Джон Карр - Убийство арабских ночей Страница 29

Откровенно говоря, сэр, для члена подобной банды речь была довольно странной. Говорил он так спокойно и с таким здравомыслием, что я про себя заколебался. Возможно ли, что один из членов этой шайки оказался не таким кровожадным, как его сподвижники? Или же тут произошла какая-то ошибка? Но у меня не было времени размышлять и прикидывать, ибо от группы, стоящей у дверей, отделился этот лжеперс Бакстер и торопливо направился к паре, стоящей под моим вентилятором. По пути ему пришлось миновать ряд витрин с разнообразным оружием, а также пять карет, выставленных на другой стороне зала. Проходя мимо большой черной кареты незнакомого мне типа, он приостановился и уставился на пол сразу же у ее задка. Нагнувшись, он залез под кузов, и колонна на несколько секунд скрыла его из вида; затем он снова появился, держа на ладони какой-то маленький черный предмет, который с этого расстояния я не мог толком рассмотреть, хотя обладаю довольно острым зрением. Все это, как я говорил, имело место во время разговора двух сообщников, и тон, которым мистер Гейбл упоминал обо мне, не мог смягчить ни ноющую шишку на голове, ни униженное состояние моего духа.

«Да, пожалуй, нам придется сворачиваться, – сказал мистер Гейбл. – Уже одиннадцать часов, у нас ничего не подготовлено, в лифте сидит этот маньяк, а тут еще человек из агентства Брайнерда вошел в музей и… о господи!»

В это мгновение человек, именующийся Бакстером, в своем синем шитом одеянии подлетел к ним. Я сделал вывод, что его лицо было искусственно подсмуглено (ему все время хотелось потрогать его, и он чисто кошачьим жестом подносил руки к лицу) и что под высокой папахой у него напялен черный парик, который сейчас растрепался. Его взволнованная речь была перенасыщена выражениями типа «Я вам говорю!» и «К черту!». Должен признаться, меня охватило удивление, ибо в этой пугающей ситуации в кровожадных разглагольствованиях этой публики появилась какая-то странная нотка, словно я слушал разговор школьников.

«Нет, мы ничего не будем отменять, – фыркнул Бакстер. – Кто сказал – сворачиваться? Теперь у нас нет пути назад. – Едва только мистер Гейбл стал объяснять ситуацию, Бакстер резко прервал его: – Бабские разговоры! Пусть этот зануда, кто бы он ни был, остается в лифте. Разве так не лучше? Как только подойдет время, мы его выпустим и натравим на Маннеринга, что только усилит эффект… Но вот что я хочу знать – где актер, которого мы наняли? Пруэн говорит, что он вошел в здание; он же не мог исчезнуть как привидение, разве что удрал через черный ход. В любом случае, что тут за чертовщина происходит? Вы только посмотрите!»

Он протянул ладонь, на которой лежал тот небольшой предмет, который он, по всей видимости, подобрал. Рискуя свалиться, я приник к отверстию и увидел клочок черных волос или шерсти в виде накладных усов.

«Я тут обыскался в поисках, – проворчал он. – Ринки заверил, что я должен носить их. Он прямо помешался в своем стремлении всех украсить растительностью. Наконец я нашел эту штуку на полу. Далее – где мой кинжал? Его-то я найти не могу. Как, черт побери, я смогу сыграть свою роль без кинжала? Это самая важная деталь. Рон, ты тут хозяин – где мой кинжал?»

«Не имею ни малейшего представления, – ответил Холмс; говорил он, сжав челюсти, точно как мой друг мистер Мэрдок, когда занимается чревовещанием на церковных праздниках. – Я открыл витрину и положил его на лестницу, чтобы ты его увидел. Тебе приходит в голову, что тут есть вещи более важные, чем поиски твоего кинжала? Вот, например… Сэм!»

Бакстер, выругавшись, развернулся и снова заторопился в переднюю часть музея. Эта пара, переговариваясь на ходу, поспешила за ним, и я, удерживаясь на своем насесте, старался проследить за ними. Не могу определить, каким образом я потерял равновесие, хотя я замечал, что когда погружен в размышления, то могу сделать неверное движение (моя жена часто жалуется, что я виновник многих поломок в доме). Как бы там ни было, я слишком далеко отклонился, ящик отлетел в сторону, и я спасся от падения лишь тем, что ухватился за выступ под вентилятором, который и помог мне безболезненно оказаться на полу. И снова, сэр, должен сказать – в падении ящика сказалась рука Провидения. Ибо когда я лихорадочно пытался восстановить прежнее положение, мои пальцы наткнулись на что-то холодное; короче говоря, они нащупали лезвие топорика, лежащего на полу в лифте. Я чуть не закричал от радости, коснувшись его, ибо, несмотря на боль от синяков, на унизительное положение и нервное напряжение, я быстро преисполнился желания схватиться врукопашную с этими преступниками; не без стыда признаюсь, что у меня даже слезы выступили на глазах. Вооруженный топориком, подобно индейским воинам на улицах Майами, я мог бросить вызов своим врагам и говорить с ними на языке воинственных семинолов:

Я разнесу ваши полчища – и не склоню перед вами колени!Никогда мои руки, познавшие радость свободы,не обретут тяжесть оков,Под грохот бури они будут метать громы и поражать молниями!

