Чарлз Тодд - Дар мертвеца Страница 28

— Хорошо.

Она с трудом улыбнулась:

— Они еще малы, им ни к чему знать об убийстве. Они обрадуются, что я их помню. А я в самом деле часто думаю о них. Это отвлекает меня от… другого.

Не успев как следует подумать, Ратлидж выпалил:

— Жаль, что вы не доверяете мне и не говорите правды.

— Дело не в доверии, — тихо ответила Фиона. — Дело в любви.

— В любви?

— Да. — Она отвернулась. — Я не могу ничего объяснить, скажу только, что любовь бывает разная… многоликая, и некоторые ее лики жестоки. Моя мать любила моего отца так сильно, что после его смерти умерла от горя. И я осталась с дедушкой и теткой, которые заботились обо мне. Меня мама тоже любила, но не так сильно, чтобы жить ради меня… Вот чего я так и не поняла тогда и не понимаю до сих пор. Когда Хэмиша убили, у меня не возникло желания умереть… Может быть, это значит, что я недостаточно его любила? — Она пытливо посмотрела Ратлиджу в глаза, словно моля развеять ее сомнения.

— Дело не в том, что вы недостаточно его любили. Тот человек, которого я знал во Франции, всем сердцем хотел вернуться домой, к вам… — Ратлидж вовремя остановился, прежде чем разрушил утешительную ложь о геройской смерти за короля и отечество. Откашлявшись, он произнес: — И он наверняка хотел бы, чтобы вы жили. Очень хотел! — Впервые он ясно осознал, что говорит за Хэмиша. — И если вы потеряли мать, когда были очень малы, вы должны понимать — неправильно оставлять мальчика без защиты, как сделали вы.

— Вы сами сказали, что мне в любом случае не позволят оставить его у себя!

Да, так оно и было. И все же Ратлидж сказал:

— Вы напрасно допустили, чтобы вас обвинили в убийстве, и напрасно молчите, тем самым усугубляя свою вину. Вы не правы, заранее примирившись с тем, что вас повесят! Возможно, настанет время, когда вы будете нужны мальчику, но вас не будет рядом.

Хэмиш возмутился: нельзя с помощью ее же слов заставлять ее сдаться, какую бы правду она ни скрывала так долго и так успешно.

В тюремной камере она казалась хрупкой и одинокой, но Ратлидж прекрасно понимал, что не должен ее недооценивать. Фиона Макдоналд обладает большой внутренней силой. Ее стойкость восхищала его до глубины души.

— Наверное, умирать на виселице больно, — заметила она, выпрямившись. — Я все время стараюсь представить, что чувствуешь, когда…

Ратлидж понял, что ее срочно нужно привести в чувство, пока еще есть время, пока они одни в тюремной камере и никто не может ему помешать. Не обращая внимания на собственную совесть, которая мучила его, принимая вид голоса за плечом, он хрипло сказал:

— Я видел, как вешают. То, что происходит в последние секунды…

Фиона дернулась, услышав его, и он сразу же выругал себя за то, что не сдержался. Ему захотелось взять свои слова назад, но они как будто повисли в воздухе, и между ними выросла холодная стена.

Ратлидж шагнул было вперед, но тут же остановился, потому что в силу своего положения не имел права утешать ее.

— Извините…

— Тогда я уже не буду жить… и ничего не почувствую, да? — тихо спросила она.

Но, выходя, он видел, как ее глаза наполнились слезами.

Глава 13

Обойдя сначала грузовик, а потом собаку, которая с любопытством обнюхивала мостовую, Ратлидж вернулся в отель. В дверях он столкнулся с Оливером.

— Нашли Маккинстри?

— Да, спасибо. — Ратлидж хотел было пройти дальше, но вдруг понял, что Оливер хочет что-то сказать. Он остановился и стал ждать.

Оливер окинул площадь за спиной Ратлиджа задумчивым взглядом. Ратлидж подумал: он обозревает свои владения.

— Я много думал о нашей Элинор Грей и о том, что могло привести ее в Шотландию. Возможно, отец ее ребенка — шотландец. В таких делах женщины часто бывают сентиментальными, особенно когда они на сносях. Возможно, она решила, что ребенок должен родиться здесь. Или, может быть, такова была воля его отца, высказанная в последнем письме… Кто знает? В таком случае у нее появляется веский повод для поездки на север! Дочь она леди Мод или нет, она ведь женщина и способна на сентиментальность. Вы со мной согласны?

Ратлидж подумал об Элинор Грей, суфражистке, которая приковывалась к оградам и позволяла тащить себя в тюрьму. Такую девушку едва ли можно назвать сентиментальной. И все же в рассуждениях Оливера имелось рациональное зерно. Он кивнул.

