Колин Декстер - Без вести пропавшая Страница 29

– Вы думаете, что Филлипсон мог убить Бэйнса?

– Конечно, он мог.

Льюис отложил свой блокнот.

– Как у вас с Тэйлорами, сэр?

Морс пересказал свое интервью с Джорджем Тэйлором, и Льюис внимательно выслушал.

– Таким образом, он тоже мог убить Бэйнса.

Морс пожал плечами уклончиво.

– Насколько этот «Джерико Армс» далеко от дома Бэйнса?

– Четверть мили – не более того.

– Подозреваемые начинают выстраиваться в очередь, верно, Льюис?

– Вы считаете и миссис Тэйлор подозреваемой?

– Почему нет? Насколько я вижу, для нее это вообще не проблема. Заканчивает с «Бинго» в 9.00 вечера, а звонит в «Джерико Армс» в 9.30 или около того. До места жительства Бэйнса она проходит нескольких сотен ярдов, у нее целых полчаса, а? И куда же все это нас приводит? Если Бэйнс был убит около 9.30 прошлой ночью – кто у нас есть? Трое – и у всех телефонные номера в маленьком списке Бэйнса.

– И еще Эйкам, сэр. Не забудьте его.

Морс посмотрел на часы. Было 8.00 вечера.

– Вы знаете, Льюис, это был бы невероятный сюжет как в книгах, если бы Эйкам играл в дартс в «Джерико Армс» прошлой ночью, а? Или делал ставки на «Бинго» в Ратуше?

– Он должен быть на работе, разве нет, сэр? Он в Кернарфоне.

– Я скажу вам одну невероятную вещь, Льюис. Где бы ни был Эйкам прошлой ночью, но только не в Кернарфоне.

Он поднял трубку и набрал номер. Ответ последовал почти сразу.

– Хэлло? – Линия потрескивала, но Морс узнал голос.

– Миссис Эйкам?

– Да. Кто это?

– Морс. Инспектор Морс. Вы помните, я звонил вам на днях.

– Да, конечно, я помню.

– Ваш муж еще не появился?

– Нет. Мне кажется, я уже говорила вам, что он не вернется до позднего вечера?

– Как поздно он будет?

– Не слишком поздно, я надеюсь.

– До десяти?

– Я надеюсь, что так.

– Разве ему далеко ехать?

– Довольно далеко, да.

– Послушайте, миссис Эйкам. Можете ли вы сказать мне, где ваш муж?

– Я говорила вам. Он на конференции учителей французского языка.

– Да. Но где именно?

– Где? Я не совсем уверена, где он остановился.

Морс потерял терпение.

– Миссис Эйкам, вы знаете, что я имею в виду. Где проходит конференция? В Бирмингеме?

– Ой, простите. Я понимаю, что вы имеете в виду. Это на самом деле в Оксфорде.

Морс повернулся к Льюису и его брови подскочили на дюйм.

– В Оксфорде, вы говорите?

– Да. В Лонсдейл-колледже.

– Я понял. Что ж, я перезвоню еще раз – около десяти. Это будет нормально?

– Это настолько срочно, инспектор?

– Ну, скажем, это важно, миссис Эйкам.

– Хорошо, я скажу ему. И если он вернется до десяти, я попрошу его перезвонить вам.

Морс дал ей свой номер, повесил трубку, и тихо присвистнул.

– Становится все чудесатей и чудесатей[24], не так ли, Льюис? Как далеко Лонсдейл-колледж от Кемпийски-стрит?

– Полмили?

– Еще один в нашем списке. Хотя я полагаю, Эйкаму досталось алиби, такое же хорошее или такое же плохое, как и остальным.

– Вы не забыли еще одного возможного подозреваемого, сэр?

– Я?

Морс посмотрел на сержанта, ожидая некий сюрприз.

– Миссис Филлипсон, сэр. Двое маленьких детей, которые скоро лягут в постель и вскоре заснут. Муж на безопасном расстоянии на три часа или около того. У нее такой хороший мотив, как ни у кого другого, не так ли?

Морс кивнул.

– Может быть, у нее наилучший мотив, чем у большинства.

Он снова кивнул и угрюмо посмотрел на ковер.

С поразительной внезапностью большой паук заметался по полу краткими перебежками, и вдруг остановился, – застыв в статической, пугающей неподвижности. Толстые рабочие, длинные ноги паука с угловатыми стыками волосатых конечностей торчали высоко над темным приземистым телом. Опять беготня – и снова застывшая неподвижность – он казался страшнее в своей неподвижности, чем в своем движении. Это напомнило Морсу игру, в которую играют на детских праздниках, она называется «замри»; музыка вдруг останавливается и – все замирают! Стоять! Не шевелиться! Как паук. Он был теперь почти на плинтусе, и Морс, казалось, впал в транс. Он приходил в ужас от пауков.

– Вы видели ту штуковину в ванне Бэйнса? – спросил Льюис.

– Заткнитесь, Льюис. И раздавите эту мерзкую тварь, быстро!

– Мы не должны этого делать, сэр. У него есть жена и дети, ждущие его где-то. – Он наклонился и медленно переместил рукой паука в сторону; Морс закатил глаза.

