе миллион вопросов. Тебе придется мне всё рассказать, дедушка! Дело принимает серьезный оборот!

— Сара? — он усиленно наморщил лоб. — Нет, не знаю. — Он поднял воротник и притворно закашлялся.

— Сара — это дочь Веры-Леи Курт, — не отставала я, пока он продолжал кашлять. — Она звонила мне несколько недель назад. Хотела поговорить с тобой.

Не отвечая, он страдальчески уставился в стену перед собой.

Я извлекла решающее оружие:

— Якоб знает, кто это. Что ты будешь делать, когда он заговорит?

— Якоб сумасшедший! Кто ему поверит?

— Деда, я же знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты ее знаешь! — подластилась я. — Что ты от меня скрываешь? И почему все вдруг заинтересовались твоей коллекцией картин?

— Есть вещи, о которых тебе лучше не знать, — и он посмотрел на меня, как капитан на тонущий корабль.

— Гросс фатер, я всё равно уже замешана, так дай же мне помочь тебе.

— Это всё твой отец! Это его идея… — вздохнул дедушка. — Это он просил меня с ней встретиться. Он сказал, что одна фрау заинтересована в покупке квартиры в нашем доме — в том, что на Ахад а-Ам. Одну квартиру я готов продать… Семье нужны деньги.

— Почему, дедушка?

Он сердито отмахнулся:

— Я уже сказал тебе… — он зашелся сухим хриплым кашлем. — Алзо, эта фрау не хотела смотреть квартиру. Когда она приехала, то сказала, что ее бизнес — это картины о прошлой жизни… Что у нее в Америке есть крупные клиенты, которые ищут такие картины…

— И эта фрау была Сара Курт?

— Найн! — дедушка резко выпрямился на влажной скамейке. — Я помню только Веру-Лею Курт. Профессоршу. Она Якоба чуть не убила! А эта по телефону назвала свое имя, американское такое… Арлин… Да, Арлин Прист… Пост… Или Постер…

— Я думаю, что это была Сара Курт… — прошептала я. — Но что же все-таки случилось, деда? Почему ты решился продать квартиру? Дело ведь не только в папином «Париже», правда?

Он хранил упрямое молчание.

— Дедушка, или ты сделал что-то такое, из-за чего мне следует переживать за тебя?

— Думаешь, я ее убил? Абер найн! Найн! Клянусь именем бабушки!

— Бабушка умерла.

Он засмеялся:

— Габи, твой дед никого не убивал!

— А Якоб? Что сделал он?

— Да что же это такое?! — рассердился он так, будто я на самом деле обидела его подопечного.

— Не знаю… Возможно, Якоб увидел эту женщину и подумал, что она — Вера-Леа Курт, испугался и набросился на нее. Ты же сам говорил, что он немного неуправляем…

— Найн!

— Может, он подумал, что она пришла снова забрать его в больницу, и решил…

— Найн, Габриэла, найн!

— Почему ты не рассказал сыщику, что должен был встретиться с этой Арлин?

— Я растерялся, только и всего… Я уже стар, Габи…

— А это что? — я вытащила картинку с тремя девушками в матросских костюмах.

— Вас из дас? И ты тоже? Твой отец тоже спрашивал про эту картину…

— Хватит, дедушка! Перестань! — вспылила я. — Это было в кармане твоего пиджака вместе с чеком из такси. Три маленькие морячки. Я спросила тебя о них позавчера вечером, у тебя дома. Ты и тогда не ответил. Может быть, хватит водить меня за нос?

— Я никогда не видел этой картины до того, как твой отец мне ее показал!.. — он побагровел от напряжения. — Пойдем, Габи, — сказал он после продолжительного молчания. — Надо подумать. Вернемся в отделение. — Я протянула ему руку, и он, с трудом поднявшись, оперся на нее. Впервые в жизни Макс Райхенштейн опирался на свою внучку! События последних дней вернули ему его настоящий возраст…

— Вас ждут, господин Райхенштейн, — сказал полицейский, сидящий у двери дедушкиной палаты.

Ну, конечно! Доблестный капитан Шамир! Он с улыбкой посмотрел на меня:

— Вы сегодня рано встали, госпожа Амит. Как прошла ночь?

— Ночь была беспокойной.

Его взгляд выразил вопрос.

— Нет, нет, больше никаких взломщиков. В этом смысле всё было тихо, — сухо ответила я. Мне показалось, что он смутился.

— Господин Райхенштейн, — подчеркнуто учтиво сказал Шамир. — Вы позволите задать вам несколько вопросов?

Шамир протянул дедушке лист бумаги:

— Это вам знакомо?

