Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) Страница 28

– Я понятия не имею о дальнейшей судьбе картин, покидающих мою мастерскую, мистер Холмс. Меня это не интересует, а к тому же интересоваться этим я счел бы нескромным.

– Вас можно понять. Подобный интерес мог бы завести вас далеко и снабдить знаниями, которые бы вам удовольствия не доставили.

На секунду тонкие губы старика тронула легкая улыбка. Он выпрямился в кресле и, глядя на Холмса в упор, кивнул.

– Думаю также, – продолжал Холмс, – что у вас имеется немало заготовленных заранее подмалевок-набросков к знаменитым картинам, литографии с которых распространены и легкодостижимы.

– Верно. Часть работы – так сказать, общий костяк, – я делаю загодя. Это ускоряет дело и сокращает время нахождения у меня оригинала.

– Но в случае с де Гранвилем подобное было невозможно, не так ли? Ведь с “утерянной картины” литографии существовать не могло, и поэтому с оригиналом вы провозились дольше.

Еще один еле заметный кивок.

– Вы замечательный слушатель! – воскликнул Холмс. Он встал, увлекая за собой и меня. – Ваши умолчания были весьма красноречивы. Так что расследование почти у цели. Благодарю вас!

– Благодаря, не забывайте, прошу, что никаких сведений я вам не сообщил и не сказал ни “да”, ни “нет” на все ваши предположения.

– Конечно. Действующие лица этой неприглядной пьески выдадут себя сами, без помощи со стороны. Идемте, Ватсон, проверим, дождался ли нас кэбмен.

И мы, поспешно откланявшись, расстались с собачником.

Меня удивили как скорость, с которой получило завершение это дело, так и кровавый финал его. Я и предположить не мог, что история пропавшей картины, выглядевшая поначалу такой нелепой, может окончиться убийством и позором для всей семьи.

Кэбмен, оказавшийся человеком слова, все еще был на углу, поджидая нас. Правда, при нашем появлении обветренное лицо его выразило явное удовольствие и облегчение.

– Обратно на Бейкер-стрит? – спросил он, когда мы уселись.

– Нет, – отозвался Холмс. – В Мейфэр. Грустная история, Ватсон, – заметил мой друг. Он закурил, откинувшись на спинку сиденья. – И от финала ее больше всего пострадает единственный действительно ни в чем не повинный персонаж этой драмы.

– Леди Дарлингтон?

Он мотнул головой:

– Ее муж. Если будут обнародованы факты, вся карьера его пойдет прахом. А леди Дарлингтон невинной считать нельзя.

– Вы же не хотите сказать, что она замешана в краже!

– Думайте, Ватсон, думайте! Существовал только один ключ от галереи, и он всегда находился на цепочке часов лорда Дарлингтона. Расставался с ключом он, только когда спал, сняв часы с цепочкой. И только его жена, спавшая в той же комнате, с легкостью могла завладеть ключом. Следовательно, лишь она могла проникнуть в галерею. При всей невероятности такого оборота дела логика убеждает нас в нем.

Леди Дарлингтон была смущена нашим появлением, и в любезности, с которой она провела нас в будуар и пригласила сесть, чувствовались натянутость и принужденность.

– Надеюсь, что разговор наш будет коротким, джентльмены, у меня сегодня много неотложных дел.

Едва мы успели разместиться в креслах, как у Холмса вырвался нетерпеливый вздох досады, и он вскочил.

– Прошу меня простить, леди Дарлингтон, но я сегодня ужасно рассеян. Только сейчас я вспомнил о вещи, которая буквально улетучилась у меня из головы. Мне необходимо послать срочную телеграмму относительно еще одного моего дела. Если бы вы были так добры и разрешили мне на минуту отлучиться, я бы все уладил, препоручив это дело кэбмену.

И прежде чем леди Дарлингтон успела вымолвить хоть слово, Холмс бросился вон из комнаты.

– Какое в высшей степени странное поведение, – заметила леди Дарлингтон. Она сидела очень прямо, сжимая в руках ридикюль.

– Я уверен, что мой друг отлучился лишь на несколько минут, – сказал я, хоть и был не менее ее удивлен неожиданным уходом Холмса.

– Полагаю, что вы не осведомлены о цели этого исчезновения мистера Холмса.

– Наверное, вы правы, – конфузливо признался я. – Однако я не сомневаюсь, что долго ждать себя он не заставит.

Тяжело вздохнув, ее светлость принялась ждать, не нарушая гнетущей тишины. По счастью, отлучка его, как он и обещал, длилась недолго: не прошло и пяти минут, и он уже опять сидел напротив ее светлости.

– Вот теперь, мистер Холмс, учитывая лишнее время, которое я на вас потратила, убедительно прошу вас быть кратким.

– Дело мое не займет много времени, но, думаю, будет лучше мне посоветоваться с вами, прежде чем рассказать вашему мужу правду, скрытую за исчезновением и новым появлением картины, а также ролями, принадлежащими в этой таинственной истории вам и вашему сыну.

