Сара Дюнан - Родимые пятна Страница 29

Дверь лимузина захлопнулась, оставив охранника стоять под дождем. Шоу закончилось. Я была так основательно увлечена сим зрелищем, что чуть не пропустила следующий акт. Таксист, все это время сидевший как загипнотизированный, только теперь, когда лимузин бесшумно отъехал, очнулся и, обернувшись, спросил:

—Так куда, вы сказали, мы едем?

Вы, надеюсь, поймете меня, если я сознаюсь, что ощутила некоторую дрожь профессионального наслаждения, услышав собственную реплику:

— Я передумала. Едем за той машиной.

И мы тотчас тронулись и поехали, хотя таксист вполне мог заявить, что ни каскадером, ни автогонщиком не является, или поинтересоваться цветом денег, которыми я собираюсь расплачиваться за его мастерство и умение маневрировать на большой скорости. Этот— нет! Этот взял с места в карьер. Я по опыту знаю, что любой водитель такси — это как первое свидание — или оправдывает ваши надежды, или оказывается настоящим бедствием. Однако после вчерашнего вечера я заслужила романтическую разрядку. Он стрельнул в меня быстрым взглядом и с небрежностью бывалого профессионала спросил:

— Мы как? Демонстративно? Или будем держать дистанцию?

— Держите дистанцию, — сказала я, тоже пытаясь выглядеть так, будто для меня погоня и преследование— дело чуть ли не каждодневное. — Вижу, вам такое не впервой.

Он бросил на меня взгляд, какой французы приберегают для безногих лягушек, налипших на колеса и грозящих пустить машину юзом.

Первые десять минут или около того все шло так, как это показывают в боевиках. Столь огромный и блистающий лимузин потерять из виду не так уж просто, тем более что в индустриальной зоне движение было умеренное. Мой лихой водила, который, очевидно, смотрел те же фильмы, что и я, закурил сигарету и расслабленно откинулся на спинку сиденья, без усилия держа дистанцию. Но промзона Руасси скоро кончилась. Левая сторона предлагала возвратиться в Париж, правая же — манила указателем дальнейшего маршрута и выходом на автостраду. Лимузин шел по правой стороне, а потому скоро свернул на трассу и стал набирать свою настоящую скорость.

Автострада сразу покажет, кто здесь рядовой автолюбитель, а кто профессионал, если не сказать — гонщик. Лимузин сразу выехал на скоростную полосу и пошел себе, ни на кого не оглядываясь. Расстояние между нами начало увеличиваться. Уж сколько времени прошло, а я до сих пор помню, как стали увлажняться мои ладони. Таксист двинул в середину трассы, приспустил стекло, выкинул окурок, после чего сосредоточился на дороге, и тело его теперь было напряжено. Первые десять минут мне казалось, что мы вот-вот их потеряем. Но небольшая машина имела сильный мотор, и дистанция между нами постепенно начала сокращаться. Я со смутным удивлением подумала об ограничении скорости и о том, как отнесся бы важный бизнесмен, вроде Бельмона, к попытке постового указать ему на нарушение правил дорожного движения. И вообще, почему он так гонит? Ведь он же не знает, что его преследуют. Дистанция между нами выдерживалась постоянная, и шикарный зад лимузина мы своими фарами отнюдь не озаряли. Ландшафты французских предместий, проносившиеся мимо, ничем не отличались от всяких других ландшафтов, мелькающих за окнами машины, мчащейся на большой скорости. Я испытывала сильное возбуждение от погони и от того, что ситуация все больше напоминала кинобоевик. Так мы гнали еще некоторое время, и когда миновали поворот к аэропорту Шарля де Голля, я впервые подумала о материальном обеспечении затеянной мною авантюры.

Взглянув на счетчик, я обнаружила, что он успел навертеть сто девяносто семь франков, а маленький циферблат справа сулил быстрое увеличение этой цифры. Смекнув, во что мне обойдется погоня, я ужаснулась. Прилетев, я обменяла в аэропорте сотню фунтов на франки, но все это время жила не по средствам и сегодня намеревалась обменять в банке еще. После вчерашних поездок на такси, выпивки и доли в оплате ужина от одной сотни франков почти ничего не осталось. Я пропустила банкноты сквозь пальцы. Революционерка Делакруа[30], размахивая флагом, четыре раза ткнула в меня своими титьками. Четыреста франков.

