Джон Карр - Отравление в шутку Страница 29

— Джефф! — окликнула она шепотом, и я остановился. — Джефф, могу я минутку поговорить с тобой наедине?

Я задержался, тогда как остальные начали спускаться по лестнице. Мэри подождала, пока они дойдут до нижнего этажа, и положила мне руку на плечо.

— Джефф, ты должен что-то сделать. Это ужасно! Кларисса пьяна!

— Пьяна?

— Да. И я боюсь ее. Она все еще в комнате Джинни, и я опасаюсь, что она выйдет оттуда и папа ее увидит. В бутылке, которую Кларисса держала в бюро, было около полпинты виски. Она ее достала и…

— Ну, — неуверенно сказал я, — может, ей пойдет на пользу, если она запрется в комнате и напьется. Это поможет ей забыться.

— Нет! Ей стлало хуже! Она плетет невесть что и прячет ключ, чтобы я не могла ее запереть. Я боюсь, что она спустится в погреб за папиной выпивкой и он столкнется с ней. Это будет хуже всего. Почему в этом доме все сваливают на меня? Может быть, ты поднимешься и попробуешь что-нибудь сделать?

Разумеется, сделать я ничего не мог. Но я помнил известную латинскую поговорку и подумал, что из прекрасной Клариссы в таком состоянии можно будет вытянуть правду. Поэтому я последовал за Мэри наверх.

По какой-то непонятной причине я всегда рассматривал этот маршрут — вверх по чердачной лестнице, по циновкам и скрипучим половицам, в призрачных отсветах цветного стекла — как прелюдию к ужасам этого дома. Здесь ничего не происходило и не должно было произойти, пока стрелки часов не покажут половину пятого. Но вместо тиканья часов мне слышалось нечто вроде стука колес поезда, становившегося все громче и быстрее. Если бы я оторвал взгляд от часов, то наверняка закричал бы от ужаса в холодном сумраке мансарды, так как увидел бы верстак, на котором горела свеча и лежал топорик.

Я постучал в дверь комнаты Джинни и шагнул внутрь. Мэри осталась снаружи.

— Входите, великий детектив! — приветствовала меня Кларисса. — Ха-ха!

Она сидела в мятом пеньюаре в плетеном кресле у газового камина. Ее глаза затуманились, рот стал дряблым, но Кларисса оставалась гранд-дамой и смотрела на меня насмешливо и покровительственно. Сидя прямо и вцепившись в подлокотники, она напоминала королеву на троне.

— Все это чушь собачья, верно?.. Присаживайтесь, — пригласила Кларисса, указывая царственным жестом на соседний стул. — Я бы предложила вам выпить, но здесь остались капли.

— Чувствуете себя лучше?

— «Не стану ничего менять, поскольку мне на все плевать»,[35] — с удовлетворением процитировала она. — Уолтер мертв, но что из того? Сейчас я ничего не чувствую, хотя я любила его. Вы это знаете?

— Да, конечно.

— Я любила его, — повторила Кларисса, уставясь на огонь и кивая, — но, увы, он не был бесшабашным донжуаном. А мне нравятся донжуаны. Но все это чепуха. — Она начала смеяться, но сдержалась. — Теперь все будут делать то, что скажу я. Уолтер был состоятельным человеком и оставил все мне. Я это знаю. Больше не будет упреков, когда мне захочется немного выпить, как цивилизованному человеку. Я цивилизованная, а они нет. Теперь я хозяйка в этом доме. Ха-ха! Забавно…

Внезапно ее глаза наполнились слезами.

— Но они не должны так говорить об Уолтере. Если бы папы и мамы не было в живых, мы могли бы уехать. Но пока они живы, я не могла. Не знаю почему — иногда я их ненавижу, но бросить не в состоянии. Только я бы не хотела путешествовать с Уолтером. Я бы стыдилась его. Я хочу уехать одна!

— Успокойтесь! — сказал я, так как хнычущий голос становился все громче.

— Я боюсь, они подумают, что я это сделала, — продолжала Кларисса. — Потому что у меня была возможность. И я часто думала, что, если бы папа, мама и Уолтер умерли, я могла бы уехать и сказать остальным: «Ха-ха!» И мне казалось, что все читают мои мысли.

— Возьмите себя в руки! Слышите?

Кларисса быстро заморгала. Я сделал ошибку, придя сюда. В одиночестве она позволила бы виски защитить ее от страхов, а теперь впадала в истерию. При моем окрике она испуганно отпрянула и попыталась принять величественную позу. Я чувствовал тошноту.

В наступившем молчании слышалось только шипение газа. Кларисса взяла стакан, наполовину наполненный виски с содовой, и осушила его.

