Агата Кристи - Том 4 Страница 3

– А что бы произошло, если бы он не составил новое завещание? – глубоким голосом осведомилась Мод Эбернети. – Я имею в виду, все бы отошло к Тимоти как к ближайшему родственнику?

Мистер Энтуисл открыл рот, чтобы дать разъяснения относительно проблемы ближайшего родственника, но передумал и быстро продолжил:

– По моему совету, Ричард решил составить новое завещание. Но прежде всего он хотел поближе познакомиться с младшим поколением.

– Он «опробовал» всех нас, – со смехом сказала Сьюзен. – Сначала Джорджа, потом Грега и меня, а затем Розамунд и Майкла.

Худое лицо Грегори Бэнкса покраснело.

– Не думаю, что тебе следует использовать подобные выражения, Сьюзен, – резко заметил он. – «Опробовал» – вот еще!

– Но ведь так оно и было, верно, мистер Энтуисл?

– Он оставил мне что-нибудь? – повторила Кора.

Мистер Энтуисл кашлянул и холодно произнес:

– Я намерен выслать всем вам копии завещания. Если хотите, я могу прочитать его целиком теперь же, но боюсь, что юридическая терминология покажется вам не вполне ясной. Вкратце все сводится к следующему. Помимо ряда маленьких сумм и одной весьма значительной, на выплату ежегодного дохода Лэнскому, все состояние – весьма и весьма солидное – должно быть разделено на шесть равных частей. Четыре из них после уплаты всех налогов переходят к брату Ричарда, Тимоти, его племяннику Джорджу Кроссфилду, племяннице Сьюзен Бэнкс и другой племяннице, Розамунд Шейн. Оставшиеся две части должны быть доверены банковской опеке, и пожизненный доход с них будет выплачиваться миссис Элен Эбернети, вдове его брата Лео, и его сестре миссис Коре Ланскене. После их смерти капитал должен быть поделен между четырьмя другими наследниками или их потомками.

– Прекрасно! – одобрила Кора Ланскене. – А каков размер дохода?

– Я… э-э… в настоящее время не могу сообщить точные цифры. Налоги на наследство, разумеется, будут очень большими, и…

– Но хоть намекнуть вы можете?

Мистер Энтуисл понял, что любопытство Коры придется удовлетворить.

– Возможно, от трех до четырех тысяч в год.

– Отлично! – воскликнула Кора. – Поеду на Капри!

– Как щедро со стороны Ричарда, – мягко заметила Элен Эбернети. – Я очень ценила его привязанность ко мне.

– Он очень любил вас, – сказал мистер Энтуисл. – Лео был его любимым братом, и после его смерти Ричард всегда радовался вашим визитам.

– К сожалению, я не понимала, насколько тяжело он болен, – промолвила Элен. – Я виделась с ним незадолго до смерти, но думала, что у него нет ничего серьезного.

– Ричард не любил говорить о своей болезни, – объяснил мистер Энтуисл. – Едва ли кто-нибудь ожидал, что конец наступит так скоро. Я знаю, что врач был удивлен.

– «Скоропостижно, у себя дома» – так было сказано в газете, – кивнула Кора. – Я тоже удивилась.

– Для всех нас это было потрясением, – добавила Мод Эбернети. – Бедный Тимоти страшно расстроился. Все это так неожиданно.

– Но ведь все удалось замять, не так ли? – осведомилась Кора.

Все уставились на нее – она казалась слегка возбужденной.

– Думаю, вы все понимаете, – быстро продолжала Кора. – Огласка была бы неприятной для всех. Это не должно выходить за пределы семьи.

На лицах остальных отразилось недоумение. Мистер Энтуисл склонился вперед:

– Боюсь, Кора, я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

Кора Ланскене окинула родственников удивленным взглядом и, словно птица, склонила голову набок.

– Но ведь его убили, не так ли? – сказала она.

Глава 3

Возвращаясь в Лондон в вагоне первого класса, мистер Энтуисл с беспокойством размышлял о странном замечании Коры Ланскене. Конечно, Кора была глупой и весьма неуравновешенной особой и даже в детстве отличалась склонностью не к месту резать правду-матку. Впрочем, в данном случае «правда» было неподходящим словом. Лучше сказать «неуместные замечания».

Энтуисл припомнил то, что последовало за вышеупомянутым замечанием. Изумленные и неодобрительные взгляды заставили Кору осознать чудовищный смысл своих слов.

– Право, Кора! – воскликнула Мод.

– Моя дорогая тетя Кора… – начал Джордж.

– Что вы имеете в виду? – осведомился кто-то еще.