Плюс еще кое-какая мелочь… А ведь придется добавить таксисту за сообразительность и готовность к участию в погоне. Счетчик уже показывал двести пятьдесят франков и продолжал наращивать обороты. Интересно, как они там, в боевиках, решают эти проблемы? Я, например, ни в одном фильме подобной ситуации не видела. А лимузин перед нами на крейсерской скорости продолжал свое самоуверенное и независимое перемещение в пространстве. А что это говорил мне сегодня утром в Руасси тот, первый таксист? Пока одни финансовые магнаты стараются устроить свою контору поближе к дому, Бельмон работает в глубинке, вместе со своим трудовым коллективом, да и живет неподалеку от Руасси. Неподалеку! Господи, спаси и помилуй!

Теперь я смотрела не столько на автотрассу, сколько на циферблат счетчика. Сантимы отщелкивались слишком быстро. При скорости сто пятьдесят километров в час за минуту нарастал чуть ли не фунт. Еще двадцать минут такой погони, и я практически останусь без денег. Великолепно! Неужели все классически возвышенные моменты моей жизни вечно будут превращаться в жалкий и ничтожный фарс? Я начала мысленно готовить небольшую речь о личных чеках и ценности английского фунта стерлингов, а счетчик все накручивал и накручивал, будто давно истомился по работе. Мы уже наездили на триста франков, когда шофер вдруг выругался и ударил по тормозам. Я проглядела момент, когда лимузин, до того ровно маячивший перед нами, свернул на боковую дорогу. Свет задел указатель, и я успела заметить лишь одну букву «С», с которой начиналось название местности. Где это? Куда?.. Господи, сделай так, чтобы это было не слишком далеко от автострады!

Дождь превратился в изморось. Таксист пересек крайний ряд чуть не под носом у медленно двигающейся вереницы из пяти машин. Лимузин, свернувший направо, уверенно удалялся от автострады. Мы на расстоянии следовали за ним. Я пыталась запомнить особенности местного ландшафта. Он был почти плоский, с длинными волнистыми полями, на горизонте вырисовывались зоны густых заповедных лесов. Таксист снизил скорость; теперь, кроме нас и лимузина, никого на дороге не было, так что нам пришлось малость поотстать, дабы не вызвать подозрений. Но тут мы потеряли роскошное авто из виду, оно свернуло и скрылось в извилинах живых изгородей. Я взглянула на счетчик: уже триста сорок семь франков, и это еще не предел. Мы вернулись назад, медленно повернули направо, спустились по довольно крутому откосу, оставив слева маленький каменный коттедж, казавшийся заброшенным. Напротив стоял крепкий красивый фермерский дом, свежеокрашенный и расцвеченный расписными ставнями. А затем, после плавного поворота, мы увидели впереди справа кованые двойные ворота, от которых длинная подъездная аллея вела к огромному зданию. На этой прямой, ярдов в пятьдесят, дорожке лимузина не было. Таксист как-то весь напрягся, и мы, проехав немного дальше ворот, оказались в густой тени живой изгороди. Дальше дорога, на которой мы стояли, превращалась в колею, заброшенную и заросшую травой, но все еще хорошо заметную. Здесь тоже явно никто не проезжал. Нажимая на тормоза, таксист пробормотал нечто весьма презрительное о Святой Марии, чем превратил три бумажки будущих чаевых в две.

Заглушив мотор, водитель взглянул на счетчик, где торжествовала цифра триста шестьдесят восемь, повернулся ко мне и довольно-таки резко спросил:

— Рассчитаемся здесь или желаете, чтобы я вас подождал?

Французские дамочки с флагами и титьками, дрожавшие в моей сумочке, замерли в тревожном ожидании. Черт меня побери, если я знаю, что делать дальше!

— А далеко ли отсюда до ближайшего города? Он ухмыльнулся.

— До Санлиса-то? Да километра четыре. Я перевела дыхание.

— Знаете, у меня в сумочке четыреста франков. Если вы подождете меня несколько минут, мы поедем туда, где я смогу обналичить чеки и расплатиться с вами. Вы как?

С минуту он пристально смотрел на меня, потом наконец мрачно спросил:

— А что вы будете делать, если на счетчике будет четыреста десять франков?

Он, как видно, не верил, что я раздобуду еще какие-то деньги, полагаясь теперь только на объявленные четыреста и заранее оплакивая грезившиеся ему хорошие чаевые.

— Ну, выйду, не доезжая до четыреста первого франка, — с улыбкой ответила я.

Он пожал плечами в той экстравагантной манере, в какой пожимают плечами французы, подражая жестам любимых английских актеров. А потом все нее улыбнулся. Благодарю Тебя, Господи, за опыт Второй мировой войны, прозвучало во мне. И кто сказал, что от истории нет никакой пользы?

— Ладно, я подожду. Но вы там побыстрее. И… — я в этот момент уже наполовину вылезла из машины, — и оставьте свою сумочку.