Джо Алекс - Скажу вам, как погиб он Страница 29

— А что делала ваша жена, когда вы вошли?

— Печатала письмо на машинке.

— А откуда вы знаете, что это было письмо?

— Потому что она как раз закончила и печатала адрес на конверте.

— И кому было адресовано это письмо?

— Ее адвокату… Я взглянул на конверт и… Но почему вы меня об этом спрашиваете?

— Перед лицом значительных и трагических событий все остальные блекнут или смешиваются в памяти. Я хотел лишь проверить, не спутались ли в вашей памяти разные мелочи ввиду происшедшего…

Он замолчал. Минуту все сидели не шевелясь.

— Почему вы лжете? — вдруг спросил Паркер.

— Что? Как вы смеете? Как вы…

Паркер встал, оперся руками на край столика и наклонился к сидящему профессору так близко, что почти касался лицом его лица.

— Убит ваш друг и коллега. Совершено отвратительное убийство. Погиб добрый, чистый человек. Я нахожусь здесь для того, чтобы найти убийцу, а не для того, чтобы выслушивать ложь от людей, которые должны чтить память убитого и содействовать правосудию! То, как вы поступаете, господин профессор, это низость и по отношению к покойному, и по отношению к живущим! Что вы делали в этой комнате в минуту убийства Иэна Драммонда? Это вы вонзили скальпель в его спину? А если не вы, то почему вы немедленно не сообщили полиции? Почему вы, как жалкая крыса, вернулись к себе в комнату, делая вид, что ничего не случилось? Кто же вы: преступник или сообщник преступника? Отвечайте!

Бен выпрямился. Гарольд Спарроу сидел, как окаменевший. Наконец он закрыл лицо ладонями, и Алекс с изумлением увидел, что этот сильный, твердый мужчина плачет. Джо взглянул на Паркера, но инспектор стоял невозмутимо, а на лице его не было ни жалости, ни сочувствия. Он ждал.

Вдруг Спарроу опустил руки и поднял голову. Дрожащей рукой он снял очки и, вынув платок, протер глаза, а затем стекла. Его пальцы сильно дрожали.

— Я… я ничего не знаю… — повторил он слабым голосом. — Почему вы?… По какому праву?

— По какому праву? По такому, которое говорит мне, что вы находились здесь и держали в руках скальпель, которым был убит Иэн Драммонд.

Спарроу молчал. Потом поднял голову и посмотрел на Паркера.

— Вы правы… — Его руки дрожали так сильно, что он должен был их прижать к коленям. — Я… Я — ничтожество… Это я его убил…

Паркер вздохнул и сел.

— Вы его убили. Да. Конечно. Определенным образом, может быть, и вы. Еще не знаю. Пока не могу сказать. Пока я хочу знать, что вы делали в этой комнате и когда вы вошли в нее?

— После… после разговора с женой я спустился сюда…

— Который был тогда час?

— После половины двенадцатого… если точно: без двадцати двенадцать. Я взглянул на часы, спускаясь вниз.

— И что?

— Я вошел и…

— Дверь была закрыта?

— Что? Да.

— Точно?

— Точно. В холле было темно. Только немного лунного света падало на пол и маленький лучик с лестницы… Я хорошо знаю расположение комнат в доме, но помню, что я вытянул руку, чтобы нащупать дверную ручку. У меня очки, вы видите…

— Да. А когда вы нашли дверную ручку, что вы сделали?

— Я открыл дверь.

— И закрыли ее за собой?

— Да. Конечно. Иэн сидел за столом… Я подошел к нему и… — Он спрятал лицо в ладонях.

Паркер смотрел на него, сморщив брови.

— И вы его убили, да?

— Да… — прошептал Спарроу и медленно поднял голову.

— Как жаль, — сказал Паркер, — что я не могу вам поверить. Когда вы вошли в эту комнату, ваш коллега был мертв уже полчаса.

— Как это? — Спарроу машинально поправил очки и наклонился вперед. — То есть, как это — мертв?

— Мертв. Он погиб до 11.15. Если вы теперь хотите вернуть свои слова назад и сообщить, что вы не разговаривали с профессором Гастингсом и со своей женой с 10.40, то есть с той минуты, когда, как нам известно, Иэн еще был жив, и вплоть до 11.40, то есть до той минуты, когда, как мы знаем, он уже полчаса был мертв, тогда я охотно выслушаю ваше описание того, как вы совершили преступление. Но мне кажется, что это бессмысленно, поскольку оба собеседника подтвердят ваши слова. Я думаю, что вы не солгали, потому что вы не очень хороший лжец, и вам не пришло бы в голову впутывать в это других лиц. У вас нет ни малейших шансов стать убийцей Иэна Драммонда, хотя вы уже второй, кто сегодня в этом признается.

На лице Спарроу отразилось огромное и искреннее облегчение. Он выглядел как человек, который приготовился посвятить все, что ему дорого, ради какой-то цели, и вдруг оказалось, что это невозможно.

— Кто? — спросил он едва слышно. — Кто признался в убийстве Иэна?