— Ну, — заговорила она с мрачной решимостью, — со мной им будет не так легко, как с Уолтером. Я знаю, что Мэтт подделывал счета Уолтера, но меня ему не одурачить. И больше никаких нарядных платьев для Джинни по сто-двести долларов…

Вскоре мне удалось ее успокоить. Пытаться выудить какую-то информацию из ее дикой болтовни было бесполезно, и тем не менее она мимоходом сделала несколько замечаний, которые могли оказаться очень важными.

— Более того, — повысила она голос, когда я направился к двери. — Сегодня утром я много думала, и у меня возникла недурная идея насчет того, кто все это проделывает…

Я остановился.

— Нет, сейчас я ничего не скажу, — злорадно усмехнулась Кларисса. — Всему свое время. Но не забывайте, что я находилась в комнате, смежной с ванной, когда кто-то добавил яд в бутылку с бромидом. Это было во второй половине дня, и я находилась там…

— Если вы что-то знаете, Кларисса…

Она выпятила нижнюю губу, и ее лицо стало угрюмым и безобразным. Ни такт, ни напор не могли заставить ее говорить. Она уставилась в свой стакан, что-то бормоча себе под нос. Я покинул ее, свернувшуюся калачиком у огня.

Мэри с беспокойством ожидала в коридоре. При тусклом свете она выглядела еще более расстроенной, но согласилась, что сделать ничего нельзя и что единственно возможный образ действий — оставить Клариссу наедине с ее пьяными размышлениями.

Мэри вернулась в кухню, а я спустился в библиотеку. Кто-то слегка касался клавиш рояля в гостиной — вероятно, Джинни или Росситер. Я надеялся, что Росситер не досаждает Риду и Сардженту. Он мог быть глупцом или умницей, но его контакты с подобными людьми всегда были чреваты взрывом. К тому же его привычка появляться внезапно в самых невероятных местах и приветствовать всех странными вопросами действовала на нервы. Это было все равно что подвергаться преследованию неуклюжего призрака.

Когда я открыл дверь библиотеки, то услышал громкие голоса. Рид и Сарджент спорили — первый расхаживал по комнате походкой терьера, а второй с мрачным видом сидел в большом кресле у стола.

— Закройте дверь, — приказал Рид, выпятив шею и сердито глядя на меня сквозь очки в золотой оправе. — Где вы были?

— Навещал миссис Туиллс.

— Ну? — осведомился Рид, стуча по столу костяшками пальцев.

— Она что-то знает или просто пьяна и думает, что знает. Кларисса где-то откопала полпинты виски и вроде бы начинала становиться разговорчивой, но потом снова закрылась, как устрица.

— Хм. — Рид попытался жевать свои бакенбарды. — Мы с Джо тут поговорили, и мне кажется, что пришло время выложить карты на стол… Нас никто не может подслушать?

— Думаю, что нет.

Рид склонил голову набок.

— Отлично. Вы сказали, что говорили с Клариссой? Можете держать пари, что отравитель — не она, а?

Глава 15

КРОВЬ И ВИСКИ

— Это не сработает, док! — запротестовал Сарджент. — У вас нет никаких доказательств.

— Ваша беда в том, — отозвался Рид, — что вы не понимаете Клариссу. А я знал ее с младенчества. Вам достаточно хорошенького личика, жеманной улыбки и слов о том, какой вы крутой мужчина… Тьфу!

— Что у вас имеется против нее, доктор, помимо предубеждений? — спросил я, опередив Сарджента.

— Хм! Это уже лучше. А вы, Джо, выбросьте из головы романтическую чушь и послушайте меня. Эта женщина опасна. У нее комплекс королевы Елизаветы. Она смотрит дурацкие фильмы про Ривьеру, титулованных особ и ухажеров во фраках, с кашей во рту и считает себя повелительницей их всех. При этом у нее был муж, отнюдь не похожий на киногероя, родители, не считавшие ее киногероиней, и ей все это осточертело… Погодите! — Он раздраженно махнул рукой Сардженту. — Вы собираетесь спросить меня, почему она не уехала, верно? В том-то и вся загвоздка! Не думайте, что я раньше не сталкивался с подобными случаями. Пятнадцатилетние провинциальные девочки, мечтающие уехать в большой город… Пока их родители живы, они скандалят и негодуют, но чувствуют себя обязанными работать в магазине за пять долларов в неделю, чтобы помогать им. А самое странное в том, что они скорее убили бы родителей, чем отказались им помогать! Если бы родители умерли, их совесть была бы спокойна, так как помочь им уже было бы невозможно.

Такие девушки убедили бы себя, что это суд Божий, что теперь они свободны и могут ехать куда хотят. Для них важны семейные узы. Они не хотят освободиться по собственной воле и просто убежать, так как узы при этом никуда бы не делись. Другое дело — если родители умерли… Я не слишком силен в объяснениях — предоставляю это адвокатам. Но для меня все ясно как день.