— Тогда возникает следующий вопрос. Что произошло между тем временем, когда она пересекла границу между Англией и Шотландией, и тем, когда она встретила Фиону Макдоналд, как она тогда, должно быть, себя называла? Допустим — только допустим, — что наша мисс Грей отправилась в путь слишком поздно и так и не добралась до того места, куда собиралась изначально… Всем известно, что у женщин плохо со временем!

Ратлидж согласился. Но Элинор Грей хотела стать врачом. Неужели она неправильно рассчитала время родов?

— Да, я понимаю, куда вы клоните. Ей могло стать плохо в пути, она остановилась где-то и попросила о помощи. Или в ее планы вмешалось что-то еще. — Он посмотрел на Оливера. — Она ведь не обязательно умерла в Гленко. Если вообще умерла.

— Умерла, не сомневайтесь. И там, в долине, ее кости. Кто же лучше знает, где спрятать жертву, чем человек, выросший в тех краях? Если бы мне нужно было избавиться от трупа, я бы отвез его вот в такое Богом забытое место, куда едва ли кто-то попадет до тех пор, пока не останутся одни кости. Именно так и поступила наша мисс Макдоналд. Местным полицейским в прошлом году не удалось установить, кому принадлежат останки. Если бы не приехали мы, кости так бы и оставались неопознанными.

Хэмиш разозлился. Он долго и подробно высказывал свое мнение о предках Оливера и о том, куда Оливеру, по его мнению, нужно отправиться. Как правило, горцы весьма изобретательны в ругани.

— Опасный выбор, вы не считаете? — Неожиданно для самого себя Ратлидж начал защищать Фиону Макдоналд. — Я бы увез труп подальше от того места, где живу.

— Насколько далеко могла отправиться обвиняемая, обремененная новорожденным младенцем и мертвой женщиной? — задумчиво спросил Оливер. — Или давайте рассуждать так. Шло время, и она чувствовала себя все в большей безопасности, ведь труп так и не нашли, да и за ребенком никто не являлся. Конечно, прежде всего его родным надо было знать, что он родился. И даже в том случае ей наверняка удалось бы выкрутиться. Она сказала бы, например, что нашла его мать уже мертвой. Потом она благополучно уехала с места преступления и поселилась в Данкаррике.

Ратлидж выпалил, не выдержав и понимая, что должен был сдержаться и еще раз подумать:

— Нет, не представляю. Почему она не солгала вам, когда вы только начали ее подозревать?

— Потому что она меня недооценила. Думала, что мы успокоимся, когда обыщем ее паб сверху донизу и уйдем с пустыми руками. — Оливер улыбнулся. — Она так и не поняла, что, дурача меня, совершила большую ошибку! Готов поставить свою надежду на повышение. И теперь нам осталось одно: опознать останки. Ведь за этим вы сюда и приехали. — Оливер высказывал дружеское предупреждение, намекая на то, чтобы Ратлидж не переступал черты и не вторгался в его владения. Он уже не улыбался. — Однако, будь я человеком мстительным, я бы охотно представил надменной леди Мод доказательства того, что ее дочь не только умерла, но и родила внебрачного ребенка от какого-то неизвестного солдата. Не сомневаюсь, в ее благородной семье такое случается впервые.

Ратлидж торопливо пообедал и сообщил девушке-портье, что ему, возможно, придется уехать на несколько дней, но он хочет сохранить номер за собой.

Хотя Мораг стирала его вещи, он счел, что этого недостаточно, и написал короткую записку Франс в Лондон, в которой попросил ее прислать на север чемодан побольше. Записку он отдал портье и попросил отправить ее. Оказалось, что он все же пробудет в Шотландии какое-то время, нравится ему это или нет. Но будь он проклят, если он отъедет далеко от границы!

Покинув Данкаррик, Ратлидж повернул на запад, а затем на север. Вначале ему пришлось заехать в Ланарк, поскольку прямой дороги между Данкарриком и Бреем не было. Он очутился в крошечном захолустном городке. Листва на деревьях уже окрасилась в коричневато-золотистые сентябрьские тона. Повсюду тянулись широкие поля, не разгороженные живыми изгородями, как в Англии. Ратлидж решил, что здесь, скорее всего, разводят овец, а не выращивают сельскохозяйственные культуры. Небольшие, тесные городки, сильно отличавшиеся от живописных поселений на юге, как будто застыли в суровом прошлом. У здешних жителей, независимых и куда менее скованных классовыми границами, чем англичане, было своеобразное прошлое, оно наложило на них заметный отпечаток. «Поставьте меня по обе стороны границы, — сказал себе Ратлидж, — и я сразу пойму, на чьей земле я нахожусь — английской или шотландской».