— Ваша жена, Люси Спарроу! — сказал Паркер. — А призналась она потому, что была уверена, что это вы его убили, господин профессор! Но вовсе не о ней вы заботитесь! Вы выгораживаете вовсе не ее, а кого-то другого, кто, по вашему мнению, убил Иэна Драммонда ее скальпелем, подбросил на место преступления вот это… — он открыл платок и показал рубиновый кулон, — а потом затолкал под ее шкаф окровавленную резиновую перчатку из ее чемоданчика! Вы очерняете память человека, с которым вас много лет объединяла общая работа, вы потворствуете тому, чтобы вещественные доказательства указывали на вашу жену, и лжете в глаза людям, ведущим расследование! Неужели до этого может довести человека любовь, господин профессор, мистер Гарольд Спарроу?

И тут профессор Гарольд Спарроу сломался. Отрывистыми предложениями он начал рассказывать о себе, о своей жизни, о том, как он познакомился с Сарой Драммонд и как постепенно он, человек, который в течение всей своей жизни не совершил ни одного, даже самого мелкого поступка, которого мог бы стыдиться, начал жить двойной, фальшивой жизнью.

— Вообще-то… Я виделся с ней всего лишь несколько раз… потом она стала сторониться меня… а я… я не мог не думать о ней. Наконец… я написал ей письмо в Лондон. Я писал, что сойду с ума… что я не знаю, что со мной происходит… что я уже не могу больше смотреть в глаза Иэну и… и Люси… Я не рожден для такой жизни…

Алекс, который в своей жизни видел множество мужей и жен, для которых все это не составляло бы ни малейшей проблемы и нисколько не мешало бы их гармоничной супружеской жизни, глядя на профессора, в глубине души хорошо понимал его. Гарольд Спарроу не был ни соблазнителем, ни лжецом. Его трагедия стала следствием его порядочности, следствием невозможности совмещать ложь с правдой.

— Она приехала вчера, — продолжал Спарроу, — и после ужина мы встретились в парке. Я хотел уехать с ней, убежать отсюда, от этой ужасной жизни. Но она сказала, что очень многое поняла в последнее время, что она любит Иэна и хочет с ним остаться. Она просила меня, чтобы я ушел, чтобы я был мужчиной. Она умоляла меня все сохранить в тайне. Я обещал ей это, но решил уйти. Здесь как раз был Гастингс, который предлагал мне выезд в Соединенные Штаты. Я согласился, когда он пришел ко мне вечером. Потом я вошел к Люси и сказал ей… — он умолк и потер ладонью лоб. — Как я мог? Ведь она… она хотела пойти на виселицу ради меня, а я… я…

Паркер не прерывал. Он стоял, выпрямившись, напротив сидящего профессора и смотрел на него в упор, ни на секунду не спуская глаз.

— …я сказал ей, что между нами все кончено. Что я не люблю ее больше, хотя уважаю и не имею никаких претензий. Я сказал, что намерен уехать и что я возвращаю ей свободу…

— А она?

— Она? Она тихо заплакала. Потом спросила меня, есть ли в моей жизни кто-то другой? Я ответил, что да. Я не мог ей солгать, хотя и не дал понять, о ком идет речь. Я сказал, что не смогу жить с ней под одной крышей, думая о другой женщине. Что это нечестно. А она… она сказала, что никогда не перестанет меня любить и верит, что я к ней вернусь… Потом я вышел. Мне было очень тяжело. Я сел в своей комнате и думал о том, правильно ли я поступил. Я начал колебаться. Но было уже поздно.

Я сошел вниз. Меня ждал разговор с Иэном. Я решил, что ничего не буду ему объяснять, а лишь скажу, что мои личные дела вынуждают к отъезду и что я еду в Америку. Разумеется, я никогда не передал бы американцам того, что было предметом наших исследований. Я знал, что Иэн сам все доведет до конца. Правда, Гастингс хотел, чтобы я принял на себя руководство исследовательской лабораторией в Филадельфии и продолжал там то, что мы здесь начали, однако есть и другая область исследований, над которой мы с Иэном не работали и которая очень меня привлекает. Думаю, я смог бы добиться в ней успехов… Когда я вошел, Иэн сидел за столом. В его спине я увидел скальпель… Я не мог пошевелиться. Я стоял, словно окаменев… Потом я решил, что надо что-то делать. Ведь скальпель… Скальпель принадлежал Люси. Я прикоснулся к нему, потому что мне вдруг пришло в голову, что я должен его спрятать… Кто-то, наверно, хотел, чтобы… Разные мысли мелькали в моей голове… Но скальпель застрял так прочно… Это было ужасно… Я оставил свои попытки и бегом бросился наверх. Я вошел в свою комнату, но сразу вышел и постучался к Гастингсу. Теперь я уже не имел права уехать… Кто бы тогда закончил нашу работу? Несмотря ни на что: ни на то, что случилось, и ни на то… что еще случится, эта работа важнее жизни одного или двух людей. Кроме того, — он опустил глаза, — Иэн верил, что это очень нужно людям… Я должен закончить за него эту работу… Только этим я мог бы искупить… хотя знаю, что ничто никогда не исправит того, что я сделал…