Адриан Дойл - Весь Шерлок Холмс. Вариации Страница 28

— Хорошо, хорошо, — с добродушной усмешкой отозвался Холмс. — Признаюсь вам совершенно конфиденциально, майор, что все дело в разбитых осколках стекла, которые, как вы видели, я сложил в камин. Завтра утром я вернусь и сложу их вместе, и тогда, я уверен, я смогу представить вам доказательства, которые, несомненно, вас устроят. Кстати, инспектор, Мак, вы, конечно, едите устриц?

Лицо Макдоналда запылало.

— Мистер Холмс, я всегда уважал вас, — отрезал он, — но иногда сам черт не разберет, что, собственно… Ну какое, к дьяволу, отношение ко всему этому имеют устрицы?

— Просто для того, чтобы съесть устрицу, вы воспользуетесь ближайшей к вам вилочкой. Опытный наблюдатель, несомненно, придал бы значение тому факту, что вы, скажем, вместо этого взяли бы вилочку от соседней тарелки. Я даю вам информацию для размышления.

Макдоналд напряженно уставился на моего друга долгим взглядом.

— Ну-ну, мистер Холмс, — наконец сказал он. — Это оч-ч-ень интересно! Неплохо было бы узнать, что вы предлагаете?

— Я посоветовал бы вам забить досками разбитое окно, — ответил Холмс. — Кроме того, не позволяйте ни к чему прикасаться, пока мы не встретимся завтра утром.

— Пойдемте, Уотсон, уже второй час. Сейчас нелишне бы отведать кальмара по-сицилийски.

В течение дня я был занят своим вечерним обходом и попал на Бейкер-стрит только к вечеру. Дверь мне открыла миссис Хадсон, и я слегка задержался на лестнице, отвечая на ее вопрос, останусь ли я к обеду, когда по всему дому прогремел громкий выстрел. Миссис Хадсон схватилась за перила.

— Ну вот опять, сэр, — запричитала она, — не прошло еще шести месяцев, как он отстрелил все шишечки у камина! Он говорит, что все это в интересах правосудия. О, доктор Уотсон, сэр, если вы не поспешите — на сей раз это будет, наверное, дорогая газовая горелка!

На бегу утешая дорогую нашу хозяйку, я кинулся вверх по лестнице и ворвался в дверь нашей гостиной, как раз когда прогремел второй выстрел. Сквозь облако едкого дыма я разглядел Шерлока Холмса. Он полулежал в кресле, завернутый в халат, с сигарой во рту и дымящимся пистолетом в правой руке.

— А, Уотсон, — лениво произнес он.

— Господи, Холмс, это просто невыносимо! — воскликнул я. — Комната провоняла, как стрельбище. Если вам наплевать на то, что вы все портите, я прошу вас, по крайней мере, подумать о нервах миссис Хадсон и ваших клиентов.

Я широко раскрыл окна и с облегчением обнаружил, что шумный поток экипажей и колясок, по-видимому, заглушил звуки выстрелов.

— Воздух в комнате в высшей степени нездоровый, — свирепо добавил я.

— Уотсон, я не знаю, что бы я без вас делал? — заметил Холмс. — Как я уже имел случай отметить, у вас несомненный талант быть своего рода пробным камнем для высшей работы мысли.

— Пробным камнем, который, если не ошибаюсь, трижды нарушал закон, чтобы помочь вам, — с некоторой горечью ответил я.

— Мой дорогой друг! — сказал он, и что-то в его голосе сразу же погасило обиду и успокоило мои взъерошенные чувства.

— Я уже довольно давно не видел, чтобы вы курили сигары, — заметил я, усаживаясь в свое старое кресло.

— Это вопрос настроения, Уотсон. В этот раз, например, я позволил себе вольность похитить одну из сигар покойного полковника Уорбуртона.

Он замолчал и взглянул на каминные часы.

— Да, у нас есть еще час, — сказал он. — Так что давайте оставим в покое бесчисленные человеческие пороки и обратимся к тому высшему, что есть в каждом, даже самом худшем из нас. Страдивари, Уотсон! Он сзади вас, в углу.

Было около восьми часов, и я только что зажег газ, когда раздался стук в дверь и длинная, угловатая фигура инспектора Макдоналда в пальто из шотландки ввалилась в комнату.

— Я получил вашу записку, мистер Холмс, — сообщил он, — и все сделано так, как вы велели. В полночь в садике перед фасадом будет констебль. Об окне не беспокойтесь, мы сможем проникнуть внутрь, не поднимая шума.

Холмс потер руки с длинными пальцами.

— Отлично, отлично. Вы проявляете такие способности в… э-э… выполнении поручений, что, несомненно, далеко пойдете, — сказал он дружелюбно. — Миссис Хадсон накроет нам ужин прямо здесь, а затем трубка-другая помогут нам скоротать время. Я думаю, что, если мы займем нашу позицию до полуночи, это может губительно отразиться на моих планах. Итак, мистер Мак, придвигайтесь поближе и попробуйте этот табак. Уотсон может подтвердить, что он говорит сам за себя.

