Агата Кристи - Унесенный потоком Страница 3

Он вспомнил шуршание газеты, неожиданно отвисшую челюсть Портера и выражение испуга на его лице.

Но не это волновало Пуаро. Он думал об энергичной женщине средних лет, только что ушедшей от него. Спиритический жаргон, рассеянность, развевающийся шарф, цепочки и амулеты вокруг шеи — и, как бы в противовес этому, неожиданно трезвый пронзительный взгляд бледно-голубых глаз.

«Зачем она приходила ко мне? — спросил он себя. — Интересно, что же происходит… — он взглянул на оставленную визитную карточку, — …В Уормсли-Уэйл?»

Ровно через пять дней в какой-то вечерней газете Пуаро увидел небольшое сообщение о смерти некоего Энока Ардена в Уормсли-Уэйл, небольшой деревне, всего в трех милях от популярного Уормсли-Хита, где была расположена известная школа игры в гольф.

И Эркюль Пуаро вновь задал себе вопрос:

«Интересно, что же происходит в Уормсли-Уэйл?»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

В Уормсли-Хите находились: школа игры в гольф, два отеля, несколько очень дорогих современных вилл, расположенных по дороге к школе, ряд магазинов, бывших некогда до войны богатыми, и железнодорожная станция, от которой налево начиналось шоссе на Лондон, а направо — дорожка через поля, у которой стоял указатель «Пешеходная тропинка к Уормсли-Уэйл».

Уормсли-Уэйл, небольшая деревушка, затерявшаяся среди заросших холмов, была полной противоположностью Уормсли-Хиту. В сущности, это был крошечный городок со старым рынком, постепенно деградировавший до уровня деревни, на главной улице которой располагались георгианские дома, несколько трактиров и магазинчиков. Несмотря на небольшое расстояние от Лондона, всего каких-то 28 миль, атмосфера ее была проникнута духом захолустья. А сами жители Уормсли-Уэйл были едины в своей ненависти к растущим, подобно грибам, новостройкам Уормсли-Хита.

На окраинах деревни возвышались красивые дома с прекрасными старыми садами. В один из этих домов, Уайт-хаус, ранней весной 1946 года, демобилизовавшись из военно-морского флота, вернулась Линн Марчмонт.

На третье утро после возвращения домой она окинула взглядом из окна спальни пространство от запущенной лужайки вниз до вязов на лугу и счастливо вздохнула. Было приятное неяркое утро, наполненное запахом вспаханной мокрой земли. Именно этот запах жил в ее душе последние два с половиной года.

Как приятно вновь оказаться дома, в своей маленькой спальне, о которой она так часто вспоминала во время службы на флоте! Как приятно снять мундир, одеть твидовую юбку и джемпер и выйти на улицу, даже не обращая внимания на расплодившуюся мошкару!

Как хорошо вновь чувствовать себя свободной женщиной, хотя заморская служба, стоит признаться, доставляла немало удовольствия. Была интересная работа, бывали веселые вечеринки, но были также утомительные будни, да и сослуживцы часто досаждали. Так хотелось порой от этого избавиться!

К тому же пряный восточный зной, такой непохожий на родные туманы, заставлял ее сильно скучать по своему городку, вспоминать старый, дышащий приятным спокойствием дом и свою мать.

Линн любила свою мать и одновременно испытывала к ней раздражение. Вдали от дома добрые чувства к матери почти победили это раздражение. Линн лишь изредка вспоминала о том, что дорогая мамочка порой может совершенно свести с ума! В такие моменты девушка была готова отдать все, лишь бы не слышать ее мягкий жалобный голос, произносящий бесконечные банальности! И все же как это было хорошо — вновь оказаться дома и никогда, никогда больше не покидать его!

И вот служба позади. Она вновь свободна и снова в своем родном Уайт-хаусе. Она вернулась всего лишь три дня назад, но былое чувство неудовлетворенности уже опять стало закрадываться ей в душу. Все было по-прежнему — слишком уж по-прежнему. Тот же дом, мама, тот же Роули с его фермой, те же родственники. Единственный, кто изменился, так это она…

— Дорогая… — с лестницы прозвенел голос миссис Марчмонт. — Что скажет моя девочка, если я принесу ей завтрак в постель?

— Конечно нет, — резко крикнула Линн. — Я спускаюсь вниз.

«Ну почему, — подумала она, — мама говорит «моя девочка»? Это же так глупо!»