Ни один мускул не дрогнул на лице дедушки:

— Найн, не знакомо.

Шамир передал листок мне:

— Может быть, вы знаете?

Это был снимок, распечатанный с интернета, — вверху над снимком был адрес сайта. Те же три девушки, только на этот раз не в матросских костюмах, а в роскошных меховых манто. Их волосы были распущены, а босые ноги утопали в белом пушистом ковре, по которому были разбросаны стеклянные шары и синие цветы. На полях листа значилось: 1910, Три девушки в мехах, Зуциус.

— Нет, не знаю, — сказала я, возвращая Шамиру листок.

— Оставьте себе, — сказал он. — Может быть, вы или ваш дедушка, что-нибудь вспомните…

— Почему вы так с ней разговариваете, господин Шамир? — не сдержался дедушка.

— Господин Райхенштейн, — Шамир многозначительно на него посмотрел. — Я разговариваю так потому, что этот снимок был у вас. В вашем кабинете.

— У меня? Найн!

— Я нашел это среди картин, лежавших на кровати.

— Картины на кровати? О чем это вы?

— Габи вам не рассказала?

Черт! Я виновато посмотрела на него.

— Вчера кто-то проник в ваш дом, — сообщил сыщик. — Мы думаем, что они искали что-то определенное, возможно — этих девушек.

— Понятно, — сказал дедушка дрожащим голосом. В его глазах, обращенных ко мне, было страдание. — Езли изкали, то они ошиблись, — немецкий присвист снова овладел его речью. Он был сильно взвинчен. — У меня нет ничего похожего на эту картину… Габиляйн, твои синяки… Это воры?…

Я отрицательно помотала головой. Он облегченно вздохнул:

— Понял… Хорошо, но это не моя картина. Хотел бы я, чтоб она была моей…

— Вы удивитесь, но на этот раз я вам верю, — сказал Шамир. — Только мне кажется, вы догадываетесь, кто искал эту картину. Я прав, господин Райхенштейн? А может быть, не «искал», а «искала»?

— Нет, — дедушка упрямился, а я чувствовала, что силы меня покидают. — Не имею ни малейшего понятия.

Господи! Почему он не хочет сказать правду? Это становится невыносимо! Но я не осмелилась произнести ни слова…

— Ты действительно не знаешь эту картину, дедушка? — спросила я, когда мы с ним тряслись в «форде», увозящем нас из больницы в дом моего отца. На западе садилось солнце, и небо было окрашено в густо-розовые тона раннего зимнего заката.

— Найн, — упрямо повторил он.

— Она очень похожа на картину с девушками в матросских костюмах. А вдруг это часть серии…

— Хватит, Габи! Оставь меня в покое, я спать хочу, — сказал он и закрыл глаза.

Он не возразил, когда я сообщила, что беру его с собой в Рамат а-Шарон, и даже глазом не моргнул, когда я упомянула вскользь, что Мориц тоже туда прибежал. Неужели он действительно так слаб?

На пороге дома, кутаясь в черное пальто, сидел Газета. Очевидно, он вернулся с вечерней прогулки, но на сей раз — без газет. Увидев нас, Газета поднялся и, когда дедушка приблизился, встал перед ним на вытяжку, как солдат перед офицером.

— Мне необходимо вернуться в Тель-Авив, — расстроено сказала я, когда мы вошли в дом. — Сюзан заставляет меня пойти с ней на какой-то идиотский ужин. Пообещай мне, что останешься дома и будешь отдыхать… И никаких ночных встреч! — попросила я своего горячо любимого деда. Он безучастно кивнул. Если бы я попросила поджарить мне медузу или связать купальник с «косами», он бы тоже согласился. Его мысли были далеко.

— Мирьям — домработница — придет утром, — сказала я, помогая ему снять пальто. — Она купит продукты и приготовит вам что-нибудь. А мне нужно идти…

— Иди, Габиляйн, не беспокойся, битте, мы не пропадем, — и он погладил меня по голове.

Игрун ждал на ковре в гостиной, чтобы сразу показать мне, где он оставил подсохшую кучку. Это у котов такой примитивный способ выражать свое недовольство жизнью и уровнем обслуживания.

— Что ты наделал, глупый котяра! — заорала я, когда он стал тереться о мою ногу. Игрун опрокинулся на спину, предлагая погладить его по холеной шерстке.

Наскоро приняв душ, я озабоченно перебрала свой гардероб. Интересно, что надевают на встречу со спонсором? Черное годится на любой случай, решила я и влезла в черные брюки с искрой и черный джемпер. Без четверти восемь раздался стук в дверь. На пороге, затянутая в брючный костюм цвета бордо, стояла Сюзан.