Рут Ренделл - Эксгумация юности Страница 28

— Когда ты ждешь его домой?

Ее мать, казалось, совершенно забыла о таинственном докторе.

— Какое это имеет значение, во сколько я жду его?

— О, мама, хочешь, я останусь? — спросила Джудит, потому что знала, что должна была это спросить. То, что должно было произойти, было ужасно. — Я могу позвонить Морису. Машину я могла бы оставить здесь, возле дома.

Но Розмари внезапно проговорила:

— А как она выглядела, та женщина?

— Фрея сказала, что она была высокой и в темной одежде — ну да, и еще добавила, что она «уже в возрасте».

— Понимаю. — Ее мать посмотрела так, будто ничего перед собой не видела. — Мне что же, станет лучше, если она стара? От этого только хуже. Нет, я не хочу, чтобы ты оставалась, милая. Я сама встречу его.

За истекшие несколько минут ее старая мать не постарела; она как-то… выросла. В своем возрасте она наконец увидела, какой бывает жизнь.

В то время как его дочь проводила «расследование», Алан лежал в постели с Дафни. Они находились там с утра, не считая небольшого перерыва на обед в «Карлуччо», откуда возвратились ради того, чтобы вновь предаться любовным ласкам. Потом оба умиротворенно заснули. Вечером Алан спустился вниз и принес бутылку шампанского, которое еще днем поставил в лед, и отрезал два больших куска морковного пирога, который купил, пока они были в городе. Им нравился морковный пирог; это была одна из многих вещей, которые их сближали — причем оба были худыми и никогда не задумывались о своем весе. «Мы слишком старые для подобной ерунды», — сказала как-то Дафни. Шампанское наконец было выпито, пирог — съеден, и в девять Алан сказал, что ему пора. Он сам понимал, что не хочет никуда идти, но приходится. И что пока так будет лучше. Дафни надела халат и вручила ему связку ключей от наружной двери.

— Тебе может это понадобиться, — сказала Дафни. — Есть у меня такое предчувствие…

— Как-то не похоже на тебя.

— Да нет, как раз похоже. Не забудь: ведь я когда-то была гадалкой.

Он вспомнил об этом в метро — как раз, когда поезд проходил через Шейрсбрук. Там находилась школа, в которой он когда-то учился. Почему он вспомнил об этом, он не знал. Что такое предчувствовала Дафни? Ерунда какая-то. Он нащупал в кармане ключи вместе с ее карточкой.

Когда он вышел из поезда, на часах было десять тридцать. Алан чувствовал, что устал. Путь пешком на Трэпс-хилл был короче любых других маршрутов через Лоутон, но даже когда они жили на Харуотер-драйв, в самом конце Черч-хилл, он никогда и не думал взять такси. Теперь прошли годы, он сильно постарел, а в переулке стояло такси, словно приглашая его воспользоваться транспортом. Но Алан все равно отправился пешком и пока шел, думал о своей прошлой жизни. Говорят, она разом проносится в голове тонущего человека. Он вспомнил водоводы, учебу в школе, университет; Дафни, снова Дафни, расставание; затем Розмари и брак, дети, внуки, уход на пенсию. Как же мы все-таки отдаляемся от собственных детей, думал Алан. Его мало волновало, что сейчас думают о нем дети. Вероятно, они все-таки любили его. Волновался ли он о том, что думает Розмари? То, чего он хотел, хочет большинство мужчин, и эта простая истина поразила его в самое сердце. Они не хотят неприятностей, вот в чем дело, они хотят спокойной жизни без проблем, — и это для сильного пола звучало более чем странно…

В это время — с десяти до одиннадцати вечера — Розмари обычно ложилась. Так было всегда. Войдя в квартиру, Алан тихонько закрыл за собой дверь.

Она сидела в гостиной комнате. Дверь на балкон была открыта. На столе перед Розмари стоял полупустой стакан с красным вином. Есть люди, которые в моменты сильного волнения испытывают дрожь или какие-то болевые ощущения. Кто-то краснеет. Алан побледнел.

— Мне нужно выпить воды, — сказал он, после чего отправился на кухню и налил себе стакан.

Розмари ничего не ответила. Взяв бокал с вином в руку, она держала его, но так и не притронулась.

— Ты, видимо, что-то хочешь мне сказать, — проговорил Алан, вернувшись.

Она поставила бокал на стол и вглядывалась в него, обхватив пальцами ножку.

— Почему она? — вдруг сказала Розмари. — Это все, что я хочу знать. Если бы это оказался кто-то помоложе, то я по крайней мере могла бы понять, но почему она? Почему эта старая ведьма?

Он не стал спрашивать, откуда она узнала. Возможно, поговорила с Робертом Флинном. Теперь это было не так важно.