Линн сбежала вниз и вошла в столовую. Завтрак не слишком обрадовал ее. Линн уже поняла, как трудно нынче доставать продукты. Четыре раза в неделю по утрам к ним приходила какая-то женщина, на которую, впрочем, вряд ли можно было положиться. Остальное время миссис Марчмонт была в доме одна, разрываясь между стряпней и уборкой. Когда родилась Линн, ей было уже около сорока, да и здоровье ее ухудшалось. Линн с ужасом обнаружила, что их финансовое положение тоже изменилось. Небольшой, но вполне достаточный доход, который до войны давал им возможность спокойно существовать, из-за налогов сократился почти наполовину. А еще ведь выросли налоги и цены.

«О! Дивный новый мир! — мрачно думала Линн, скользя взглядом по колонкам ежедневной газеты. — Бывший военный летчик ищет место, где требуется инициативный и энергичный работник… Бывшая служащая ВМФ ищет работу, где требуются организаторские способности.»

Предприимчивость, смелость, инициатива — вот предлагаемый товар. А что требуется? Люди, умеющие готовить и убирать, знающие стенографию, то есть обыкновенные рабочие лошадки, обыкновенная прислуга.

Впрочем, это ее совсем не волновало. У нее уже все решено. Она выйдет замуж за своего двоюродного брата, Роули Клоуда. Они были помолвлены семь лет тому назад, как раз накануне войны. Насколько она себя помнит, она всегда стремилась выйти замуж за Роули. Она покорно согласилась с его выбором — заниматься фермерством. Это спокойная жизнь — возможно, трудная и малоинтересная, — но они оба любили животных и свежий воздух.

Правда, возможности их были уже не те, что раньше… Дядя Гордон всегда обещал…

Как бы угадывая ее мысли, раздался жалобный голос миссис Марчмонт:

— Как я тебе писала, Линн, дорогая, для всех нас это был настоящий удар. Гордон всего два дня как приехал в Англию. Мы даже не успели повидаться с ним. Если б он только не задержался в Лондоне, а сразу же отправился прямо сюда…

«Да, если б только…»

И вдали от дома Линн была, конечно, потрясена и опечалена известием о смерти своего дяди, но истинное значение происшедшего она стала понимать только вернувшись.

Насколько она себя помнит, в ее жизни, в жизни их всех неизменно господствовал Гордон Клоуд. Богатый бездетный мужчина взял всех родственников под свое крыло.

Даже Роули… Роули вместе со своим другом Джонни Вавасуром решили стать фермерами. Их капитал был невелик, но они были полны надежд и энергии, и Гордон Клоуд всячески поддерживал эти стремления.

Ей же он прямо сказал:

— Без капитала в сельском хозяйстве не сделаешь ни шагу, но сначала необходимо выяснить, действительно ли эти ребята имеют серьезные намерения. Если я обеспечу их деньгами сейчас, то не получу ответа в течение многих лет. Если же увижу, что они могут справиться с трудностями, тогда, Линн, не стоит волноваться. Я им окажу необходимую финансовую помощь. Так что, моя девочка, не думай плохо обо мне. Кстати, именно такая жена, как ты, нужна Роули. Но пока молчи о том, что я тебе сказал.

Она так и сделала, хотя Роули сам догадался об истинных намерениях своего дядюшки. Он должен был доказать старику, что Роули и Джонни — хорошее и надежное вложение средств.

Да, они все зависели от Гордона Клоуда, хотя не были ни нахлебниками, ни бездельниками. Джереми Клоуд был старшим компаньоном в адвокатской конторе, Лайонел Клоуд был практикующим врачом.

Но ведь это так важно — каждый день быть твердо уверенным, что деньги есть, что никогда не возникнет необходимость как-то ограничивать себя или экономить, что будущее обеспечено, а Гордон Клоуд, бездетный вдовец, позаботится обо всем. И он сам неоднократно уверял их в этом.

Его овдовевшая сестра, Адела Марчмонт, осталась в Уайт-хаусе, хотя, наверное, могла переехать в более скромный домик. Линн ходила в лучшие школы и, если б не война, она могла бы получить прекрасное образование. От дяди Гордона с удивительным постоянством поступали средства на мелкие расходы.

Все было так хорошо устроено! И вдруг неожиданная женитьба Гордона Клоуда!

— Конечно, дорогая, — продолжала Адела, — мы были просто поражены. Мы всегда были уверены, что Гордон никогда больше не женится. У него ведь были гак сильны семейные привязанности…

Да, подумала Линн, это верно. Может быть, семейные привязанности были даже слишком сильны?

— Он всегда был добр, — продолжала миссис Марчмонт, — хотя временами и казался тираном. Он терпеть не мог обедать за полированным столом и постоянно требовал накрыть его старинной скатертью. Кстати, как-то из Италии он прислал мне удивительно красивые венецианские кружева.