Леди Дарлингтон изумленно перевела дух:

– Не знаю, о чем это вы.

– Нет, вы знаете, – с холодной уверенностью констатировал мой друг. – Кончилось время, когда надо было притворяться и скрываться под маской. Потворствовать сыну и помогать ему вы больше не сможете.

– Мистер Холмс, далее я не потерплю от вас подобных бредней! Не угодно ли вам покинуть этот дом!

– Разумеется, я его покину, а ключ возьму с собой.

– Ключ?

– Боюсь, что я позволил себе в отношении вас маленький обман, осуществив его прямо сейчас. Выйдя из этой комнаты, вместо того чтоб отправиться, как и сообщил вам, на переговоры с ожидавшим нас кэбменом, я пробрался наверх в спальню вашего сына, где мне не потребовалось много времени, чтобы обнаружить тайник, в котором он прятал ключ. – Холмс сунул руку в жилетный карман, словно собираясь извлечь оттуда какой-то маленький предмет. – То есть дубликат ключа, который и обеспечивает ему доступ в отцовскую галерею.

Лицо леди Дарлингтон побледнело.

– Этого не может быть! – в сердцах вскричала она, щелкнув замочком ридикюля.

– Согласен, – сказал Холмс и, выступив вперед, выхватил из сумочки ее светлости маленький золотой ключик. – Я сплел здесь перед вами целую цепочку лжи исключительно затем, чтоб заставить вас выдать настоящий тайник и настоящее местонахождение дубликата. С моей стороны это была простая уловка, необходимая для выяснения правды.

При этих его словах леди Дарлингтон не выдержала и залилась слезами. Я был тронут таким очевидным выражением горя и бессильно смотрел, как содрогается в рыданиях тело женщины, но Холмс сидел с каменным лицом и, сохраняя полную невозмутимость, ждал, когда леди, придя в себя, сможет продолжить разговор.

– Что именно вам известно? – наконец выговорила она, промокая глаза платочком.

– Мне известно все. Известно, что ваш сын наделал крупных долгов в клубе “Пандора”. В стремлении скрыть это от мужа вы поначалу платили за него, но, когда суммы стали непомерными, вы стали всячески помогать сыну в замене картин из коллекции лорда Дарлингтона подделками, меж тем как дружок вашего сына лорд Артур Бичем продавал подлинники.

– Ситуация, как вы ее обрисовываете, – сказала леди Дарлингтон, уже несколько оправившись, – выглядит более вопиющей, чем она есть на самом деле. Руперт – мой сын от первого брака, и Гектор его всегда недолюбливал. Он даже не давал себе труда это скрывать. Можно утверждать, что ни малейших знаков любви со стороны отчима Руперт не видел. Наверное, желая возместить ему это, я безмерно баловала его, обрушивая на него лавину любви. Я разрешала ему все, давая свободу, возможно чрезмерную для столь своенравного юноши. Он нуждался в твердой отцовской руке. Когда Руперт подружился с лордом Артуром Бичемом, я поначалу радовалась. Я надеялась, что влияние человека постарше, зрелого мужчины, окажется для него благотворным. Увы, я понятия не имела о том, какой негодяй этот человек. Правда явилась мне слишком поздно, когда Руперт был уже целиком во власти злых чар. Бичем приучил Руперта к безрассудству. Да, я имею в виду его долги, которые, как я ни молила его бросить игру, все росли и росли. Я понимала, что стоит Гектору об этом узнать, и он лишит Руперта наследства, выгнав из дома. И что тогда станется с мальчиком? Разве могла я допустить подобное?

Леди Дарлингтон на секунду замолкла в ожидании ответа на этот вопрос, но встречаться с нами взглядом она избегала.

– Когда сумма долгов стала так велика, что денег моих уже не хватало, Руперт поделился со мной планом относительно картин. План этот, разумеется, был предложен Бичемом. Тому было известно о существовании опытного копииста, чьи мастерские копии от подлинников мог отличить разве только эксперт. За свои услуги Бичем, как и следовало ожидать, запросил немалую мзду. К величайшему моему стыду, я согласилась на этот план, думая, что речь идет об одной-единственной картине. Однажды ночью, когда муж мой спал, я сняла с его цепочки от часов ключ от галереи и изготовила восковой слепок, с тем чтоб потом можно было сделать дубликат.

Подмена первой из картин прошла как нельзя лучше. Она была произведена, когда муж уехал на два дня по служебным делам. Руперт забрал картину под вечер, а на следующее утро принес вместо нее подделку. Муж так ничего и не заподозрил. Легкость, с которой это было проделано, возбудила в Бичеме жадность и дерзость. Он ввел сына в еще большие долги, с тем чтобы потребовалась новая подмена. Так дело это приобрело регулярность, происходя каждые два месяца.