Кора Ланскене разразилась потоком отрывочных фраз:

– О, я очень сожалею… Я не имела в виду… Конечно, с моей стороны это глупо, но я поняла по его словам… Я знаю, что все в порядке, но его смерть была такой внезапной… Пожалуйста, забудьте все, что я сказала… Я знаю, что всегда говорю глупости…

Недолгое смущение сменилось практичной дискуссией о том, что делать с личным имуществом покойного Ричарда Эбернети. Мистер Энтуисл указал, что дом вместе со всем содержимым должен быть выставлен на продажу.

Злополучная выходка Коры была забыта. В конце концов, Кора всегда отличалась сверхнаивностью. Она понятия не имела, что следует говорить, а что нет. В девятнадцать лет это не представлялось таким уж важным. В этом возрасте еще могут сохраняться манеры enfant terrible,[1] но к пятидесяти годам они становятся абсолютно неуместными. Вот так резать правду-матку…

Течение мыслей мистера Энтуисла резко остановилось. Уже второй раз ему в голову пришло тревожное слово «правда». А почему, собственно говоря, тревожное? Да потому, что наивные замечания Коры если и не оказывались правдивыми, то всегда содержали крупицу правды, что и делало их такими неудобоваримыми!

Хотя в полной сорокадевятилетней женщине мистер Энтуисл не мог различить особого сходства с неуклюжей девочкой давно прошедших лет, в поведении Коры многое оставалось прежним – например, привычка по-птичьи склонять голову набок, произнося самые неуместные замечания с видом радостного предвкушения бурного протеста. Именно таким образом Кора однажды охарактеризовала фигуру судомойки: «Молли едва удается пролезть за кухонный стол, настолько у нее вырос живот. И это всего за последние два месяца! Интересно, с чего она так толстеет?»

Кору быстро заставили умолкнуть. В доме Эбернети царили викторианские традиции. Судомойка исчезла на следующий день, а после тщательного расследования второму садовнику приказали сделать из нее порядочную женщину и преподнесли ему для этой цели коттедж.

Далекие воспоминания – но в них есть свой смысл…

Мистер Энтуисл задумался о причине своего беспокойства. Что именно в нелепых замечаниях Коры вызвало у него подсознательную тревогу? Возможно, он выделил две фразы: «Я поняла по его словам…» и «Его смерть была такой внезапной…».

Сначала мистер Энтуисл задумался над второй фразой. Да, в некотором смысле смерть Ричарда можно считать внезапной. Мистер Энтуисл обсуждал здоровье Ричарда и с ним самим, и с его врачом. Доктор ясно дал понять, что его пациенту нечего рассчитывать на долгую жизнь. Если мистер Эбернети будет следить за собой, то сможет прожить два или, может быть, три года. Возможно, еще больше, но это маловероятно. Однако доктор не предвидел никаких катастроф в ближайшем будущем.

Ну, доктор ошибся, но ведь врачи сами признают, что не могут полностью предвидеть индивидуальную реакцию пациента на болезнь. Иногда безнадежные больные неожиданно поправляются, а пациенты, находящиеся на пути к выздоровлению, напротив, внезапно умирают. Многое зависит от воли к жизни самого больного.

А Ричард Эбернети, хотя и был сильным и энергичным человеком, не имел особых стимулов к жизни.

Полгода назад его единственный сын Мортимер заболел детским параличом и умер в течение недели. Шок, вызванный его смертью, усиливало то, что он был крепким и здоровым молодым человеком. Отличный спортсмен, Мортимер принадлежал к людям, о которых говорят, что они ни разу в жизни не болели. Он собирался обручиться с очаровательной девушкой, и все надежды Ричарда были сосредоточены на горячо любимом и никогда не разочаровывавшем его сыне.

Но вместо этого произошла трагедия. Остро переживая личную утрату, Ричард Эбернети перестал интересоваться будущим. Один его сын умер во младенчестве, другой скончался, не оставив потомства. У него не было внуков. Фактически после него уже некому было носить фамилию Эбернети, а ведь он располагал крупным состоянием и имел обширные деловые интересы, в определенной степени контролируя крупный бизнес. Кто же мог унаследовать это состояние, бизнес и деловые интересы?

Энтуисл знал, что это постоянно беспокоило Ричарда. Его единственный оставшийся в живых брат был практически инвалидом. Оставалось младшее поколение. Его друг никогда не говорил об этом, но адвокат полагал, что Ричард намерен выбрать главного наследника, хотя оставил бы определенные суммы и другим родственникам. Энтуисл знал, что в последние полгода Ричард по очереди приглашал погостить своего племянника Джорджа, племянницу Розамунд с мужем, а также свояченицу, миссис Лео Эбернети. Адвокат полагал, что Эбернети подыскивал наследника среди первых троих. Элен он пригласил просто из чувства привязанности и, может быть, намереваясь с ней посоветоваться, так как Ричард всегда был высокого мнения о ее уме и суждениях. Мистер Энтуисл также припомнил, что в течение этих шести месяцев Ричард нанес краткий визит своему брату Тимоти.