— Не стоит опускаться до оскорблений. Это вряд ли поможет.

— Есть еще кое-что, что я хочу знать. У тебя что же, были с ней отношения?

Он ожидал, что она его обязательно спросит об этом и произнесет именно такие слова. Он мог бы даже написать для нее сценарий беседы. За прошедшие недели и даже месяцы Алан, конечно, наговорил ей много лжи. Так много, что это даже вошло у него в привычку. Он обрел такой опыт, что мог врать с удивительной легкостью. Сейчас он мог бы все отрицать. Но ведь он так часто предавал ее. Неужели теперь он должен предать и Дафни?

— Ах да, — ответил Алан. — Конечно.

Розмари вскинула голову, встала и выкрикнула:

— Как ты мог? Как же ты мог?

— Мне нечего ответить тебе, Розмари. Ты сама это знаешь.

— И ты не хочешь извиниться?! Разве ты не хочешь, чтобы я простила тебя?!

— Мы можем поговорить об этом завтра? Я хочу спать.

Он вдруг подумал, что сейчас она заплачет. Но Розмари не стала. Она спросила:

— И сколько же у тебя их было? Во время нашего брака, сколько?

— Больше никого. Я ложусь спать…

Когда во время супружества наступает подобный кризис, первое действие, которое предпринимает один из партнеров — даже до словесной перепалки, — он перемещается из брачной постели в другую комнату или на диван. Когда Алан, захватив пижаму, отправился в другую комнату, то обнаружил, что Розмари уже побывала там до него: ее ночная рубашка уже лежала на кровати, а на комоде стоял небольшой радиоприемник и лежали очки.

В эту ночь ни один из них толком не выспался. Алан подумал, что споры могут длиться долго — по крайней мере так все рассказывают, — а потом он просто уйдет. Розмари никогда не жила одна. Как она поступит? Нет, он не бросит ее, будет поблизости, сделает все, что она попросит. Но не будет с ней спать и проводить все время напролет. Да, он уже стар, но это не значит, что он не имеет права на счастье. На те годы, которые ему осталось прожить на свете. Алану удалось ненадолго заснуть. Он встал в пять тридцать.

Розмари уже встала и была не в халате, как обычно в столь ранний час. На ней было цветочное платье, которое она сшила себе сама. Ее волосы были тщательно уложены и завиты, как будто она готовилась к какому-то торжеству. Алан, к своему ужасу, понял, что все было не «как будто» — она специально ждала, когда он проснется. И он вздрогнул. Видимо, таким способом она попытается вернуть его.

— Алан, если ты пообещаешь больше не встречаться с ней, я прощу тебя. Я забуду все прошлые обиды. Только пообещай мне, и тогда мы вместе забудем об этом.

Он промолчал.

— В конце концов, эта… связь длилась недолго, не так ли? Ты мог бы назвать ее моментом безумия. Тебе ведь за семьдесят. Ты ведь не хочешь перевернуть все с ног на голову? Только скажи, что больше не увидишься с ней, и подведем черту. Я ни разу не упрекну тебя.

Это было то, чего Алан не ожидал. В словах Розмари чувствовался здравый смысл. Мужчины хотят мира и спокойствия. Больше пятидесяти лет он действительно жил без волнений и забот. Но больше такого не хотел. Он хотел Дафни, и их возраст в данном случае не имел для него значения.

Он высказал ей все, о чем размышлял бессонной ночью: что готов быть рядом, когда он ей понадобится, что никогда не бросит ее. Потом добавил, что она может оставить себе эту квартиру, что он обеспечит ей любой доход в пределах разумного. Но жить он с ней не будет. И что он останется еще ненадолго, чтобы упаковать свои вещи.

Затем произошло то, чего он боялся и по поводу чего уже успокоился. Казалось, этого не должно было случиться. Розмари встала, сжала кулаки и закричала. Она била кулаками ему в грудь и вопила прямо в лицо. Конечно, Алан был намного сильнее ее, но даже он был потрясен этим зрелищем. Он держал ее руками, с трудом перенося этот крик. Он знал, что самое верное средство в данном случае — это звонкая пощечина, но на такое он решиться не мог. Потом все изменилось с точностью до наоборот. Вместо крика Розмари принялась его целовать, сдавливая плечи и захлебываясь слезами…

— Розмари, остановись, — попросил он. — Пожалуйста, прекрати.

Продолжая рыдать, она бросилась на диван. Алан вошел в спальню, которую до сих пор делил с ней вплоть до предыдущей ночи, отыскал чемодан и уложил в него одежду. Большую часть его вещей придется отправлять грузовиком, но кто этим займется? Кто-нибудь из детей? Теперь он расслышал крики Розмари. Она стояла в дверном проеме спальни.