Глава двадцать первая

Стремление к азартным играм настолько универсально, так глубоко укоренилось в человеческой природе, что с первых дней философы и моралисты считали его злом. Римляне это называли Cupiditas[25], – стремление к благам этого мира, голая, бесстыдная жажда наживы. Это причина, пожалуй, всех наших бед. Тем не менее, как легко понять, остается горящяя зависть, чувство тех, кто обладает малым, к тем, кто наделен товарами в изобилии. А почему играют в азартные игры? Потому что, азартные игры предлагают бедным блестящий шанс что-то получить даром.

Чистая аналитика! Для некоторых азартные игры – это сам процесс и сама практика игры, которые так безмерно приятны. Так приятны, что на самом деле азартные игры становятся для них потребностью, неподдельным raison d'etre[26] вообще, – без необходимости в перспективе джекпотов и непредвиденного отпуска в выходные дни на Бермудских островах; просто пьянящий, тяжелый опиум самой азартной игре с обещанием тысячи волнующих печалей и опасных радостей. Выигрваешь миллион в рулетку сегодня, и куда ты завтра вечером возвращаешься, как не назад к рулетке?

Каждое общество имеет свои игры, а игры такое же явление общества, как и его обычаи – ибо в некотором смысле они становятся обычаями: орел или решка, и rouge ou noir[27] , и пан или пропал, и, прозвонив, наполняется лоток с глухим стуком, когда троица апельсинов выстраивается на экране игрового автомата; и шансы 10 к 1, когда аутсайдер финиширует на скачках в «Кемптон Парке»; а затем пришедший первым сказал: Господин! твой фунт принес десять фунтов. И он сказал ему: хорошо, добрый раб, раз ты был верен в малом, возьми в управление десять городов. И один раз в неделю, надежда на полмиллиона фунтов по лотерейному билету в полтора пенни, когда ряд крестиков приносит счастье и поцелуй полногрудой королевы красоты. Некоторым повезло в азартной игре. А некоторым нет, и потеряв больше, чем могут себе позволить, они пытаются компенсировать свои потери и добиться успеха, только из-за новых потерь у них это плохо получается. И, наконец, увы, когда вся надежда оставлена, они в одиночестве травятся выхлопными газами в темных гаражах, или включают газовую горелку на кухне, или просто перерезают себе горло – и умирают. А некоторые выкуривают по пятьдесят сигарет в день, а некоторые пьют джин или виски; а некоторые ходят к букмекерам...

Но сможет ли жена вынести мужа-игрока, если он не будет регулярно выигрывать? И сможет ли муж поверить, что его жена превратилась в азартного игрока, если она не будет беднее, чем лживая миссис Тэйлор. И миссис Тэйлор грезит, проводя время в залах «Бинго».

Это началось несколько лет назад в церковном зале Кидлингтона, когда дюжина из них, не более, сидели на шатких стульях с викарием, мрачно называющим номера с достойной англиканской четкостью. А закончила она в «Ритсе» в Оксфорде, где игроки, удобно сидя в комфортных креслах на изогнутых ярусах кинозала, вслушивались в жесткие металлические интонации, которые транслировал микрофон на гигантскую аудиторию. Здесь нет места для человеческого сострадания, нет даже малости человеческого общения. Только «взгляд вниз», настроенный на гонку: первый ряд, первый столбец, первая диагональ завершена. Многие игроки могут справиться с несколькими картами одновременно, в их игре холодный безжалостный расчет, их умственные антенны настроенны только на капризы числовых комбинаций.

Сама игра требует только элементарного знания арифметики, и не только не требует, но и не допускает, ни малейшей степени инициативы или оригинальности. Почти все игроки почти выигрывают; линия почти завершена, а карта почти заполнена. Да, Боги! Посмотри вниз и улыбнись еще раз! Давай, мой маленький номер, приходи! Я здесь, если только, если только, если только... И там женщины сидят, и надеются, и молятся, и оплакивают небольшой промах, и проклинают отчаянное невезение, и говорят, и думают «если только»...

Сегодня миссис Тэйлор села на автобус № 2 возле «Ритса» и приехала в Кидлингтон в 9.35 вечера; она решила зайти в паб.

В это же время, в 9.35 вечера позвонил Эйкам, чуть раньше, чем ожидалось. Ему повезло – дорога А5 в Таустер была пустой (сказал он) с хорошей ясной перспективой на последующие пять несложных часов. Он покинул Оксфорд в 3.15, как раз перед тем, как конференцию официально распустили. Славная конференция, да. В понедельник ночью? Минуточку, дайте подумать. В зале был банкет, а после этого там был довольно неформальный вечер вопросов и ответов. Очень интересно. Лег спать около 10.30. Немного утомился. Нет, насколько он помнит, – нет, он точно помнит, что не выходил вообще. Бэйнс мертв? Как? Не могли бы вы это повторить, Морс? О, Боже. Очень жаль это слышать. Да, конечно, он знал Бэйнса – знал хорошо. Когда он умер? О, в понедельник. Утром в понедельник? О, вчера вечером, тем вечером, о котором они только что говорили. О, теперь он понял. Ну, он сказал Морсу, все, что мог – жаль, что так мало. Похоже, что он не очень сильно помог?