Нет-нет, сэр Герберт, у вас нет необходимости столь энергично побуждать меня к продолжению рассказа. Я несколько отклонился, цитируя эти строчки, однако потому лишь, что без всякого удовольствия вспоминаю вид, который открылся моим глазам, когда я снова вскарабкался на ящик. Поверьте, он был полон предельного ужаса, да позволено мне будет перейти к прозе в описании его.

Как я уже указывал, смотрел я как раз прямо через зал, на ряд карет вдоль противоположной стены. Чуть левее, но так, что я мог непрерывно за ней наблюдать, стояла огромная черная карета, о которой я тоже упоминал. Все члены этой группы собрались в дальнем верхнем от меня углу зала около дверей с надписью «Персидская галерея»; они были по другую сторону ряда карет, впереди них и не видели то, что увидел я. Я слышал отзвуки их глупой болтовни, но не прислушивался к ним. Ибо дверь дорожного экипажа стала медленно приоткрываться.

Залитая голубоватым лунным сиянием, она распахнулась как раз напротив меня. Я увидел, что карета достаточно вместительна, чтобы принять в себя человека во весь рост; тот, кто стоял в ней, слегка наклонился и уставился на какую-то внушительную груду у себя под ногами, придерживая правой рукой дверцу кареты, чтобы в нее попало побольше света. Этот человек был в обыкновенной форме констебля; первой моей мыслью было, что наконец-то явилась полиция, но тут я вспомнил упоминание моего хозяина, что один из членов их шайки будет в полицейском мундире. Подперев дверь ногой, он нагнулся и сильным рывком приподнял с пола эту бесформенную груду. И тут только я увидел, что это тело человека, голова которого была обращена в мою сторону; поддельный полисмен ухватил неизвестного за плечи и приподнял. Придерживая его одной рукой, другой он взялся за затылок – скорее всего, за волосы или за поля плотно надвинутой шляпы – и повернул голову, так что я смог увидеть лицо этого человека.

Это было лицо мертвеца, сэр Герберт. Он смотрел прямо на меня широко открытыми глазами, и я видел белую оторочку вокруг зрачков. Это было лицо бородатого человека; рот у него был приоткрыт. Когда пальто распахнулось, я увидел, что из груди у него торчит какой-то белый предмет, напоминающий слоновую кость. И я все понял.

В этот момент из передней части музея донесся голос светловолосой девушки; с того места, где она находилась, девушка не могла видеть внутренность кареты и ее ужасного содержимого. Она позвала псевдоконстебля, называя его «дорогой» – эффект этого нежного обращения, когда рядом лежал труп, был просто потрясающим, – и спросила, чего ради он «в такое время залез в карету».

Отреагировал он без промедления, и по его поведению я понял, что вина лежит на нем. Продолжая одной рукой поддерживать тело, он выпрыгнул из кареты с моей стороны и другой рукой захлопнул дверцу перед носом мертвеца. Признаюсь, я вздрогнул от этого гулкого удара, откинувшего голову трупа, которая определенно хотела вывалиться наружу, а от звука добродушного голоса меня просто заколотило.

«Все в порядке, – откликнулся он. – Просто я оставил свою дубинку в одной из карет, вот и все. Нет-нет, все нормально – если не считать, что мы должны выбираться отсюда, и побыстрее. Представление, похоже, отменяется. Чего ради нам тут торчать? Собери где-нибудь ребят, и мы с Джерри, Сэмом и Роном посовещаемся».

Бакстер вышел на середину основного прохода. «Что ты имеешь в виду, говоря, что надо убираться? – спросил он. – Ведь все в порядке, не так ли?»

«Нет!» – отчаянно заорал второй. Повернувшись, он поднял взгляд и через зал уставился прямо на меня.

Хотя дырки в экране вентилятора были пробиты одна подле другой, рассмотреть черты моего лица было невозможно; тем не менее можно было различить очертания головы. Я не скоро забуду эту фигуру в синем мундире, неподвижно стоящую на плитах белого мрамора в окружении призрачных колонн, от которых падали синеватые тени. Хотя его глаза были скрыты под козырьком шлема, я видел, как они блестят, видел, как из-под шлема поползла струйка пота. «Кто там в лифте?» – спросил он.