Вечер прошел довольно приятно. Шерлок Холмс, будучи в прекрасном расположении духа, внимательно выслушал рассказ полицейского из Скотленд-Ярда о банде французских фальшивомонетчиков, деятельность которых реально угрожала стабильности луидора, а затем, в свою очередь, развлек шотландца весьма незамысловатой теорией воздействия рунических сказаний на развитие шотландских кланов.

Часы, пробившие полночь, вернули нас к неумолимой реальности ночи.

Холмс прошел к своему письменному столу, и когда он открыл ящик и вынул из него свинчатку, то в круге света от настольной лампы с зеленым абажуром я увидел его помрачневшее, серьезное лицо.

— Положите это в карман, Уотсон, — сказал он. — Я, допускаю, что противник может напасть на нас. А теперь, мистер Мак, если вы готовы, мы тихонько спустимся вниз и возьмем кэб, так как, по всей вероятности, миссис Хадсон уже час как в постели.

Была ясная, звездная ночь, и короткая дорога сквозь лабиринт маленьких улочек вывела нас на Эджвер-роуд. Холмс велел кэбмену остановиться на углу, и, когда мы вышли, перед нами простиралась Кембридж-террас в пустынном одиночестве перемежающегося света фонарей и теней.

Мы поспешили по улице и свернули в ворота, ведущие к цели нашей поездки.

Макдоналд кивком указал на доски, которые теперь закрывали разбитое окно.

— С одной стороны они не закреплены, — прошептал он, — но двигайтесь осторожно.

Раздался легкий скрип, и через мгновение мы протиснулись между досками и очутились в полной темноте в музейной комнате полковника Уорбуртона.

Холмс достал из кармана плаща потайной фонарь, по тонкому лучу которого мы пробрались вдоль стены к алькову, где стояла кушетка.

— Сюда, — прошептал мой друг. — Здесь будет не так уж неудобно, и для нас это достаточно близко к камину.

Ночь была необычайно спокойной, и оказалось, что это очень скучно — стараться не заснуть. Один раз мимо в экипаже проехали припозднившиеся гуляки, и звуки их пения и цоканье лошадиных копыт постепенно замерли где-то в направлении к Гайд-парку, а примерно через час мы услыхали глухой галоп пожарных лошадей, неистово пронесшихся по Эджвер-роуд со звоном колоколов и похожим на пистолетные выстрелы щелканьем извозчичьего хлыста. Все остальное время тишина не нарушалась ничем, кроме тиканья старинных часов в другом конце комнаты. Из-за воздуха, напоенного затхлыми ароматами восточного музея, меня охватывала все большая сонливость, и в конце концов мне пришлось сосредоточить все свои силы только на том, чтобы не уснуть.

Я упоминал уже, что в комнате было совсем темно, но после того, как мои глаза привыкли к обстановке, я обнаружил, что бледный луч света уличного фонаря пробивается сквозь доски, закрывающие французское окно, и, медленно проследив его путь, я уперся взглядом в нечто такое, от чего меня пробрала дрожь.

Лицо, бледное и неясное, однако ужасное, как порождение ночного кошмара, смотрело на меня с того места, куда падал тусклый лучик света. Должно быть, я непроизвольно вздрогнул, так как тут же почувствовал, что Холмс наклонился ко мне.

— Маска, — прошептал он. — Похоже, что наш трофей будет менее впечатляющим, но зато гораздо более опасным.

Откинувшись назад, я попытался расслабиться, но вид этой жуткой реликвии направил мои мысли в новое русло.

Я представил себе угрожающую, закутанную в белое фигуру слуги-индуса и попытался припомнить, какими именно словами описывала мисс Марри то впечатление, которое производила на нее посмертная маска.

Достаточно зная об Индии, я представлял себе, пожалуй, даже лучше, чем Холмс, что религиозный фанатизм и ощущение святотатства не только оправдывают любое преступление, но и пробуждают в верующем такое коварство в достижении своей цели, которое значительно превосходит все изобретения западного ума, какими бы изощренными ни были в этом отношении наши соплеменники.

Я размышлял, следует ли мне поделиться этими соображениями с моими товарищами, когда мое внимание привлек скрип дверной петли. Нужно было, не теряя ни секунды, предупредить Холмса, что кто-то входит в комнату. Но едва я протянул руку, как обнаружил, что моего друга уже нет возле меня.

Некоторое время стояла полная тишина, а затем согнутая фигура человека, чьи шаги были приглушены ковром, пересекла слабый луч света от окна и исчезла в тени прямо передо мной. Мне почудилось, что я заметил плащ с высоким воротником и тусклый блеск тонкого продолговатого предмета, зажатого в приподнятой руке. Через мгновение в камине мелькнул свет, как будто отодвинули экран потайной лампы, и я услышал тихий звон разбиваемого стекла.